Чайна Мьевиль - Посольский город

— Сначала их думали использовать совсем с другой целью, как прикрытие для чтецов разведывательного отдела, чтобы убрать агентов из-за сканеров — мимические микроволны и прочее. Но потом передумали. Вы знаете, — медленно продолжал он, — что они даже пытались вырастить собственных двойников? Там, в Чаро-Сити? Когда появилась колония. — Он потряс головой. — Не вышло. Говорят, в это вложили годы работы, без единого ариекая, чтобы слушать и копировать звуки, без ясного представления о Послограде — миабы тогда были реже, чем сейчас, — и получили… пары людей, непригодных в Бремене. — Пальцами он показал пары. — Да и в других местах тоже. Ненадёжных.

— Но тут возник Руковси. Тогда и подумали, может, он — решение старой проблемы.

Тайна того, что именно ариекаи различали в голосах наших послов, осталась нераскрытой: Чаро-Сити подтвердил только то, что со всеми имплантатами, приращениями, химикалиями и сотнями часов тренировок Джоэль Руковси и его напарник, лингвист Колей Рен, кодовое имя Ра, сумели набрать невероятно высокий балл в тесте Штадта.

Никто не знал, будет ли это звучать как Язык для ариекаев — но других тестов, кроме Штадта, не было, а судя по нему, агенты выдержали экзамен. Если бы эксперимент не удался, если бы он провалился так, как могли предположить его заказчики, если бы ЭзРа заговорили и получили вежливое непонимание в ответ, то никто ничего не потерял бы. Просто два профессиональных агента провели бы долгую и скучную командировку в ожидании следующего корабля домой. Но что, если бы они преуспели?

— Вы ведь сами не дураки, — сказал Уайат. — Так почему же вы нас за них держите? Думаете, мы не замечали, как вы нас провоцируете, устраиваете ложные собрания, скрываете истинную повестку дня, проявляете непослушание, утаиваете налоги, мошенничаете с биомашинами, оставляя себе, что получше, а нам отправляя остатки, да и те слушаются только вас, послоградцев? Думаете, всё было шито-крыто? Да ради бога, мы уже сотни тысяч часов знаем, что вы нацелились на независимость.

Молчание, наступившее вслед за этим, ещё совсем недавно значило бы объявление войны. Но теперь это было просто молчание. А его слова казались не откровением, но простой невежливостью. Уайат потёр глаза.

— Это же история, — сказал он. — Подростковый период. Через него проходят все колонии. Вот и вы к нему подошли, точно в назначенное время, хоть часы сверяй. Это моя пятая командировка. Сначала Чао-Полис, потом Дракози, потом Берит-Блю. Вам это о чём-нибудь говорит? Бог ты мой, люди, да вы что, новостей не читаете, что ли? Или вы не загружаете данные, которые приходят в миабах? Я же специалист. Меня посылают туда, где в колониях назревает война.

— И ты предотвращаешь отделение, — сказал Брен.

— Вот уж нет, — ответил Уайат. — Ты, может, и таинственный старик для своих, но я-то прилетел снаружи, и вижу твоё невежество насквозь. Берит-Блю отделился, причём после малюсенькой войны. — Он поднял руку и едва заметно развёл большой и указательный пальцы, показывая её размеры. — Самоопределение Дракози было исключительно мирным. Чао-Полис как раз сейчас разрабатывает вместе с нами план региональной автономии. Думаешь, мы такие грубые, да, Брен? Они свободны… и они наши. — Он умолк, давая информации перевариться.

— Но бывают исключения. Вы слишком далеко от Бремена, до вас трудно дотянуться, вами трудно управлять. И вы не готовы. Вам рано было получать независимость. А всё из-за Языка: он сбил вас с толку. Вы считаете себя аристократами. Точнее, считали. И думали, что колония — ваше поместье. В некотором роде так и было: в отличие от всякой другой аристократии, которую я когда-либо видел, вы действительно незаменимы. Были. Вот почему вы всегда выбирали своих преемников сами. Поздравляю: вы изобрели наследственную власть.

— Но все вы, каждый посол и каждый визирь, каждый служитель в Послограде — наёмный работник Бремена. «Послы»: понимаете? Кто вас, по-вашему, послал? Мы нанимаем, но мы же и увольняем. И за нами право смещать.

