Владимир Васильев - Шуруп
Вместе с Виталием на курсе отучилось две тысячи человек (поступило больше, но до выпускных экзаменов дошло именно столько). На Лорею и Дварцию отобраться предстояло примерно двум десяткам. Одному проценту.
Во флот в целом – процентам пятнадцати-двадцати. Основную массу ждала служба в шурупах, однако всем было прекрасно известно, что хорошая сумма баллов весьма способствует зачислению во флот, но отнюдь не гарантирует это. С первой двадцаткой всё было ясно; ниже двадцать пятого результата шансы наверняка отобраться в гвардию резко падали.
Угодить во флот смело мог надеяться любой, кто вошёл в первую полутысячу, то есть четверть всего курса. Нередко во флоте оставались и несколько счастливцев с четырёхзначным итоговым местом. В этом-то и заключалось выпускное шоу: надежды питали многие, и это были вполне обоснованные надежды, только шансы на счастливый исход у курсантов сильно разнились. Однако даже у показавшего последний результат выпускника эти шансы всё равно существовали.
После завтрака, получасовой паузы и предварительного построения, весь выпускной курс в полном составе (за исключением загремевших в госпиталь и заваливших экзамены), собрали в огромном актовом зале. На просторной сцене, справа, боком к зрителям, расположилась выпускная комиссия и прочий президиум; в левую часть вызывали распределяемых, по пятьдесят душ за раз. Распределяемые в новеньких лейтенантских мундирах строились напротив президиума, выпячивали грудь и таращили взгляды на начальство. Офицер-распорядитель после непременного: «Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!», поворачивался к президиуму, делал два чётких шага и с ладонью у козырька докладывал начальнику выпускной комиссии, что такая-то полусотня выпускников для распределения построена. После чего из-за кулис на сцену по очереди выныривали покупатели, вставали по центру и зачитывали список мобилизуемых. Названные выходили из строя, получали мобпредписания, шевроны с эмблемой полка и строились в сторонке, после чего уводились покупателем опять же за кулисы. Уводились пока понарошку, в порядке действа: предстоял ещё общий выпускной бал, но в актовый зал «купленные» лейтенанты уже не возвращались, отправлялись прямо в столовую, к накрытым праздничным столам, где первым делом обмывали шевроны, в этот день – совершенно легально.
В каждой полусотне, как правило, оставалось несколько «некупленных» лейтенантов; они продолжали стоять на сцене и пристраивались к очередной поднявшейся из зала полусотне. Некоторые выпускники проводили на сцене до шести смен, но чаще покупались во время второго-третьего прохода, если не в первом.
Распределение по традиции начинали снизу, с наименее успешных выпускников, поэтому Виталию довольно долго пришлось маяться в зале. Задние ряды постепенно пустели, но каждый из зрителей прекрасно сознавал: чем дольше его не вызывают на сцену, тем лучше, поэтому все инстинктивно помалкивали и даже шевелиться избегали, словно надеялись, что так их подольше не заметят.
Нервная это была процедура, изрядно нервная. Молчаливое напряжение в зале медленно нарастало по мере приближения к голове списка.
Лёгкий шепоток пробежал по первым рядам зала только когда на сцену, наконец, вышел покупатель во флотской форме. Теперь процедура пошла веселее – не в шурупы же покупают! Купленные в этот проход лейтенанты лучились от счастья и мысленно благодарили судьбу с удачей за то, что распределяются во флот.
К исходу второго часа зал практически опустел. Только сейчас настало время подняться на сцену и первой полусотне. К этому моменту покупатель Рублёвского полка уже удалился, зато оставались представители Троицкого, Успенского и Преображенского. Гвардейцы из Семёновского и Измайловского к покупкам пока вообще не приступали.
Некупленных курсантов осталось пятьдесят два человека – первая полусотня и двое из второй, в том числе и Мишка Романов. Сейчас он был бледный, что простыня.
Лидеров курса приветствовали с большей помпой, нежели основную массу выпускников – сначала речь толкнул Тревис-средний, а затем не удержался от напутственного слова и ректор, адмирал Айзек Тревис. Слова его гулко отдавались в опустевшем зале.
И наконец приступили к торговле: первым к строю выпускников вышел преображенец и быстро вызвал девятерых. Строй несколько поредел, перед комиссией осталось сорок три лейтенанта.
В Троицкий купили двенадцать человек. В Успенский – десять.
