Василий Орехов - Звездный десант
Дверь комнаты приоткрылась.
— Нормально получилось? — спросил тот, кто вел допрос, у сунувшегося в комнату верзилы.
— Высший класс, — ответил верзила. — Клиент пел, что твой соловей. Концерт вышел на загляденье.
Похолодев, Маккейн проследил за его взглядом и вдруг с ужасом обнаружил, что рой сферокамер, раньше круживший по кабинету Каперони, теперь в полном составе находится в комнате. Крошечные шпионы маскировались среди бархатных портьер и изысканной лепнины потолка. Каким образом они скрытно проникли в комнату вслед за ним и ведшим допрос русским, резидент сказать не мог, да это уже было и неважно.
Вся беседа Маккейна и чудовищного русского, от первого до последнего слова, была записана и транслировалась в прямом эфире.
— Спасибо, ребята, — сказал русский. — Это все. Больше здесь ничего интересного не будет.
Сферокамеры шмыгнули в приоткрытую дверь над головой верзилы, возвращаясь в кабинет Каперони, чтобы снова продемонстрировать зрителям удрученную физиономию мафиозного босса. Маккейн с бессильной ненавистью посмотрел им вслед. Кажется, на этот раз он влип крепко. Пожалуй, если этот варвар прикончит его на месте, это будет наилучшим выходом.
— Никакой суд не примет эту запись, — вполголоса произнес громила. — Любой адвокат заявит, что этот придурок оговорил себя под жестким давлением, опасаясь за свою жизнь.
— А нам это и не надо, — безмятежно возразил главный. — Зачем же нам суд над каким-то отдельно взятым придурком? Нашей основной задачей было, чтобы это во всеуслышание прозвучало по головизору из уст высокопоставленного сотрудника американской разведки. Чтобы от этого нельзя было просто отмахнуться или похоронить под грудами бумаг в суде. А теперь пусть господа крутятся как хотят.
— Полиция прибыла, — донесся из кабинета Каперони голос дамы. — Поднимаются наверх.
— Оперативно, — одобрил тот, что вел допрос. — Всегда бы так приезжали по вызову — цены бы им не было. — Он похлопал Маккейна по щеке. — Ну-ну, успокойся, кавалерия уже здесь. Тебя спасли. У правоохранительных органов вряд ли возникнут к тебе серьезные претензии, так что срок, в отличие от мистера Каперони, тебе едва ли грозит. Но надеюсь, что твоя карьера погублена безвозвратно, а скорее всего, тебя ждут еще более суровые кары от собственного ведомства. Предателей не любят даже в Разведывательном Управлении. Будь мужественным и постарайся достойно перенести эти испытания.
Он вышел, не обращая больше внимания на мистера Маккейна, тело которого сотрясалось от беззвучных рыданий.
Начальник полиции Талгола Джек Хокинс сидел в своем рабочем кабинете, уныло уставившись в сводку происшествий за истекшую ночь. Проклятые рейнджеры устроили в городе настоящий беспредел. Создавалось впечатление, что они всерьез решили уничтожить мафию Талгола. Поначалу Хокинс только скептически хмыкнул, услышав о появлении «Вольных рейнджеров Саггети»: малыш Глам, получивший в наследство еще и империю Колхейнов, явно прилагал все силы и хитроумие, чтобы стать монополистом на этом рынке. Начальника полиции это особо не волновало — пусть гангстеры мочат друг друга как можно дольше, воздух чище будет, а монополизировать такую аппетитную сферу деятельности все равно ни у кого не получится, слишком много желающих будет вступить в конкуренцию на место выбывших динозавров.
Однако сводки сообщали о другом. Рейнджеры беспощадно уничтожали подпольные бордели, игровые клубы и фабрики по производству наркотиков. Цены на бромикан взлетели до небес, поскольку достать его в городе стало практически невозможно: если спам и «черный одуванчик» еще можно было завозить, то бромикан очень быстро терял свои наркотические свойства, и его требовалось изготавливать на месте, а практически все местные производственные мощности были разрушены. Казалось, люди Саггети действительно задались целью раз и навсегда покончить с организованной преступностью. Однако это не лезло ни в какие ворота. Мафия всегда была санитаром каменных джунглей, отсеивавшим больные и слабые особи бизнеса, а также несущим населению то, что отказывалось предоставлять людям ханжеское правительство, но чего страстно требовала испорченная человеческая природа. Разумеется, гангстерам нельзя было позволять наглеть, лезть в политику и прибирать к рукам слишком много власти, за этим Хокинс по мере сил пытался следить, но полностью искоренить организованную преступность — это было бы безумие. Рано или поздно быдло, утратившее доступ к наркотикам, порнухе с реальными убийствами и собачьим боям, взбунтуется, не получая привычной дозы запретного удовольствия. Если уж власти отказывались самостоятельно удовлетворять потребности быдла в низменном, мафия была жизненно необходима.
