Дмитрий Володихин - Конкистадор
Иными словами, те, кто, отчаявшись, сдался на волю победителя, боролись с голодом седьмые сутки.
Некоторые из них едва слышно бормотали ругательства. Кто-то молча глядел себе под ноги, не смея поднять взгляд. Кто-то плакал. Кто-то отрешенно смотрел в затылок идущему впереди. Поражение и плен всегда некрасивы. Полторы тысячи мужчин и женщин, раздавленных унижением, выглядели безобразно. Как сплошная блеклая масса едва способной передвигаться плоти. Как сама стихия позора, внезапно материализовавшаяся на борту немолодого космического корабля.
Три тысячи тусклых стеклянных шариков. Глаз.
Сомов специально на пару минут покинул центральный пост, чтобы поднять себе настроние видом побежденного врага. Но вышло иначе: теперь он испытывал к пленникам одну только жалость.
Вдруг кто-то громко всхлипнул а самой гуще тел. Раздался рыдающий крик:
– Дайте же мне хлеба! Я вам сдался, накормите меня! Накормите меня!
Кто-то из экипажа броненосца сказал в ответ:
– Двигай сюда, друг, я тебе и водочки налью!
Марш наполнился рыкающим хохотом победителей.
Но голодный не унимался. С ним, по всей видимости, приключилась настоящая истерика:
– Дайте поесть! Дайте мне еды! Дайте же… Дайте мне… окхх…
Другой пленник отвесил ему затрещину. Однако этого оказалось далеко не достаточно. Крикун завелся еще пуще, он мешал испанские и русские слова.
– Я хочу есть! Накормите!
Рослая конвоирша со знаками различия сержанта штурмовиков пробасила:
– Команда! Сто-о-ой!
Серая масса затормозилась не сразу. Недоуменные голоса, мол, что за хреновина? капитан велел поторапливаться… какого, блин…
Конвоирша разломила пополам пищевой концентрат и протянула половинку голодному:
– Поешь, бедняга.
* * *…29 января.
Виктор по секретным досье представлял себе, как выглядит главком новых шотландцев, и что делает его гениальным тактиком. Но одно дело знать в теории, а другое – увидеть собственными глазами.
Этот… организм… то есть… это существо… в смысле, этот человек был слишком откровенно сращен с несколькими электронными агрегатами сразу. Но Виктора сбили с толку не кабели, выходящие прямо из плоти, ни камеры на месте глаз, ни искаженные пропорции, ни… в общем… его по-настоящему испугал рот. Вернее, полное его отсутствие. Собственно, зачем? Питание вводят, скорее всего, внутривенно, для общения имплантирован микрофон… да, да! все это так. Но в целом – жутко.
– Господин Сомов? Вы несколько поторопились. Я даже не понимаю, зачем было связываться с моим командным пунктом, ведь штабные аналитики уже сообщили вам, по всей видимости, что сдача нашего контингента – дело нескольких часов или даже нескольких десятков минут. Не так ли?
– Отдаю должное вашему мужеству и вашему тактическому искусству. Однако в сложившейся обстановке… мне остается лишь подтвердить сказанное вами.
Человек… нет, все-таки существо… ответило:
– Благодарю вас за учтивость. Впрочем, совершенно бесполезную. Я начал отключение основных каскадов моего информационного контура. Люди это называют «совершить самоубийство». Избыточно эмоциональный термин. Не следует беспокоиться. Мой начальник штаба через полчаса выведет остатки контингента из игры. Иначе говоря, сдастся… кому там из вас? Кто будет ближе. В полутора километрах от моего КП – авангард вашего 5-го корпуса, в тысяче двухстах тридцати метрах – два танка на воздушной подушке из 100-й десантной бригады Латинского Союза. Пожалуй, мой преемник сдастся госпоже Гонсалес. Если вы, конечно, не сделаете сейчас сообщения, которое способно кардинально изменить ситуацию.
– Не торопитесь… отключаться, если это вас не затруднит.
Сомов, наконец, понял, как ему называть это мысленно, про себя. Огастес О’Брайен, главком новых шотландцев, пребывал в звании «специалист 2-го класса». Вот пусть и побудет… Специалистом.
– Процесс заторможен до окончания нашего разговора. Его результат не является принципиально важным для меня; решение принято. Однако я все еще могу повлиять на действия моих подчиненных.
– Отлично. Во-первых, сдаваться вы будуте мне. Такова договоренность с Гонсалес. – Виктор подумал, что было бы невежливо по отношению к союзникам никак не прокомментировать соглашение. – Ей достались новые арабы, мне – вы…
Специалист резюмировал:
– Это никак не меняет ситуацию.
– Совершенно верно. Это просто ее уточняет. Теперь – во-вторых. Вы сдадитесь не сегодня, а завтра. Тютелька в тютельку тогда, когда я скажу. Вплоть до минут и секунд.