«Очко, – подумал Виталий, пребывающий в лёгкой эйфории. – Двадцать один курса… пардон, лейтенант – в гвардию. И я среди них. ёлки-палки, как же я мечтал об этом, а вот сбылось – и не верится…»
По правде говоря, последние пару дней Виталий не особенно нервничал. Не зря же фон Платен заставил его написать рапорт на имя Тревиса-старшего. В принципе, Виталий осознал, что пристроен, и пристроен очень неплохо. Поэтому он переживал заметно меньше того же Мишки Романова, всё ещё стоящего на сцене, невзирая на итоговое шестьдесят седьмое место. Ему тоже улыбнулось счастье – распределялся в гвардию, правда, пока непонятно в какой полк, Семёновский или Измайловский.
Насчёт себя Виталий практически не сомневался – раз железобетонно спокоен фон Платен – а тот был даже спокойнее, чем обычно, – значит дело реально в шляпе.
Романов с Шарафутдиновым отобрались в Измайловский. И Адмирал тоже, и Оскар Нете вместе с ними. Всего десять человек. Когда они ушли со своим покупателем и из-за кулис в центр сцены вышел семёновец, Виталий старался выглядеть таким же бесстрастным, как его будущий командир – фон Платен. Услышав свою фамилию, Виталий просто вышел из строя, чётко принял мобпредписание и шеврон и молча пристроился к уже купленным коллегам.
К однополчанам. Какое вкусное слово – однополчане!
Не удержался и украдкой взглянул на шеврон.
К несказанному удивлению Виталия вместо семёновской эмблемы на нём нашлась только короткая надпись мелким шрифтом. Собственно, это и не был шеврон, это был похожая по форме карточка из твёрдого пластика кремового цвета.
Надпись гласила: «Ничего не предпринимать, ожидать распоряжений».
«Что за ерунда? – подумал Виталий с возрастающей тревогой. – Что-то не так с моим рапортом?»
Додумать он не успел. Некупленных лейтенантов не осталось.
– Семёновцы! – громко скомандовал покупатель. – За кулисы шагом марш!
– Шебалдин, а ты задержись! – донеслось из-за стола.
Говорил Тревис-средний, начальник курса.
Виталий с тоской и тревогой проводил взглядом последнюю десятку лейтенантов, покидающих зал. Последним шёл фон Платен. Перед тем, как исчезнуть за плотной занавесью, делящую сцену на две части, он на миг задержался, взглянул прямо на Виталия и недоуменно пожал плечами. Однако особенно встревоженным Рихард тоже не выглядел, и это Виталия немного успокоило.
Комиссия и президиум начали покидать сцену, но, в отличие от выпускников, они не уходили за кулисы, а спускались в зрительный зал. Виталий одиноко торчал посреди опустевшей и потому казавшейся особенно просторной сцены – надо понимать, ждал распоряжений. Всё в точности как написано в карточке, которую ему всучили вместо шеврона.
Командование переговаривалось о чём-то своём, начальственном, но всего лишь через минуту о существовании Виталия всё же вспомнили.
– Шебалдин! – обратился к нему начальник курса.
– Я, господин контр-адмирал! – совершенно автоматически отозвался Виталий.
– Ступай ко мне в кабинет, жетон сдашь секретарю, он в курсе. Сиди там и жди, я скоро буду. Давай, аллюр три креста!
– Есть!
Недоумевающий Виталий тоже спустился в зал, не стал протискиваться мимо скопившихся в проходе перед сценой господ офицеров и адмиралов – проскочил сквозь ряды и выскользнул в вестибюль.
«Ничего не понимаю, – подумал он напряжённо. – Купили меня или нет? Да и как это возможно, чтобы не купили, если все расходятся? Ерунда какая-то…»
Перед столовой даже обычного столпотворения уже не было – почти все выпускники и преподаватели сидели в обеденном зале, обмывали шевроны. Последние запоздавшие торопливо тянулись от парадного входа к столовой.
– Щелбан, ты куда? – окликнул его Толик Коваленко.
На рукаве Коваленко красовался бледно-жёлтый шеврон Троицкого полка.
– На ковёр, – буркнул Виталий.
– В смысле? – удивился Коваленко.
– Велено дождаться начкурса в его кабинете.
– Во блин… А куда купили-то? В Измайловский? – Коваленко протянул руку и слегка развернул Виталия, так чтобы взглянуть на левый рукав мундира.
Но там шеврона, естественно, не было – никакого.
Лицо Коваленко ещё сильнее вытянулось.
– Хер его знает – куда, – вздохнул Виталий понуро.
Он хотел добавить, что вызывал его семёновец, но шеврона почему-то не вручил. А мобпредписание изучать было бессмысленно, оно не для свежеиспечённых лейтенантов, оно для полковых кадровиков и без считывателя точечного кода фиг вообще поймешь, чьё оно и что конкретно предписывает.