Он горестно покачал головой. Мотивы действий Саггети оставались для него загадкой. Он пытался поговорить лично с команданте Гламом, но тот отвечал какими-то лозунгами — про правое дело и священную войну с бандитами. Увы, пресечь деятельность его рейнджеров Джек по закону не мог: они порой допускали мелкие правонарушения, но в случае с вооруженными силами самообороны, фактически ведущими войну на своей территории, это было неизбежно, а поймать их на каком-то крупном проколе оказалось практически невозможно. Люди Саггети были чертовски осторожны.
А теперь еще новая жуткая головная боль. Чертовы рейнджеры каким-то волшебным образом прорвались в кабинет достопочтенного мистера Каперони, арестовали его и передали в руки полиции. Хокинс пытался тут же отпустить уважаемого члена столичной элиты, однако паскудник Динелли, юрисконсульт «Рейнджеров Саггети», передал ему материалы, уличающие хозяина «Каперони Инкорпорейтед» в довольно неблаговидных делишках. Сами по себе эти прегрешения не тянули больше чем года на полтора тюремного заключения, пустяки, но закавыка заключалась в том, что для подозреваемых в связях с организованной преступностью освобождения под залог не предусматривалось вообще, сколь бы ни были мизерны предъявляемые им обвинения. Впрочем, эти пустяки тоже не помешали бы Хокинсу тайком выпустить дона Гвидо, если бы гадина Саггети не пригласил на передачу обвинительных материалов кучу голоканалов, которые раструбили об этом по всему свету. Начальник полиции сочувствовал Каперони, однако ему вовсе не хотелось вдруг вылететь со своего хлебного места из-за мафиозных игр, как это случилось с его предшественником. Дон Гвидо был помещен в самую комфортабельную камеру полицейского управления и находился там до сих пор, ожидая, когда завершится срок предварительного заключения и ему будет предъявлено обвинение. В конце концов дело Каперони затребовала прокуратура, и Хокинс, совершив в камеру высокопоставленного арестованного визит вежливости, просто умыл руки.
К сожалению, начальник полиции не знал, что большую часть обличающих дона Гвидо сведений с риском для жизни добыла Рысь в здании «Берковиц Коммуникейшн» при помощи секретного личного кода коммуникатора только что убитого ею дона Исайи. Мистер Берковиц давно собирал досье на своих заклятых друзей, разумно полагая, что такой материалец никогда не будет лишним. Ссору с Каперони на последнем совете благородных семейств он спровоцировал еще и для того, чтобы дон Гвидо в сердцах ляпнул что-нибудь неосторожное; весь диалог был тщательно им записан на микроскопическое подслушивающее устройство, суперсовременный шпионский гаджет, который не смогли засечь сканеры людей Каперони. Эта запись также попала в руки Горностаев и Саггети, а затем Хокинса. Если бы начальник полиции знал, что эти важные сведения добыты Джулией незаконным путем, он, несомненно, воспользовался бы поправкой о недопустимости подобных методов сбора доказательств и сумел бы выпустить Каперони без всякого залога, а в камере оказалась бы Рысь.
На столе ожил селектор:
— Мистер Хокинс, к вам мистер Бенуцци.
Начальник полиции недоуменно уставился на переговорное устройство. Понемногу выражение удивления на его лице сменилось гримасой досады.
— Пусть войдет, — нехотя проговорил он.
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался дон Джузеппе. Вид у него был жалкий: галстук съехал набок, пена в углу рта, волосы всклокочены, глаза горят, как у душевнобольного.
— Мистер Хокинс! — воскликнул он, бросаясь к столу хозяина кабинета. — Мистер Хокинс!..
— В чем дело, мистер Бенуцци? — Хокинс вложил в свой голос столько льда, сколько сумел. — Что происходит? Я же миллион раз просил не приходить лично! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь… Сядьте и успокойтесь!
— Да, простите. — Неимоверным усилием дон Джузеппе взял себя в руки, опустился на неудобный стул для посетителей напротив стола. — Я прошу меня извинить за мое недопустимое поведение. Но я в панике, мистер Хокинс, я в совершеннейшем ужасе! Я не знаю, что мне делать!
