Ольга Онойко - Сфера 17
Эрвин…
Я не могу жить без тебя, одними губами сказал Николас. Лицо его исказилось, он судорожно скорчился в кресле, уткнулся лицом в колени.
Я умер вместе с тобой. Теперь я мертвец.
Живых мертвецов держит на земле одна цель.
Но я проживу долго. Возможно, до старости. Моя цель слишком велика, слишком чудовищна. Эта война может продлиться не один десяток лет.
Дождись меня, Эрвин.
…А потом послышался шорох. И ещё стук, вроде слабого удара. И звук воздуха, входящего в лёгкие.
Николаса охватила тяжёлая, непреодолимая слабость. Руки похолодели и стали влажными.
Мёртвый человек за его спиной тяжело поднялся с пола и лёг на сиденье.
Николас решил, что бредит. Его начала бить мелкая дрожь, от колен и локтей она растеклась по всему телу. Задёргалось веко и угол рта, чего с ним ни разу не бывало прежде. В самом деле, рассудительно сказал он себе, после всего пережитого бред — это было бы более чем понятно. У меня и галлюцинации уже были. Но я же видел входное отверстие пули. Трёх пуль. Одна в сердце. Даже если я ошибся и пуля прошла по касательной, человек, получивший три пули в корпус, не сможет преспокойно подняться с пола. Только мантиец сможет…
И тогда он понял.
Николас закрыл глаза и снова закусил ладонь. Боли он не почувствовал.
О Господи, подумал он, Господи Боже…
Это хуже, чем смерть.
Сзади скрипнула искусственная кожа обивки. Послышался новый медленный вдох и выдох. Николас развернул кресло, но смотрел в сторону, вверх и вбок. Вот он, интервент, о существовании которого никто не догадывался. Ученик Сана Айрве, мантийский принц. Товарищ Реннард, вы желали знать, кто на Циалеше сумел перевербовать его?.. вы желали посмотреть на этого человека? Всё выяснилось, вы можете удовлетворить своё любопытство…
Заодно и кончилось — всё.
Ты мантиец, хотел сказать Николас, но не в силах был этого произнести. И он спросил:
— Как тебя зовут на самом деле?
Мантиец лежал на спине. Он открыл глаза — неестественно чёрные, без чёткой границы между радужкой и зрачком. Перевёл взгляд на Николаса. В теле мантийца сидело несколько пуль, кровь стекала по коже сиденья и заливала пол машины, но лицо его оставалось спокойным, как будто он не испытывал ни малейшей боли.
— Алзее, — сказал мантиец. — Алзее Лито.
…Обратный отсчёт.
Отдай мне всё это, говорит Эрвин, и минуту спустя содрогается в приступе звериной ярости, поняв, что случилось.
Время близится к полудню, хотя какое значение имеет время для корабля в плюс-пространстве? Эрвин караулит пробуждение Николаса, ждёт в постели, подперев голову рукой, и улыбается.
В семь тридцать утра товарищ Фрайманн входит в кабинет начупра Реннарда, чтобы получить указания. Он весел, он почти счастлив. Через двадцать часов «Тропик» отправится в путь.
Комбат Фрайманн идёт по проулку между ангарами космопорта «Пригорки». Он грязен, измучен и тёмен лицом. На руках у него лежит бледный обморочный ребёнок. Утро разгорается. В высоких залах портовых терминалов бойцы Народной армии стоят над пленными, ждут транспорты. Война закончилась нашей победой.
Чёрный Кулак революции руководит штурмом президентского дворца. До победы ещё далеко, но свет её уже виден.
Майор Фрайманн стоит на пороге обшарпанной комнаты, перед людьми, которые однажды назовут себя Народным правительством. Майор клянётся в верности делу свободы. Вслед за ним на сторону восставших перешла его часть.
Эрвин Фрайманн, храбрец, гордость Циалеша.
Мантиец Алзее Лито.
…А я представлял его на мостике «Трансгалактики», подумал Николас, какая ирония… Вот тебе и ки-система. Обыкновенная мантийская физкультура. Значит, Отдельный батальон не сможет взять интервента?..
Начупр Реннард смотрел на мантийца, а мантиец смотрел в потолок. Глаза его оставались холодными, лицо ничего не выражало; так всегда бывало, когда он задумывался. Сейчас он, должно быть, форсировал регенерацию своих мягких тканей: печени, лёгких, сердца. Мантийца не убьёшь случайной пулей, сказал Доктор.
А ещё он сказал, что профессионал не метнётся под пулю.
Но Эрвин столько раз вставал под огнём…
Эрвин мёртв, подумал Николас со странным спокойствием. Его застрелили. Поэтому больше не о чем волноваться. Это существо просто пользуется телом Эрвина.
— Где они? — спросил вдруг мантиец почти четко, хотя ртом у него шла кровь. Николас не сразу понял его. Поняв, ответил:
— Ушли.
