Иэн Бэнкс - Материя
— Полегче, молодой человек. — Фантиль с улыбкой кивнул на бокал.
Орамен тоже посмотрел на бокал, желая что-то возразить, но потом поставил его на стол между собой и Фантилем.
— Это я виноват, Фантиль, — сказал он. — Я пропустил Тоува перед собой там, у двери, и сделал глупость — прикончил того, которого ранил в грудь. А так можно было бы узнать, кто их подослал.
— Думаете, кто-то их подослал?
— Вряд ли они караулили у двери, ожидая первого встречного, чтобы его ограбить.
— Тогда кто же?
— Не знаю. Я размышлял над этим, но понял, что подозреваемых чертовски много.
— Кто они?
Орамен посмотрел на собеседника.
— Те, о ком вы подумали.
Фантиль выдержал взгляд принца и кивнул.
— Да-да. Но кто именно?
Орамен покачал головой.
— Делдейнские шпионы, республиканцы, радикальные парламентарии, семья, когда-то заимевшая зуб против королевской фамилии, обанкротившийся букмекер, который принял меня за Фербина. Кто знает? Или даже анархисты... хотя они, похоже, больше существуют в голове их непримиримых противников.
— Кто больше всего выигрывает в случае вашей смерти? — поинтересовался Фантиль.
Орамен пожал плечами.
— Рассуждая строго логично, наверное, тил Лоэсп. — Он посмотрел на секретаря, который встретил его взгляд с привычно-безучастным выражением. Орамен снова покачал головой. — Да, я о нем подумал, но если не доверять ему, кому тогда доверять? Вам, Харн, Тоуву — да примет МирБог его душу — всем. — Орамен сложил пальцы в кулак и ударил ближайшую подушку. — Зачем я убил того раненого? Нужно было оставить его в живых! — Он уставился на секретаря. — Уж я бы сам вытащил правду из этого пса — хоть клещами, хоть раскаленным железом.
Фантиль на мгновение отвел взгляд.
— Ваш отец чурался подобных методов. И прибегал к ним лишь в самых крайних случаях.
— Что ж, — сконфуженно проговорил Орамен, — я полагаю, таких... вещей следует избегать. Лучше их... поручать кому-нибудь.
— Нет, — сказал Фантиль. — Он мог при этом присутствовать, да... Но это единственное, насколько мне известно, что вызывало у него тошноту.
— Да, конечно, — сказал Орамен с внезапным смущением. — Честно говоря, сомневаюсь, что я смог бы это сделать. Я бы упал в обморок. Или убежал. Точно-точно.
Он снова наполнил свой бокал и снова поставил его.
— Вам понадобится новый конюший, принц, — сказал Фантиль, явно желая сменить тему. — У верен, вам его скоро подберут.
— Наверняка это сделает экзалтин Часк, — сказал Орамен. — Тил Лоэсп оставил меня на его «попечение», пока сам отсутствует. — Он покачал головой.
— Пожалуй. Однако позвольте подать идею. Предложите экзалтину человека, выбранного вами.
— Но кого? — Орамен посмотрел на секретаря. — У вас есть какие-то соображения?
— Есть, ваше высочество. Граф Дроффо. Он молод, но умен, серьезен и надежен, предан вашему покойному отцу и королевской фамилии. А кроме того, он лишь недавно появился в Пурле и — как бы это сказать? — не полностью заражен цинизмом двора.
Орамен задержал взгляд на Фантиле.
— Дроффо. Да. Я помню его со дня смерти отца.
— И к тому же, ваше высочество, пора вам обзавестись собственным преданным слугой.
— Прекрасно, организуйте и это, пожалуйста. — Орамен пожал плечами. — Должен ведь я кому-то верить, секретарь двора. Я решил верить вам. — Принц допил свой бокал. — Вот сейчас я верю, что вы наполните мой бокал, — хихикнул он.
* * *Битва на канале не стала ни катастрофой, как опасался Уэрребер, ни легкой прогулкой, как полагал тил Лоэсп. Они потеряли больше техники и людей, чем — по представлениям фельдмаршала — требовалось для переправы на другую сторону, где пришлось остановиться, перегруппироваться и дождаться обозов. На это ушло не меньше времени, чем если бы они дождались рассвета и атаковали по широкому фронту после интенсивной ночной артподготовки и, возможно, под прикрытием утреннего тумана. Вместо этого они наступали тремя клиньями по трем длинным бродам со стоячей водой и влажными песками — и при такой концентрации живой силы понесли немалые потери от пулеметного огня и мин, вылетавших из замаскированных, глубоко вкопанных в землю минометов.
Однако сражение они выиграли, заплатив убитыми и ранеными солдатами за сэкономленные снаряды. Уэрребер считал это позорной, возмутительной сделкой — ведь не было нужды спешить с атакой. Тил Лоэсп считал такую сделку приемлемой.
