Энн Маккефри - Поколение воинов
— Отличишшшь ли ты летучее кольцо иссстины от разбросссанных безделушшшек? — вопросил сетти.
Дюпейниль попытался припомнить, что это может значить, но капитан-сетти не дал ему времени:
— Ты увидишшшь падение сссвоего несссчассстливого адмирала, того, кто поссставил твою жизнь на кон против мудросссти нашего Сека в лице Уполномоченного по Коммерции; и ты узришшшь падение вашшшего Флота… и самой Федерации, и всех нечистых рас, этого сброда, который предпочитает уверенность Священной Удаче. Сссмотри же на это ссс нашего флагманссского корабля, как сссказали бы вы, неуязвимого, есссли не переменятся шансссы. А потом, о человек, мы насссладимся твоим мясссом, приправленным дымком вашшшего поражения.
Массивная морда капитана почти уткнулась в экран шлема Дюпейниля.
Сперва немилость Сассинак, потом заговорщики на «Когте», а теперь еще и этот план сетти — вот уж воистину из огня да в полымя! Если это и есть удача, то с этого момента он становится абсолютным детерминистом. Хуже просто и быть не может. Он надеялся, что у сетти нет возможности увидеть или почувствовать, как по его спине стекают струйки пота. Он ощущал запах своего собственного страха, но постарался, чтобы голос его прозвучал беззаботно:
— Как вы можете быть уверены в результате своего путешествия, всего лишь бросая кости?
Конечно, его занимало сейчас не это: просто эта фраза первой пришла к голову. Что-то вроде праздного любопытства.
— Аххх… — Капитан слегка шлепнул хвостом по полу, и украшения на хвосте звякнули. — Не ссспоры, не просссьбы, но здравый сссмысссл. На волю ссслучая. Я отвечу.
Объяснения процесса, которые дал капитан, были логичны, но логика эта шла какими-то окольными путями — чего, собственно, Дюпейниль и ждал от инопланетян. Случай священен. Только те, что полагаются на милость судьбы, заслуживают уважения, но риск, накапливающийся с каждой попыткой, определяет степень дополнительного риска, который сетти вынуждены увеличивать, бросая кости или пользуясь системой случайных чисел. «Великолепный Хаос», как сетти называют неопределенность, в которой корабли путешествуют быстрее света, и без того достаточно неопределен. И потому сетти бросают кости, налитые свинцом, — в знак почтения к богам Случая, давая им возможность вмешаться, если боги того пожелают.
— Война, — продолжал капитан, — также несссет в себе неопределенносссть, так что на поле битвы достойный командир может руководствоваться сссвоей собственной великой мудростью и интуицией. Но временами любой командир прибегает к игральным костям или гадательным палочкам, и это — жест отваги, который уважают всссе, правда, чем серьезнее сражение, тем реже такое ссслучается. Но ты… — Острозубая улыбка капитана вовсе не добавила Дюпейнилю спокойствия. — Ты — совсем другое дело; тебя сссочли достаточно несссчастливым, чтобы бросссить на тебя кости. Пока тебе сссопутствует удача, и теперь я даю тебе возможность помешать нам, есссли будет на то воля хаоса и случая. Я рассскрыл тебе наши планы, и ты можешь ссспросить, о чем хочешь. Но ты больше не вернешься в сссвою каюту.
Дюпейниль попытался отогнать навязчивое видение, в котором он сам представал в качестве закуски для сетти. Если уж ему дана возможность задавать вопросы, он задаст множество вопросов.
— Это ваше предприятие — только воля случая или оно продиктовано каким-либо изменением федеральной политики?
Капитан издал нечленораздельный рев, потом начал длинную несвязную тираду касательно членов Федерации. Люди-«тяжеловесы», жертвы навязанных им генетических экспериментов, вызывали у сетти некоторое сочувствие. Кроме того, некоторые «тяжеловесы» проявили определенное достоинство, полагаясь на случай: входили в «Зал Спора» через «Двери Почета», например. Некоторые люди прославились своим авантюризмом — те, например, кто рисковал целыми состояниями, делая заявку на шахту или колониальное предприятие. К таким сетти могли относиться с уважением. Парадены, например, достойны того, чтобы откладывать яйца (Дюпейниль мог себе представить, что подумали бы об этом элегантные леди из семьи Параденов). Но в большинстве своем люди жаждут безопасности. Рожденные рабами, они вполне заслуживают того, что из этого следует.
