Сергей Дмитренко - Через горизонт
Я стоял и ждал, а он все приближался и приближался, и время растянулось, а может быть, и совсем замерло. И где-то далеко-далеко, на самом краю вселенной, я слышал отчаянный, зовущий меня голос Лео, а я все стоял и не мог пошевельнуться. Потом словно в полусне, с усилием поднял ему навстречу неимоверно тяжелую руку. Он все так же шел на меня, вытянув вперед свои руки, скалясь, пуская слюни, что-то крича и подвывая. Вид его был неприятен и ужасен. Я не понимал и, наверное, даже не слышал, что он говорил, весь был сконцентрирован в страшном усилии выстоять. А он все приближался и приближался и, наконец, спустя целую вечность наши руки встретились. Вспышка нечеловеческой боли. И все. Больше я ничего не помню. Я хотел бы рассказать всем, как это было. Но я больше ничегошеньки не помню, абсолютно ничего. Похвастаться тяжелой, изнуряющей битвой со страшным монстром мне так и не удалось.
Меня вытащил Лео. Это было единственное, что я знал твердо.
Когда я очнулся, мой ласковый ветер массировал мне спину и овевал лицо, а в помещении уже была куча народу: врачи, Дорум со своими сотрудниками, какие-то военные, люди в разноцветных и белых комбинезонах. Все кричали, размахивали руками, что-то говорили друг другу. Но я ничего не слышал, все было как в немом кино, совершенно беззвучно, и только ветер нашептывал мне слова утешения. С моей рукой что-то делал один врач, другой подсоединял меня к каким-то сложным устройствам, которые успели в несколько этажей вырасти возле моего дивана. Рядом внимательно следил за этой процедурой Лео, а я все думал, что же все-таки здесь творится. Куда все исчезло, откуда возникло и что вообще произошло.
Когда я мысленно поинтересовался об этом у Лео, он сказал, что я был практически без памяти несколько дней. Но меня не это интересовало, я даже не понял сначала, что сказал мне в эту минуту Лео, самая главная мысль все время ускользала от меня, но, наконец, я поймал ее и с затаенным страхом спросил:
— Лео, а что с нашим подопечным?
Лео был краток:
— Он исчез.
Я был потрясен.
— И все? Так просто?
— Ничего себе просто. Я тебя еле вытащил и едва сам ноги унес. Ты находился в коме почти неделю, да потом тебя еще несколько дней выхаживали, а ты говоришь «так просто». Радуйся, что живым остался.
— Не может быть. Господи, а я ничего не помню. Только единственное прикосновение к нему — и все. Что же все-таки произошло? Лео, а эта, его вселенная, она как, осталась?
— Нет. Все исчезло без следа.
Мы помолчали. Я никак не мог собраться с мыслями. В голове не укладывалось, как это все произошло. Рассказал бы мне кто-нибудь. Что же все-таки происходило в эту неделю.
Тем временем вокруг меня продолжалась активная деятельность.
— Лео, ты говоришь, что я целую неделю был в коме.
— Ну, не знаю точно, в коме ли, это так эскулапы Дорума сказали, но то, что ты ни на что не реагировал, это точно. Даже все их приборы показывали, что жизни в тебе практически не было. Ты был как камень.
— А ты?
Здесь Лео несколько запнулся.
— Что ты хочешь узнать?
— А ты Лео, что было с тобой в это время?
— Ну, поскольку я был с тобой связан, то я тоже ничего не помню, — смущенно сказал мне мой друг. А потом после заметной паузы добавил. — Знаешь, Крис, со мной такого никогда еще не было. Чтобы вот так из памяти вылетело несколько дней. — И он покачал мохнатой головой. — Ты хоть что-то помнишь, а вот я ничего. Только все время чувствовал тебя, что ты жив, что ты борешься. Ну и помогал, насколько был способен.
Я был растроган, попытался привстать и дотянуться до моего друга, который сидел рядом с моим ложем. Но тут же на меня тучей набросились все врачи базы и силой заставили опять лечь. Да я особенно и не сопротивлялся, выжат был, как лимон. И это при моих-то способностях и возможностях. А может быть, это я о себе очень возомнил?
Без сил лежа на диване, я все-таки попытался восстановить картину последних минут перед своим забытьем, но ничего не вышло. Как я не напрягался, результат был один и тот же, ноль. Последняя картинка, которая отпечаталась у меня в мозгу, так это как я притрагиваюсь к своему двойнику, а дальше — немыслимая боль и черный провал.
Но до истины следовало докопаться, причем немедленно.
— Лео, что же, по-твоему, все-таки произошло? Ведь происходило же что-то в течение нескольких дней? Или я просто так валялся и никак не мог прийти в себя. Не пойму что-то ничего. — И здесь меня осенило:
— Дорум!
