Андрей Ливадный - Туманность Ориона
Рорих выглядел обескураженным.
– Очевидно, что Фаги неразумны, – продолжал развивать свою мысль Покровский. – Они – машины. На темной планете обитают те механизмы, которые обеспечивают промышленную и технологическую базу терраформирования: они поддерживают заводы, добывают металлический водород из недр газового гиганта, создают себе подобных…
– А ганианцы просто воруют их запас металловодородных плит?! – закончил его мысль Полуэктов.
– Именно. Отсюда я и делаю вывод о «неразумности» Фагов. Машинам неведом термин «воровство». Они знают, что склад должен быть полон. И пополняют запасы тем быстрее, чем больше из них украдут псевдофаги.
– Андрей Георгиевич, разве может все обстоять так просто?!
– Просто? Нет, Вадим, это кажется простым сейчас, когда некоторые вещи стали нам очевидны, и мы имеем возможность наблюдать конечный результат. Не знаю, сколько времени понадобилось ганианцам, чтобы разгадать психологию машин, но то, как эксплуатируют они ее сейчас, стоит крови, поверь.
– Но не их крови, – мрачно заметил Рорих.
– Да, скорее всего они использовали тут рабов, – кивнув, согласился Покровский. – Но люди гибли, вне всякого сомнения. Иначе как объяснить злоключения Вадима? Машины с мирными программами – они, как непуганые звери, – нужно лишь однажды причинить им вред, вмешаться в заданный их программами процесс, чтобы получить статус врага. Люди сталкивались с Фагами и уничтожали их. Отсюда и все последствия.
– Так все-таки Фаги – это машины или организмы? – спросил Рорих.
Покровский исподлобья посмотрел на него:
– Я поясню, – произнес он. – Они машины с биологическим процессором. В них нет ничего мистического, и они всё еще действуют в рамках прежних программ. Их сверхзадача состоит в том, чтобы развиться до такой степени, когда они смогут беспрепятственно воспроизводить достаточное количество себе подобных, а также содержать промышленную базу, которая позволит отрядам, действующим на втором спутнике газового гиганта, преобразовать планету, уничтожив ее исконную биосферу, и создать там новые условия для жизни, схожие с давно уже не существующим Земным Эталоном.
– А люди? – спросил Рорих.
– А что люди, – вздохнул Покровский. – Обитатели второго спутника больше не рассматриваются Фагами как «хозяева» или «создатели». Они, вероятнее всего, включены в список враждебных экзобиологических организмов. А что стало причиной этого – деформация их генетических «визитных карточек», личная вражда с машинами или же «эксперименты» ганианских пиратов, я не берусь судить…
– А пространственные формы Фагов? – напомнил ему Вадим. – Они ведь уже не похожи на мирных терраформеров?
– Естественно. Это реакция машинного анклава на внешние условия. Им потребовался источник сырья, которого оказалось недостаточно на самой планете, и они создали новую форму машин, добывающих металлический водород. Столкновение с плазмоидами привело к разработке и строительству «Черных Роз» и Фагов-истребителей. Понятная и вполне объяснимая реакция саморазвивающейся системы на условия воздействия внешней среды. Не нужно забывать – эти машины создавались для работы в отрыве от Земной цивилизации. В них изначально заложена функция саморазвития!
– И люди теперь отнесены ими в категорию врагов?
– Несомненно. Но в этом скорее всего повинны не Фаги…
– Андрей Георгиевич, я вошел… – раздался приглушенный голос Джоя Скриммера.
Начавший было разгораться спор моментально угас. Все повернулись к объемному экрану, куда выводилось изображение событий, происходящих за сотни тысяч километров от «Альфы», под пепельно-серой облачностью окутанного смогом планетоида.
* * *Помещение, куда попал управляемый Скриммером робот, оказалось огромным.
Эта была не та архитектура, которая присуща людям. Длинное помещение с низким, давящим потолком было погружено во мрак. Ничего, привычного глазу, – нет отдельных комнат, участков, никаких перегородок, как-то разделяющих разные комплексы, – все свито в один трудно поддающийся осмыслению бесконечный агрегат…
По центру необъятного приземистого зала вел единственный проход.
Джой медленно перемещался по нему, стараясь вертеть головой во все стороны.
Тут, очевидно, выращивали новых Фагов. Уже собранные оболочки плавали в плоских чанах, наполненных какой-то темной, маслянистой жидкостью. В сумраке с трудом угадывались смутные контуры погруженных в жидкость механических тел. От переплетения труб, расположенных под низким потолком, к чанам спускались жгуты кабелей и шлангов.