Фельдмаршал утешал себя мыслью, что от приказа до его исполнения довольно далеко. Зная о приказе «пленных не брать», многие военные предпочитали разоружать захваченных делдейнов и отпускать на все четыре стороны. Уэрребер закрывал глаза на такие нарушения дисциплины.
У него произошла еще одна стычка с тилом Лоэспом — по поводу разделения армии. Регент хотел послать изрядную часть войска для захвата колонии Хьенг-жар, а фельдмаршал полагал, что нужно собрать все силы в кулак для атаки на столицу, где сосредоточились оставшиеся части делдейнов. Последнее слово опять осталось за регентом.
Уменьшенная армия, разделившись на три части, вновь растянулась в походную колонну. Отныне целью был штурм делдейнской столицы.
15. «СОТЫЙ ИДИОТ»
Увидев рыцарей Воллирда и Баэрта, Фербин сразу же понял, что эти двое посланы убить его. Он прекрасно знал их. Рыцари охраняли изнутри дверь помещения, в котором расправлялись с его отцом, — стояли и смотрели, как тил Лоэсп жестоко убивает их короля. Того, что покороче, пошире в плечах, помощнее, звали Баэртом — именно его тогда узнал Фербин. Другой, повыше и потоньше, — Воллирд — слыл ближайшим соратником тила Лоэспа. Фербин был полностью уверен, что именно Воллирд стоял по другую сторону дверного проема, хотя Фербин и не разглядел его лица.
— Господа, — сказал Воллирд, едва кивая и ехидно улыбаясь.
Баэрт — тот, что покороче и пошире в плечах, — не произнес ни слова.
Эта парочка появилась в просторном переполненном зале, располагавшемся у выхода из башни, откуда только что вывели Фербина и Холса. Окт продолжал требовать документы, пытаясь объяснить, почему Фербин и Холс не могут увидеть нарисцинского великого замерина. Двух рыцарей сопровождал нарисцин в сверкающем экзоскелете из золота и драгоценных камней. На рыцарях были гетры и длинные мундиры под плащами, а на поясе — мечи в ножнах и кобуры.
Фербин не ответил — просто смотрел на рыцарей, навсегда фиксируя в своей памяти их лица. Он чувствовал, как начинает дрожать, как учащается его пульс, как из самого нутра ползет холодок. Фербин разозлился на предательское тело и попытался расслабиться, дышать ровно, всем своим видом демонстрировать полнейшую естественность.
— А вы, господа, — спросил Холс, не снимая пальцев с рукояти длинного ножа, — вы кто такие будете?
— Документы прошу, — безнадежным голосом сказал окт рядом с Холсом и Фербином.
Рыцарь — тот, что повыше, — посмотрел на Фербина и сказал:
— Будьте так добры, сообщите вашему слуге, что мы не отвечаем щенкам в присутствии их хозяев.
— Мой слуга — человек чести и достоинства, — сказал Фербин, стараясь говорить ровным голосом. — Он может разговаривать с вами на любой манер, как сочтет нужным, а вы, клянусь господом, должны быть благодарны даже за малейшую обходительность, какой он удостоит вас, ведь вы не заслуживаете и капли ее. Я бы на вашем месте не отказывался и от крошечной частицы внимания, потому что, поверьте мне, настают суровые времена.
На лице невысокого появилось свирепое выражение, рука его потянулась к мечу. Во рту у Фербина пересохло; он ясно понимал, насколько противник превосходит их в вооружении. Рыцарь повыше, казалось, был удивлен и немного уязвлен.
— Ваше высочество, эти слова несправедливы по отношению к тем, кто желает вам только добра.
— Кажется, я знаю, какого рода добра вы нам желаете. Но я намерен избегать ваших любезностей.
— Ваше высочество, — высокий снисходительно улыбнулся, — нас послал нынешний законный правитель нашего общего отечества. Он желает вам только блага и хочет оказать помощь в вашем путешествии. Я сожалею о недопонимании, которое заставило плохо о нас подумать еще до того, как мы с вами были представлены друг другу. Меня зовут Воллирд из Сурньера. Я рыцарь двора. Мой товарищ — Баэрт из Харвина, удостоенный такой же чести. — Воллирд чуть повернулся и указал на невысокого, не отрывая взгляда от лица Фербина. — Мы здесь, чтобы служить вам, мой добрый господин. Умоляю вас, воздайте нам должное, хотя бы по той причине, что здесь, на глазах у наших иноземных друзей, мы можем повредить репутации всего нашего народа, если покажемся вздорными или раздражительными.
Воллирд махнул в сторону окта и нарисцина, блестящих и неподвижных. Взгляд его по-прежнему был устремлен на Фербина.
