Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
мер подадут обед и любые напитки, какие только захотите. Райское место. Отличный финансовый контракт и заманчивые съемки.
Две звездные пары быстро подружились. Процитируем мемуары Симоны Синьоре «Ностальгия теперь уже не та»:
«Монтан возвращался со студии первым, принимал душ и жадно набрасывался на текст, который надо было назавтра выучить. Он запирался в комнате, работал до ужина добрый час, часто с репетитором, следившим за произношением и ударениями (ведь фильм снимался на английском языке. – Ю. Б.).
Когда возвращалась Мэрилин, она обычно заставала Артура и меня либо у них, либо у нас: это был час моего отчета Миллеру о том, как я провела день, – час рюмки скотча, а также час, когда Артур с жаром рассказывал о далеком или близком прошлом своей страны, которую я так плохо знала.
Мэрилин, еще в гриме, говорила: «Я под душ и сразу к вам». Она возвращалась в халатике из искусственного шелка цвета перванш в белый горошек, без грима, без накладных ресниц, босиком, отчего ее фигура казалась более плотной: у нее были лицо и походка прекраснейшей из пейзанок Иль-де-Франс, о которых веками слагали песни…»
Заметим, что и Мэрилин и Симона были блондинками на тот момент: Мэрилин – платиновой, а Симона – с чуть медным отливом.
А теперь воспоминания Ива Монтана:
«У меня так и стоит перед глазами тогдашняя Мэрилин – в брючках из шотландки и в кофточке с приоткрытым (без всякой задней мысли) воротником, с глазами какой-то немыслимой голубизны, всегда хранившими ту прозрачность, которая у большинства других женщин появляется лишь временами. А может, дело было в том особом цвете, каким все окрашивала вокруг калифорнийская зима? Не знаю…»
Шел январь 1960 года. Мэрилин и Монтан вместе работают на съемочной площадке, помогают друг другу, между ними устанавливается творческая дружба, которая переходит… да-да, вы догадались: она не могла
не перейти в любовь. Этому способствовали и обстоятельства: Симона Синьоре улетела на съемки своего фильма в Италию, а Артур Миллер – по литературным делам в Ирландию. Монтан и Мэрилин остались «без присмотра» и…
Мэрилин однажды не явилась на съемки, и Монтан отправился узнать, в чем дело. «Вхожу, – вспоминал Монтан. – Присаживаюсь на краешек кровати: «У тебя температура?» – «Да, но небольшая, скоро все пройдет. Я рада тебя видеть». – «Я тоже рад». Банальнейший диалог. Но что это со мной творится, спрашиваю я себя. Впрочем, не слишком долго…»
Нетрудно представить, что было дальше. «Голова ее вдруг поворачивается, и мои губы касаются ее губ. Фантастический, нежнейший поцелуй! Я одуреваю…»
Одурение – первый признак охватывающей человека страсти. Подсознательно они давно тянулись друг к другу: для Мэрилин Монтан был образцовым символом «френч лав» – «французским любовником», а для Монтана Мэрилин была тоже символом – красоты и женственности. Вспыхнувшая страсть охватила обоих, вырвалась из спальни и стала известной сначала съемочной группе, затем всему миру. Газеты принялись смачно обыгрывать название фильма «Давай займемся любовью», перешедшее в пламенную реальность. Журнал «Лук» оповестил о том, что «самая популярная блондинка Голливуда и самый популярный трубадур Франции объединились, и в результате получилось нечто весьма взрывоопасное».
Во время их бурной любви Симона Синьоре получила «Оскара», и, возможно, это тоже сыграло свою роль в злосчастной истории. Мэрилин Монро могла подумать: «У Симоны «Оскар» и Ив. У нее все. А что я?» Она уговаривала себя и Монтана, что они созданы друг для друга. «Артуру нужны интеллектуалки, с которыми он мог бы беседовать, вроде Симоны. А мне не нужны беседы, мне нужна любовь, и мне нужен только Ив!»
Так решила Мэрилин Монро и согласно своему решению действовала: как говорится, начала давить на Ива Монтана, но давление не привело к желаемому
результату. «Он пытался быть милосердным. Он целовал меня, – вспоминала Мэрилин. – Но он сказал, что идея оставить Симону… смешна. Так и сказал: смешна. Он еще сказал, что надеется, что мне с ним было хорошо и что он «приятно провел время»! Я, я любила его, а он «приятно провел время»! Так всегда: я вечно чего-то жду, и что получаю в итоге – дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!»