Что же до союзников, принадлежащих к другим расам… Капитан сплюнул, и Дюпейниль порадовался, что на данный момент оказался лишен чувства обоняния. Трусливые вефты, изменяющиеся, но не смеющие исчерпать пределы той или иной телесной оболочки…. Бронтины, упорно считающие, что у хаоса и случая могут быть какие-то математические рамки, с их любовью к статистическому анализу… Рикси, недостойные того, чтобы называться яйцекладущими, поскольку они не только изменяют пол своих невылупившихся птенцов, но и совершают хирургические операции, проникая сквозь скорлупу яйца… Сетти, по крайней мере, возмущенно фыркнул капитан, обладают достаточной терпимостью, чтобы позволить зародышу развиваться как ему угодно, и с достоинством принимают любые последствия этого. Что уж говорить о ссли, которые настаивают на изменении своей подвижной личиночной формы, чтобы превратиться в сидячую форму, всю жизнь привязанную к одному месту: полный отказ от каких-либо изменений…
Дюпейниль открыл было рот, чтобы напомнить, что взрослые ссли, прикрепленные к военным кораблям в космосе, вряд ли могут быть названы «привязанными к одному месту», но вовремя вспомнил, что не все знают о том, что на кораблях Флота есть ссли, и вместо этого спросил:
— А теки?
На этот раз капитан хлестнул хвостом по полу так, что с него чуть не осыпались знаки капитанского достоинства.
— Теки! — прорычал он. — Отвратительные геометрически правильные куски плоти. Неизменные. Не имеющие выбора, непотребные твари… — Он продолжил свою гневную речь на диалекте сетти, который Дюпейниль не мог понять. В конце концов поток ругани иссяк, и капитан недовольно посмотрел на Дюпейниля: — Удача улыбнулась мне в том, что ты станешь жарким на моем столе, ибо ты неимоверно раздражаешь меня. Убирайся немедленно.
Однако по своей воле Дюпейнилю уйти не удалось. Должно быть, в какой-то момент капитан вызвал стражу-сетти, поскольку те, возникнув по обе стороны от пленника, подхватили его под руки и потащили по коридорам гораздо быстрее, чем он мог бы идти сам.
Когда охранники наконец остановились и выпустили Дюпейниля, его немедленно впихнули в крохотную комнатушку, битком набитую инопланетянами. Большую часть помещения занимал здоровенный бронтин с его неуклюжим, похожим на лошадиное телом и огромной головой. Парочка лети сцепилась вместе, как большие желтые соцветия репейника, которые они, кстати, и без того сильно напоминали. В углу примостился рикси, взъерошивший перья, а в прозрачной емкости туда-сюда плавали две личинки ссли. Обзорный экран на стене демонстрировал завихрения убийственно ярких цветов — единственное, что он мог показывать при переходе через гиперпространство. Воздух, заполнявший комнатушку, был вполне пригоден для дыхания, но чрезвычайно неприятно пах.
Итак, сетги собрали здесь «наблюдателей» из различных миров, чтобы в полной мере насладиться своим торжеством над низшими расами. Дюпейниль задумался о том, кого бы сюда посадили, если бы в секторе сетти не появились они с Панисом. Разумеется, не атташе Флота. Возможно, Посла. Но знают ли в посольстве, что происходит?
Он осторожно расстегнул крепления шлема и принюхался. Воздух пах серой, был слишком теплым и влажным — и, разумеется, никакого душа здесь не было предусмотрено. Вздохнув про себя, Дюпейниль снял шлем и сделал попытку поприветствовать своих новых спутников.
Никто ему не ответил. Рикси только разинул клюв, что, насколько он помнил, означало примерно: «Оставьте, я не хочу говорить с вами, если только у вас нет денег». Языка бронтинов он никогда не знал (как и никто из людей) — да и в любом случае эти бочкообразные математики предпочитали всем прочим языкам язык уравнений. Лети вообще не имели органов звукового общения: между собой они разговаривали с помощью особых химических соединений, а если их было меньше восьми, то и вовсе не могли установить связь. Оставались только ссли, которые тоже не были способны общаться вне аппаратуры биосвязи. По чести сказать, никто ничего не знал толком касательно интеллектуальных способностей личинок ссли. В Академии Флота они вроде бы изучали теорию навигации, но Дюпейниль никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из них каким-то образом общался со своим инструктором.
Он бы, конечно, мог попытаться написать им послание — вот только ему не на чем и нечем было писать. Сетти не позаботились о том, чтобы доставить сюда его вещи — у него остались только одежда и скафандр.
На самом деле все вовсе не так уж плохо, попытался убедить себя Дюпейниль, стараясь собрать остатки оптимизма. Сетти пока еще никого не убили. И, судя по всему, не собирались морить их голодом — хотя он отнюдь не был уверен, что куска самородной серы хватит для прилепившихся к тому лети. Нашел он и автоматическое устройство для подачи воды, и даже туалетную комнатушку, где к тому же стояли странной формы сосуды для воды. Дюпейниль налил себе воды и выпил. Что-то ткнулось ему в руку: рядом с ним замер бронтин, скорбными глазами смотревший на сосуд в его руках. Он тихо и тоскливо замычал.