Специалист просчитал позицию мгновенно:
– Что мы получаем взамен?
– Огонь будет прекращен прямо сейчас. Правда, вам придется отдать нам под контроль ключевые пункты оборонительной линии… Главное: мы дадим вам право вернуться домой со всем оставшимся вооружением, снаряжением и знаменами.
Бесстрастный ответ:
– Хорошо. Это приемлемый обмен.
– Вы не задаете мне вопрос «почему»?
– Вы ведь все равно не ответите.
– Боюсь, действительно не отвечу. Полагаю, вы не сочтете себя оскорбленным?
– Нет. Итак, мы договорились. Я отдам соответствующие распоряжения. Но дальше вам придется общаться уже не со мной. Процесс будет расторможен в ближайшие двадцать минут.
Специалист сделал паузу. Голос его зазвучал неуверенно:
– Господин Сомов, вы… верите в Бога? В обычного ветхозаветного Бога, он же странное существо из евангелий?
– Да. Разумеется.
– А я – нет.
Оба долго молчали. Затем Специалист сказал:
– Мне страшно. Извините. Мне страшно.
– Так не делайте этого.
– Я ни в чем не вижу смысла.
С этими словами Специалист отключил связь.
«Нет, все-таки человек. Определенно, человек…»
* * *Десантной операцией женевцев командовал старый знакомый Сомова – адмирал-менеджер Август Гольц.
…И в глазах у него стояло бесконечное удивление.
– Собираешься сдаться, Сомов? Не ожидал. Мы полагали, что у тебя несколько больший запас… остойчивости. Твоя, значит, лошадка сдохла раньше О’Брайеновой… Очень хорошо.
«Господи, до чего ж по-дикарски он говорит! И ведь думает, наверное, что овладел русским в совершенстве». Английские «т», «д» и «р», немецкие «ч»… Кошмар какой. Терранский главком ответил Гольцу так же, по-русски, притом без особой вежливости в голосе:
– Нет. Предлагаю сдаться тебе… исполнительный директор десанта. Ты сдашься завтра, строго определенному лицу, в строго определенное время. Я назову часы и минуты. Согласен? Диктую, пометь в ежедневнике.
Гольц сморщился, и Сомов услышал странные звуки, как будто кто-то заработал столярным инструментом с изрядной резвостью. «Что это? да это… это… это же он смеется!»
– Сомов, ты рехнулся. Тебе известен реальный расклад сил. Шутки шутишь?
– Расклад такой: у тебя осталась капля от целого пруда, у меня примерно такая же капля… у Гонсалес – чуть поменьше, у Специалиста… то есть, у О’Брайена, почти ничего. Послушай меня, Гольц…
– Я понял: это разработка ваших психо… – тут он добавил трижды непечатное словечко на родном немецком. – Просто, но мило. Оказать давление на человека номер один в лагере противника. Посеять сомнения. Сделать это перед самым…
– Послушай же…
– Kiss my asshole.[12]
Пустой экран.
«Я давал тебе шанс, тупой евроязычный гусь!» И Сомов разыграл, наконец, свой последний козырь. Тот, который в рукаве…
* * *Положительно, ему не хотелось разговаривать с командором новых шведов Густавом Юханссоном – единственным человеком, который не вошел в соглашение с прочими командующими флотов. То самое соглашение: не поддерживать огнем своих десантников на поверхности планеты. Собственно, у Юханссона не было никаких десантников, соответственно, и соглашение не имело для него никакого смысла. Зато быть рядом со сражающимися сторонами, не отставать, присутствовать и наблюдать – о! в этом для него был серьезный резон. Его терпели, его никто не боялся: чего тут бояться – у новых шведов было всего пять кораблей. Один легкий крейсер и четыре корвета ПКО, горсть мусора с точки зрения любой великой державы…
Юханссон, словно какой-нибудь вожак каперской флотилии, словно главарь банды средневековых ландскнехтов, предлагал свои корабли в аренду всем главкомам. Совершенно официально. От имени правительства планеты Вальс, на банковских счетах которого числились невообразимые долги… И его посылали подальше все, не исключая Мендосу и Бахнова. А вот Сомов не побрезговал. Он нанял командора Юханссона за сумму, превосходящую самые смелые мечты новых шведов. Зато и условия секретного контракта, заключенного с ним, были совершенно особенными. Фактически, Сомов имел право вертеть маленьким отрядом, как ему вздумается. Оганесян мрачно пошутил: «Их трупы еще не одно десятилетие будут служить нам в качестве грузиков на стопках документов». На что главком ответил: «Не знаю, не знаю… Бумажных документов скоро совсем не станет, так что, может быть, без затей – на удобрения?»