ЭзРа были проверкой. Операцией, которая должна была лишить наших послов власти и отдалить наш переход к самоуправлению. Их успех изменил бы всё. Через две-три смены социальная система далёкой провинции оказалась бы полностью перевёрнутой. Если не только наши послы, но и другие смогут говорить на Языке, значит, в Послоград можно будет засылать аппаратчиков, дипломатов и верных метрополии людей в командировки на срок до нескольких местных лет, и скоро обитатели провинции привыкнут смотреть на Бремен как на основу своей жизни. А наши послы постепенно вымрут, один за другим, двойник за двойником, и будут должным образом оплаканы, но не замещены. Ясли закроют. Изолятор опустеет, когда смерть постепенно возьмёт всех его обитателей, и нового уже не будет.

Таков был элегантный план бескровного и постепенного перехода власти к Бремену. Как могли бы мы требовать независимости, если бы все наши контакты с Хозяевами зависели исключительно от служителей из Бремена? У Послограда было лишь одно богатство — монополия на Язык, которую и пытался отнять Бремен с помощью ЭзРа.

Ошибка, которая стоила целого мира. Не от глупости: от жесточайшего невезения. Игра психологии с фонетикой. Нет ничего странного в том, что они попытались. Немного везения, и изящнейший имперский манёвр удался бы. Контрреволюция средствами лингво-педагогики и бюрократии.

— Биомашины… это хорошо, — сказали МагДа. — Они бесценны.

— Да и здешние минералы и прочие ресурсы тоже полезны. И ещё кое-что.

— И всё же.

— Ну, продолжай.

— Зачем? — Мы же провинция, говорили они. И не из ложной гордости или самоуничижения. Многие у нас не однажды задумывались о том, почему Послограду не дадут просто умереть.

— А я думал, что среди вас как раз есть те, кто поймёт, — сказал Уайат. — Кто точно знает, в чём тут дело. — И он, подняв голову, посмотрел прямо на меня.

Я встала и скрестила на груди руки. Посмотрела на него сверху вниз. Все взгляды обратились ко мне. И я, наконец, произнесла это слово:

— Иммер.

Я бывала в городах, выдолбленных в скалах, и на планетах, прошитых нескончаемой цепью городов, словно окутанных сетью, в пустынях, где нечем дышать, в портах и других местах, о которых ничего сказать не могу. Иные были независимы. Большинство принадлежали Бремену, иногда на условиях известной свободы, иногда нет.

— Они ещё ни одной колонии из рук не выпустили, — сказала я. Мы все об этом слышали. — Ни разу. Пусть стоимость перевозок многократно превышает стоимость тех безделушек и технологий, которые мы поставляем, Бремен никогда не даст этому городу свободу.

Мои коллеги медленно кивали. Не кивал только Уайат.

— Господи Боже мой, Ависа, — сказал он. — Да ты себя послушай. «Это есть основа нашего правления…» — В его голосе звучало странное ликование предавшегося инакомыслию функционера, отчего казалось ложью то, что он говорил много раз прежде. — Можно подумать, ты не знаешь, сколько колоний от нас отпало. Ты же сама видела карты с символами в виде могильных плит в открытом иммере. — Я слышала рассказы о планетах, усеянных останками людей и человеко-экзотов, где многоэтажные дома тонули в инопланетной грязи. Где огромные территории были превращены в пустыню умышленно, по ошибке или по иной загадочной причине. Такие планеты давно стали притчами во языцех всего иммера. Мне вдруг почудился в них упрёк: как я, зная о судьбе этих развалин, могла повторять риторику своего правительства.

— Будь это в интересах Бремена, — сказал Уайат, — он дал бы вам свободу, а меня прислал бы следить за процессом. Но мы потратили столько сил вовсе не потому, что «не выпускаем из рук ни одной колонии». — Он снова выжидающе поглядел на меня. Давай, мол, пробуй ещё раз.

Я подумала о картах. Подняла голову, словно сквозь потолок могла увидеть Руины. Об иммере мне было известно больше, чем любому в той комнате, включая Уайата. Я вспомнила беседу с одним кормчим, его робкие восторги человека, не подозревающего, что он касается тайн.

— Мы же на краю, — сказала я коллегам. — На краю иммера. А они продолжают исследования. Послоград должен был стать промежуточной станцией.

— Да, биомашины и прочее, — сказал Уайат. — Всё это, конечно, очень хорошо. — Он пожал плечами. — Приятно, когда они есть. Но Ависа Беннер Чо права. Внимания вам перепало больше, чем заслуживает крошечная планетка вроде вашей.

Все избегали глядеть на Маг или Да. Теперь мы знали то, о чём некоторые из нас раньше лишь подозревали, а именно, что их любовник Ра был тайным агентом и предал их и всех нас. В том, что он прилетел сюда с заданием, не было ничего странного, потрясало то, насколько враждебным всему Послограду оно оказалось. И ещё то, что даже в дни кризиса, когда всё так переменилось, он ничего не сказал. Хотя вообще-то я не знала, что именно было известно МагДа.