Кратчайшее расстояние (СИ) - Валерия Панина
Это были самые тяжелые сутки в моей жизни. Хуже беспомощности, хуже горя потери может быть только неизвестность. Мы с Катей остались в ЦУПе, в одном из кабинетов групп поддержки, рядом с залом управления. Все переговоры нам транслировали в режиме реального времени, приносили еду из столовой, регулярно заглядывал врач, из медцентра принесли пледы, тапочки, даже подушки под спину. Родители Игоря ждали в нашей квартире. Я рассказала им все, что знала, не утаивая. Время от времени мы созванивались: они за меня тревожились, я старалась как-то маму ободрить. Моим тоже сообщили, и они прислали смс-ку, что вылетают. Вдвоем с Катей мы что-то обсуждали, старались держаться, молча — то сбивчиво, то горячо — молились. Плакали, запрещая себе плакать. Твердили, как заклинание — верить. Мы должны верить, надеяться. Бабушка говорила «любовь и молитва со дна моря поднимут». Что нам еще оставалось? Только любить, верить и надеяться.
Командный пункт центра, персонал Главных оперативных групп управления эти сутки работали как проклятые. Сотрудники по окончании смены остались в ЦУПе, подъехали с выходных. Подключили все резервные рабочие места, пытались пробить связь, в невероятно короткие сроки перепрограммировали один из спутников, проложили траекторию над районом высадки. После первого же витка увеличили полученные фотографии. Видимых разрушений в кратере нет, пирамида цела, взлетно-посадочный комплекс не поврежден. Людей не видно. Келлер смотрел на монитор и на глазах становился мрачнее и мрачнее.
— Блоки на пирамиде встали на место. Видите, — он вывел на экран раннее изображение, — здесь был вход. Мы его не закрывали, после того, как первый раз открыли, да и действие механизма нам пока не удалось понять.
— Можно открыть пирамиду изнутри?
Келлер оглянулся вглубь корабля.
— Таких попыток мы не делали, — ответил уклончиво.
— Что предлагаете? — Горелов повернулся к офицерам.
Начальник ЦУП ответил не сразу.
— Продолжить мониторинг места высадки, наладить связь.
— Что вообще со связью? — рявкнул Горелов.
Длинный доклад связистов, полный технических терминов, мы почти не слушали. Обнялись с Катей, молчаливо утешая друг друга. Я содрогнулась всем телом, сдерживая всхлип.
— Люда, дети, — предостерегающе сжала мою руку подруга.
Дети, и правда, вели себя непривычно тихо.
— Все будет хорошо, — прошептала я, гладя живот. — Все обязательно будет хорошо.
Маленькая ручка (или ножка?) ласково толкнула меня изнутри, подтверждая.
Доля женщины — ждать, веря в лучшее вновь,
Не сдаваясь ветрам и печалям,
Нас спасает Надежа, спасает Любовь,
И уверенность в том, что нас ждали…
Представляя, что вот он вернется домой,
И обнимет: «Спасибо, родная!»
Прямо в сердце своем принимаем мы бой,
Новый мир без беды создавая.
Надо верить, что жив, и тогда на Луне
Он услышит твой шепот надежды:
«Я тебя очень жду, возвращайся ко мне!»
Он вернется, здоровый, как прежде…
Он обнимет тебя, он дождется детей,
Будет тоже вставать к ним ночами,
И поэтому — жди, и поэтому — верь,
Не сдаваясь беде и печалям![6]
Глава 18. Новая жизнь
К одиннадцати ночи напряжение достигло наивысшей точки. Новостей по-прежнему не было. Мы устали, от долгого сидения отекли не только ноги, но и руки, лицо, поднялось давление. Спину, живот тянуло невыносимо. Мы игнорировали и плохое самочувствие, и врачей, уговаривавших нас отдохнуть, уйти хотя бы на полчаса полежать. В начале двенадцатого Камиль измерил давление сначала мне, потом Кате и молча начал набирать номер на телефоне.
— Палату готовьте. Вызовите гинеколога, который их наблюдает. Подъехала уже? Нет, пока к нам положим, возить некогда.
— Никуда мы не пойдем, — возмутилась я. — Катя, ты же врач, скажи ты ему!
— Не будь дурой, — грубо оборвал меня Бадамшин. — У тебя сейчас роды начнутся, и у нее тоже. Ты риск рождения на тридцатой неделе мертворожденных или живых, но нежизнеспособных, осознаешь?
Окончание драмы мы с Катей узнали только поздним утром. Нас увезли, в двухместной палате уже ждала Инга, посмотрела, коротко переговорила с Камилем, медсестричками, нас переодели в удобное, уложили и что-то вкололи. Я уснула мгновенно, еще иголку из попы вытащить не успели. Пришла в себя, полежала, плохо соображая, где я и что вчера было. Голова кружилась, лежать было неудобно, живот ужасно мешал. Живот! Я торопливо ощупала себя. По-прежнему беременна. Дети, вы как? В животе слабо толкнулись. Я еще полежала, собираясь с силами.
— Люда, проснулась? — тихо позвала Катя.
— Да, — я повернула голову. — А ты давно не спишь?
— Только что, — подруга выглядела немного бледной, но все же лучше, чем вчера.
— Все ведь уже закончилось? — выговорила я с трудом. — Они уже знают?
Вместо ответа Катя нажала кнопку. Через несколько минут в палату набилась куча народу — врачи, Галина Коровина, начальник медцентра. Доктора нас по очереди деловито щупали, обсуждали, что-то решали. Галя и Ливанов стояли у порога, негромко переговариваясь.
— Что? — умоляюще проговорила я, чувствуя близкие слезы. — Что?!
— Говорите! — не выдержала Катя, заливаясь слезами. — Живы?
— Девочки, вы только не волнуйтесь, — подошла ближе Галя.
— Виталий Германович скоро подойдет, — добавил Алексей. — Сам все расскажет.
— Хватит! — заорала я, рывком поднимаясь. — Это невыносимо! Я не могу больше! Скажите — живы?!
— Людмила, — взяла меня за плечи Инга. — Немедленно ложись, тебе нельзя вставать!
— Вы скажете или нет?! — села, отмахиваясь от Камиля, Катя.
Эта мизансцена длилась секунды, а нам казалось, что вечность.
— Экспедиция возвращается, — заговорил Ливанов, — Живы все, двое ранены. Состояние критическое.
Я только увидела, как обмякла в руках коллеги Катя и больше ничего не помню.
«На чем проверяются люди, если войны уже нет?
Приходится слышать нередко, сейчас, как тогда:
„А ты бы пошел с ним в разведку? Нет или да?“»
Я шептала строчки Высоцкого, маясь бессонницей в больничной палате. Думала. Сегодня нам показали запись рапорта о произошедшем там, на Луне. Сухой казенный язык, короткие рубленые фразы. А у меня перед глазами, как живые, вставали картинки. Если бы сама не летала в космос, не была на Марсе, так ярко представить бы не могла, конечно… А так…
Бессознательную тревогу, как
