Роберт Силверберг - Другие тени Земли

Мышонок покачал головой, и пальцы опять коснулись его щеки.

— Мы возвращались, парень, имея слева три сотни солнц Плеяд, сверкающих, как россыпь драгоценных камней, и абсолютную черноту — справа. Корабль был мной, а я — кораблем. Вот этими разъемами, — он коснулся контактов на запястьях, — я был связан с управляющим устройством паруса. Потом, — щетина на его подбородке поднималась и опускалась в такт словам, — из тьмы — свет! Он был всюду, он слепил наши глаза, мы словно находились внутри аннигилятора и не могли пошевельнуться. Это выглядело так, будто вся Вселенная взорвалась в неистовом порыве. Но я же не мог отключить свои чувства! Я не мог даже отвернуться! Все цвета, которые только можно представить, переливались и искрились вокруг, прогнав мрак. И еще — стены пели! Магнитная индукция заставляла их вибрировать, и корабль был полон скрежета и стона… А потом стало уже поздно: я ослеп, — он откинулся на спинку стула. — Я ослеп, парень! Но это забавная слепота: я могу видеть тебя. Я глух, но понимаю большую часть того, что мне говорят. Обонятельные центры в моем мозгу мертвы, и я не ощущаю вкуса пищи, — его ладонь легла на щеку Мышонка. — Я не могу понять, какая у тебя кожа — большинство осязательных центров тоже мертво. Моя ладонь не ощущает, чего она касается: гладкой кожи или щетины, — он засмеялся, и стали видны его желтые зубы и ярко-красные десны. — Что ни говори, а Дэн ослеп забавным образом! — его рука скользнула по куртке Мышонка и уцепилась за шнурок за ней. — Да, забавным образом! Большинство людей слепнет в темноте, а у меня перед глазами огонь. Там, в черепе — съежившееся солнце. Свет хлещет мою сетчатку, вспыхивает радугой и заполняет каждый уголок мозга. Вот что у меня теперь перед глазами. А тебя я вижу частями. Ты — солнечная тень на фоне всего этого ада. Кто ты такой?

— Понтико, — представился Мышонок, и голос его заскрипел, словно рот был набит шерстью и песком. — Понтико Провечи.

Дэн поморщился.

— Твое имя… Как ты сказал? С головой у меня тоже не все в порядке. Там у меня как будто хор голосов, орущих мне в уши двадцать шесть часов в сутки. Это все нервы. С тех пор, как взорвалась эта звезда, они посылают в мозг сплошной грохот. Вот почему я слышу тебя, как если бы ты кричал в сотне ярдов от меня, — Дэн закашлялся и откинулся на спинку стула. — Откуда ты? — спросил он, вытерев губы.

— Отсюда, из созвездия Дракона, — ответил Мышонок. — С Земли.

— С Земли? Не из Америки? Ты жил в маленьком беленьком домике на тенистой улочке, а в гараже у тебя стоял велосипед?

Да, подумал Мышонок, и слепой и глухой.

Речь у Мышонка была правильной, но акцент он скрыть и не пытался.

— Я… Я из Австралии. Из белого домика. Я жил под Мельбурном. Деревья. И велосипед у меня был. Но все это было давно.

— Давным-давно, не так ли, парень? Ты знаешь Австралию? Это на Земле.

— Бывал проездом, — Мышонок ерзал на стуле, прикидывая, как бы ему смыться.

— Да, так все и было. Но ты не знаешь, парень, и не можешь знать — каково это: коротать век с Новой в мозгах, вспоминая Мельбурн, вспоминая велосипед. Как ты сказал, тебя зовут?

Мышонок покосился налево, на окно, потом направо, на дверь.

— Я не могу вспомнить — это солнце все вышибло из головы. Механик, слышавший весь разговор, отвернулся к стойке.

— Ничего не могу больше вспомнить.

За соседним столиком темноволосая женщина и ее спутник, блондин, тщательно изучали меню.

— Меня послали к докторам! Они сказали, что если перерезать зрительные и слуховые нервы, отключить их от мозга, то грохот и сияние в мозгах, возможно, прекратятся. ВОЗМОЖНО! — он поднес руки к лицу. — А эти силуэты людей, которые я пока еще вижу — они тоже исчезнут? Имя! Скажи мне свое имя!

Мышонок давно уже держал наготове фразу:

— Извиняюсь, но мне уже пора.

Дэн закашлялся, закрывая уши руками.

— А, это был свинячий полет, собачий полет, полет для авантюриста. Корабль назывался “РУХ”, а я был киборгом капитана Лока фон Рея. Он повел нас, — Дэн перегнулся через стол, — чуть ли, — его большой палец коснулся указательного, — чуть ли не в самый ад! И привел обратно… Он сделал достаточно для того, чтобы любой мог проклясть его и этот чертов иллирион! Любой, кто бы он ни был… — Дэн закашлялся, голова его затряслась. Руки, лежащие на столе, подергивались.