Скриммер остановился. Похоже, что парню просто стало страшно…
Внезапно сбоку от него в темноте зашевелился какой-то смутный, едва различимый силуэт. Джой повернул своего робота в сторону наметившегося движения и едва не заорал: из чана в проход выбирался внезапно оживший механизм, разительно похожий на отвратительного, осклизлого паука…
– Я… Андрей Георгиевич… Я не могу… Не могу больше…
Покровский, внимательно посмотрев на побелевшее лицо Джоя, коснулся какой-то кнопки на терминале управления.
– С анклавом Фагов нам еще предстоит разобраться… – произнес он, массируя виски Скриммеру. – Их пространственные формы, по моему мнению, очень опасны и не имеют права на существование, а что касается наземных механизмов…
Он не договорил, потому что в этот миг негромко прошипела, открываясь, дверь отсека.
* * *Человек, появившийся на пороге, показался Вадиму смутно знакомым; в душе шевельнулось какое-то мимолетное, не очень давнее воспоминание…
И вдруг он понял: да это же Беркли! Джонатан Беркли, ведущий специалист станции «Гамма»… Вот так сюрприз! Профессор был явно не в себе.
– Эй… Он что, увидел привидение? – тихо спросил Рорих, толкнув Полуэктова локтем.
Вадим в первый момент подумал, что внешний вид профессора порожден вполне понятным изумлением, вызванным их внезапной встречей, но нет… ученый даже не посмотрел в его сторону. Прямо с порога он повернулся к Покровскому.
– Я… Я…
Вадим, в немом изумлении наблюдавший эту сцену, вдруг понял, что побелевшие губы Беркли мелко дрожат. Тот пытался что-то сказать, но не мог, мешало сильное волнение. В иной обстановке ученый, может быть, и выглядел бы смешным – бледный, весь какой-то всклокоченный, заикающийся на каждом слове, но Вадим очень хорошо помнил, как сам в недавнем прошлом испытывал на борту «Альфы» одно потрясение за другим и выглядел при этом, вероятно, не лучше…
– Что случилось, профессор? – мгновенно насторожился генерал.
Беркли присел на краешек свободного кресла, обвел присутствующих каким-то диким, сумасшедшим взглядом.
– Я… Я сейчас… – Он похлопал себя по карманам, достал скомканную разовую салфетку, смахнул ею крупные градины выступившего на лбу пота. – Извините… Сейчас…
Все это выглядело так странно и нелепо, что усмешка застыла на губах Рориха.
«Альфа» казалась ему вовсе не тем местом, где Покровский стал бы собирать кучку хнычущих параноиков. Что-то потрясло пожилого ученого до самых глубин души, так сильно, что он не мог совладать с обрушившимися на него чувствами.
– Господа, это Джонатан Беркли, один из лучших специалистов Элианского Института Изучения Космоса, – запоздало представил вошедшего Покровский. – Я пригласил его на борт «Альфы» в качестве научного консультанта по некоторым проблемам, связанным с…
– Я разговаривал… с ним!.. – перебив генерала, дрожащим голосом произнес Беркли. – Вы… Вы понимаете?! Я РАЗГОВАРИВАЛ С НИМ!
– С кем, Беркли?
– С ним… С этим существом… которого они называют… Богом!.. Всё… Простите, ради всего святого… Я успокоился… Успокоился… Нет! – Он вдруг вскинул голову. – Я бы никогда не поверил! Но мы общались!
В глазах ученого, в его облике, жестах – во всем читалось крайнее потрясение.
Вадим уже понял, о чем говорит профессор.
– Через терминал компьютера? – спросил он, разбивая своим голосом внезапно воцарившуюся в отсеке звонкую тишину.
– Да…
– Кто он? – спросил Покровский.
Кто он?
Наверное, Вадим был не единственным, кто сжался, ожидая ответа на вопрос, который задавали себе миллиарды людей на протяжении сотен веков.
Кто он?
Дрожащий палец Беркли указал на экран обзора.
– Вот… – обломанный ноготь профессора ткнулся в стекло, указывая на тусклый, переливающийся коричневатым мерцанием пухлый шар газового гиганта. – Он там… Он неживой… Он есть сумма, конфигурация электромагнитных полей этой планеты… Он ее разум, дух…
На несколько секунд в отсеке опять повисла гнетущая, ошеломленная тишина. Все взгляды были обращены к экрану.
– Он рассказал вам о себе, профессор? – наконец нарушил паузу голос Вадима. – Он действительно бог?
– Да. – Губы Беркли все еще продолжали дрожать.