— Да, сир? — надо мною с заботливым выражением на лице склонился начальник базы.
— Скажите-ка, Дорум, что происходило с этим космическим образованием в то время, как я был без сознания?
— Сир, там такое творилось! Наши приборы словно посходили с ума. Такие показания выдавали, такого просто не бывает. — Голос его поднялся в восхищении, потом сообразно момента опять упал до почтительного речитатива. — И, сир, потом все мгновенно исчезло. На приборах все отметки уже несколько часов фиксируют обыкновенный космический вакуум. Сир, похоже, что вы его уничтожили. — Теперь в голосе Дорума чувствовалось неподдельное восхищение. — Как вам это удалось, сир?
Ха, если бы я знал как. Я опять глубоко задумался.
Из этого состояния меня опять вывел голос Дорума:
— Сир, вам необходимо пройти обследование, вы несколько дней были практически мертвы.
— Нет, спасибо, Дорум, я себя чувствую совершенно нормально. — Я узнал знакомые нотки в голосе фокса, вспомнил подобное исследование на Земле, страшное кресло со шлемом и неугасимую жажду исследования в глазах его соплеменника. Дай им волю, так они бы разрезали меня на кусочки и каждый кусочек разобрали на молекулы, чтобы установить истину. Нет уж, благодарю покорно. — Я абсолютно не нуждаюсь в услугах врачей. Через пару часов я буду совершенно здоров, а пока распорядитесь на счет хорошего завтрака для нас.
Лисья морда выразила явное разочарование:
— Как скажите, сир.
А я в немом отчаянии воззвал к Лидингу:
— Лидинг, я ничего не понимаю. Что произошло? Столько было разговоров о всемогущем монстре, о его неуязвимости. Эти чудовищные, неоправданные средства, достаточно посмотреть только на эту огромную базу. И все ради чего? Ради того, чтобы я только прикоснулся к нему, и все, неужели все так просто? Или это только хитрый маневр с его стороны, он не исчез, а где-то затаился, и мы его недооценили?
— Успокойся, Крис, все происходило совсем не так, как тебе кажется. — Спокойно прозвучал у меня в голове знакомый голос.
— А как? — жадно спросил я.
— Все намного сложнее. Сколько ты провалялся без памяти, напомни.
— Дорум говорит, что несколько суток.
— Пять, — уточнил Лидинг. — Мы постоянно поддерживали с тобой контакт, — и после небольшой паузы уточнил, — и я могу сказать тебе совершенно точно — это были, наверное, самые трудные дни не только в твоей, но и в моей жизни. А поверь, прожил я достаточно долго и у меня есть, что вспомнить. Но эти дни — я никогда их не забуду.
— Да что же такое случилось в эти дни, расскажет ли мне кто-нибудь? — Взмолился я. — Что же я такое проспал?
— Да не проспал ты, а, наоборот, принимал самое непосредственное участие. Собственно говоря, только ты и действовал, ты да еще твой Лео, а мы все только наблюдали.
— Наблюдали за чем? Да говори же, наконец, не тяни, — опять взмолился я.
— Когда ты вступил в непосредственный контакт с ним, это был шок для тебя, и твое сознание практически отключилось. Ты боролся с ним на подсознательном уровне и если бы не твой ОП, вернее, если бы ты не подвергся раньше воздействию Оптимизирующего Процессора, то первые же секунды контакта для тебя стали бы и последними. Ты был как камень, но зато энцефалографы, или что там у них такое, приходилось менять почти ежесекундно, они не выдерживали и взрывались. Попроси Дорума и он тебе покажет, сколько и чего ты перепортил, когда так сказать, «спал». А что творилось в космосе в это время! Пространство раздирал такой катаклизм, что вся защита полигона мгновенно полетела и кто его знает, сколько и чего в эти мгновения возникло и было потеряно — это предстоит еще только определить. Думаю, что эта катастрофа войдет в историю не одной звездной расы, и многие ученые будут гадать о причинах этого явления. А сколько появится новых теорий! И только единицы будут знать точно, что в этот момент происходило и какой ужасной участи избежали остальные. А о тебе, дорогой мой, никто и знать не будет, опять таки, кроме нескольких посвященных. Это тебя не задевает?
— Нисколько. Я даже сам в это все не верю. — Я невесело рассмеялся. — Хотелось бы сказать, что это был страшный сон, но я даже и этого сказать не могу. Вот ведь как все получилось.
— А чего ты ожидал, поединка на шпагах?
— Да нет, я хотел посмотреть ему в глаза, надеялся увидеть там что-то человеческое, — с горечью сказал я.