Бармен оглядел зал. Кое-кто из посетителей знаком требовал выпивки. Губы бармена недовольно поджались, но сразу же расслабились, и он только покачал головой.

— Боль, — Дэн поднял голову. — После того, как поживешь вот так некоторое время, боль исчезает, но появляется что-то другое… Лок фон Рей — сумасшедший. Он подвел нас так близко к грани между жизнью и смертью, как только мог. Теперь он бросил меня, мертвеца на восемьдесят процентов, здесь, на краю Солнечной системы. А куда, — Дэн тяжело вздохнул, — куда теперь денется слепой Дэн? — он с силой ухватился за край стола. — Куда он теперь денется? — стакан Мышонка упал на пол и разбился. — Отвечай! — он снова качнул столик.

Бармен прошел мимо них.

Дэн поднялся, отшвырнул стул и костяшками пальцев протер глаза. Он сделал два неуверенных шага через пятно солнечного света на полу. Еще два… За ним оставались большие коричневые следы.

Темноволосая женщина замерла, ее спутник закрыл меню. Один из механиков поднялся было, но другой удержал его за руку. Дэн ударил по двери кулаком, потом вышел.

Мышонок огляделся. Осколки все так же лежали на полу, но как будто стало светлее. Бармен подключил провод к своему запястью, и из динамиков полилась мрачная музыка.

— Выпьешь что-нибудь?

— Нет, — голосовые связки повиновались Мышонку с трудом. — Хватит. Кто это?

— Был киборгом на “РУХЕ”. С неделю назад начались неприятности. Его вышвыривают отовсюду, едва он переступает порог… Думаешь, просто наняться на корабль в настоящее время?

— Я никогда не летал к звездам, — голос все еще не совсем слушался Мышонка. — Всего два года, как я получил аттестат. До сих пор меня нанимали только мелкие фрахтовые компании для полетов по треугольнику внутри Солнечной системы.

— Я могу дать тебе совет, — бармен выдернул провод из своего запястья, — но воздержусь. Аштон Кларк с тобой, — он усмехнулся и вернулся на свое место за стойкой.

Мышонок почувствовал себя очень неуютно. Сунув большой палец под ремень, перекинутый через плечо, он поднялся и направился к выходу.

— Эй, Мышонок! Сыграй нам…

Дверь за ним захлопнулась.

Заходящее солнце золотило вершины гор. Нависший над горизонтом Нептун бросал на равнину зыбкий свет. Примерно в полумиле виднелись корпуса космических кораблей, стоящих в ремонтных доках.

Мышонок шел мимо баров, дешевых отелей и забегаловок, которые попадались на каждом шагу — Потеряв работу и всякую надежду, он часто стал бывать в этих заведениях, играя там на сиринксе, чтобы прокормиться, и ночуя в углу чьей-нибудь комнаты, когда ему приходилось всю ночь развлекать какую-нибудь компанию. В аттестате почему-то ни слова не говорилось о том, что ему придется заниматься подобными вещами. Все это ему страшно не нравилось.

Он обогнул стену, огораживающую Геенну-3.

Для того, чтобы сделать поверхность спутника Нептуна пригодной для жизни, Комиссия созвездия Дракона решила установить здесь иллирионовые обогреватели, поддерживающие необходимую температуру ядра. При теперешней температуре поверхности около пятнадцати градусов Цельсия, осенней температуре, горы становились источником атмосферы. Искусственная ионосфера удерживала воздух. Однако вследствие разогрева ядра появились вулканические разломы коры, названные Гееннами, и имеющие порядковые номера от одного до пятидесяти двух. Геенна-3 имела в ширину почти сто ярдов, глубину почти в два раза большую и длину около семи миль. Каньон мерцал и дымился под тусклым небом.

Мышонок шел рядом с пропастью, и горячий воздух касался его щек. Он думал о слепом Дэне, о тьме за пределами орбиты Плутона, за пределами созвездия Дракона, и ему было страшно. Он сдвинул кожаный футляр на бок.

Мышонку было десять лет, когда у него появился этот футляр. В нем находилось то, что он любил больше всего на свете.

Боясь, что его догонят, он стрелой вылетел из музыкального магазинчика, расположенного между лавками торговцев замшей. Прижимая футляр к животу, он перепрыгнул через подвернувшуюся под ноги коробку, из которой посыпались пеньковые трубки, споткнулся о точильный камень, нырнул в ближайший проход и через двадцать шагов врезался в толпу прогуливающихся по Золотой Аллее, где бархатистые экраны дисплеев были полны света и золота.

Он отпрянул от наступившего ему на ногу мальчишки, несшего большой, с тремя ручками, поднос, полный стаканов чая и чашек кофе. Поднос качнулся, чай и кофе заплескались, но ничего не пролилось. Мышонок устремился дальше. За следующим поворотом он наткнулся на целую гору расшитых туфель. В следующую минуту грязь из выбоины забрызгала его парусиновые ботинки. Мышонок, задыхаясь, остановился и огляделся.