Доктор предупреждал, что с ними нельзя разговаривать, вспомнил он и почти улыбнулся. Значит, пары реплик хватит, чтобы он стал твоим другом? Сколько нужно, чтобы стать чем-то большим?
— Ясно, — хрипло продолжал мантиец. — Свяжись с «Тропиком». Немедленно. Пусть уходят со стоянки. «Лепесток» скоро взорвётся.
Николас не ответил и не притронулся к струнам управления. Вместо этого он медленно поднялся с кресла, не вполне осознавая, что собирается сделать.
Мантиец резко перекатил голову набок.
— Не подходи, — выдохнул он. Чёрные глаза сузились. Только сейчас в них выразилась боль.
— Что?
— У меня сейчас человеческий гормональный фон, — отрывисто сказал мантиец. — Это плохо. Настройка не держится. Не подходи ко мне. Я слишком… — он замолчал и судорожно сглотнул, а потом выговорил тише и невнятней, — Ник, свяжись с кораблём, платформа сейчас взорвётся.
Эрвин мёртв, подумал Николас.
— Там Найру Тин, — выговорил мантиец через силу, почти зло. — Я его знаю. Он взорвёт платформу.
Николас помолчал. Потом сказал:
— Ты мог увернуться от пуль.
— Ты не мог, — ответил мантиец и добавил умоляюще: — Ник, пожалуйста. Дай мне довести тебя до корабля. Потом делай что хочешь.
Хватит на него пялиться, думал Николас, но всё равно смотрел неотрывно, пристально, непонятно что пытаясь разглядеть.
— Ты весь в крови, — зачем-то сказал он.
— Да, — сказал мантиец. — Я вывожу пули. Ник, прошу тебя.
Зачем ему это нужно, подумал Николас, но тотчас вспомнил, что о риске взрыва его предупреждал даже ИскИн стоянки. Действительно, устройство должно было по крайней мере самоликвидироваться.
Он молча сел, развернулся и запросил связи. Капитан ответил мгновенно. Доложил, что место на другой стоянке им уже предоставлено, перелёт — дело получаса, с минуты на минуту он запустит двигатели. Компьютер унимобиля получил новые координаты и сменил курс. Николас бездумно смотрел на экран с технической информацией. Он ничего не чувствовал. Перетянутые струны обрываются под ударами; в нём не осталось струн, на которых можно было бы сыграть, и ничего больше не звучало. Все силы воли уходили на то, чтобы не впасть в окончательную прострацию. Хотелось сложить руки и больше ничего не делать и не говорить. Николас прикусил губу изнутри. Что я собираюсь делать, спросил он себя. Я не имею права на шок. У меня максимум час, чтобы принять решение. С «Тропика» я позвоню Доктору, но решить нужно до этого.
Я ещё не сошёл с ума, чтобы везти на Циалеш мантийца.
Но в него стреляли свои. Эрт Антер сказал, что его перевербовали.
Он элитный агент. Его начальник водил Йеллена вокруг пальца. Ради того, чтобы внедрить агента в Звёздный Легион, можно его и подстрелить слегка.
Провалить агента — плохой способ внедрить его куда-либо. Можно сказать, наихудший. Фрайманн пользовался безусловным доверием и сотни раз подтверждал свою надёжность, он был первым кандидатом на должность командира Легиона. Более успешного интервента трудно вообразить.
Но он не работал, думал Николас. Внедрялся — но не работал, не отвечал «бабочкам»… всё это были части одного плана?
Зачем?
Зачем им всё это?
…Мантиец глубоко вдохнул и выдохнул с хрипом.
— Ник, — сказал он, — прости. Я больше не могу оставаться в сознании. Мне нужно уйти в транс. Отдай меня ИскИну в медотсеке. Если. Решишь. Так. — Последние слова дались ему с трудом, но явно не из-за ранений: всё остальное он выговаривал с лёгкостью, разве что не так твёрдо, как обычно. — Пули выйдут. Правда, медленнее, чем должны.
— Почему?
Николас обернулся и пожалел об этом. Но прятать глаза не стал.
— Потому что я курю, — мантиец улыбался окровавленными губами. — Курить вредно.
Он поймал взгляд Николаса — на один миг перед тем, как смежить веки. Потом лицо его стало спокойным.
«Тропик» поднялся со стоянки немедленно. Разрешение на взлёт капитан уже получил. Он встретил Николаса у трапа. Рядом помигивала огоньками медицинская платформа для раненого. Капитан набрал воздуху в грудь, но спросить ничего не успел. Покушение, коротко сказал Николас. Вид он, должно быть, имел при этом такой, что опытный, немолодой капитан космического корабля вытянулся и побледнел. Подробностями он не интересовался. Николас сухо пожелал ему успешного полёта и прошёл в каюту, платформа поехала в медотсек под надзором врача-ИскИна, а пилоты взяли максимальный разгон, какой только позволяли гравикомпенсаторы корабля. Из зоны, в которой запрещались прыжки, «Тропик» должен был выйти через двенадцать часов.