А теперь выслушаем другую сторону. Спустя долгие годы Монтан вспоминал: «Многие из моих друзей до сих пор убеждены, что эта связь прежде всего льстила моему самолюбию. Да, это так: я действительно был польщен. Но куда больше растроган и тронут. Тронут тем, как это было прекрасно. Тронут, потому что это было безысходно. Ни разу, ни на один миг не возникала у меня мысль порвать с женой. Но если бы она сама, по своей воле, хлопнула дверью, возможно, я связат бы свою жизнь с Мэрилин. Или хотя бы попробовал это сделать. Линия поведения, которую избрала для себя Симона, сделала подобную постановку вопроса ненужной».
О, это была редкая линия поведения женщины, узнавшей, что ей изменяют! От нее ждали шумного скандала, а она, напротив, сжала зубы и затихла. Но когда друзья особенно ее «достали», ответила им веско: «А много вы знаете таких мужчин, которые остались бы бесчувственными в объятиях Мэрилин?» Ее выдержка охладила чувства Ива Монтана к Мэрилин Монро. Он метался, переживал, а тут пришло в августе 1962 года сообщение о самоубийстве Мэрилин Монро. Примечательна реакция других сторон треугольника.
Ив Монтан: «Где бы я ни был, где бы ни жил, Мэрилин всегда будет оставаться со мной. И я не хочу гнать от себя ее образ. А если иногда все-таки гоню и прогоняю, то это просто означает, что я пытаюсь выжить – только и всего…»
Симона Синьоре: «Она так и не узнала, сколь мало я ненавидела ее».
Ну а что дальше? Дальше жизнь Симоны Синьоре и Ива Монтана вернулась в прежнее русло. «Мы сумели продолжить прежний путь, – пишет в мемуарах Мон-
тан. – И Симона приложила гигантские усилия, чтобы никогда, ни разу в приступе злобы, во время какой- то ссоры, когда обычно все в тебе поднимается со дна и выходит наружу, – не припомнить мне эту историю».
Конечно, были и ссоры, и новые измены («В истории не было женщины, которой изменяли бы столько, сколько мне», вырвалась у Симоны однажды отчаянная фраза), и недовольство друг другом, но они не разводились и прожили в браке 43 года. В последние годы Симона Синьоре быстро стала стареть, много пила, здоровье ее подорвалось. А на горизонте Монтана появилась еще одна пассия, Анн-Жильбер Дроссар, но это уже совсем другая история, не имеющая никакого отношения к описанному нами треугольнику.
Ив Монтан написал книгу «Солнцем полна голова», изданную и у нас, в России. А чем было полно сердце Монтана? Симоны Синьоре? Мэрилин Монро?
Лично я бы ответил так: любовью и печалью. Но такова жизнь.
Поцелуй – подарок жизни
Поцелуй меня, потом я – тебя.
Потом вместе мы поцелуемся…
( Из песни)Сегодня поцелуями никого не удивишь: целуются все и везде. А раньше это был скрытый, сугубо интимный любовный ритуал для двоих. Хотя, как поется в русской народной песне:
При народе, в хороводеПарень девку целовал.Его девка обнимала,А народ-то все видал.
Но это редкость. От полноты чувств. А вообще принято, как в песне «Темно-вишневая шаль»:
Я стыдливо лицо закрывала,А он нежно меня целовал.
Теперь такого не встретишь. Стыдливость превратилась в какой-то раритет чувств. Все на продажу! А поцелуи – это такая мелочь, вроде сигаретки… Но и в старые времена бывало, что желания перехлестывали через край, и тогда из груди вырывалась мольба как стон. Опять же в качестве примера приведем слова старинного романса:
Не уходи, побудь со мною,Здесь так отрадно, так светло.Я поцелуями покроюУста, и очи, и чело.
О! Это уже всерьез! Половодье чувств – все вза- хлест!
Мы на лодочке катались,Золотистой, золотой, –Не гребли, а целовались,Не качай, брат, головой.
Современная молодежь таких песен не поет, а рань-
ше вот пели и дальнейший куплет исполняли с нажимом, со значением:
Поцелуй меня, мой милый,Без отрыву сорок раз, –Я тогда тебе поверю,Что любовь верна у нас.
Поцелуи в стихах и в песнях – можно на эту тему написать целую книгу. Как там у Алексея Кольцова?
Обойми, поцелуй,Приголубь, приласкай,Еще раз – поскорей –Поцелуй горячей.
«Поцелуй, – как заметил со своего олимпийского высока Иоганн Вольфганг Гёте, – это когда две души встречаются кончиками губ». Об этом говорит и шведская поговорка: «Лучшие ворота к душе женщины – ее губы».
