Лоис Буджолд - Барраяр
— А почему не прямо сейчас?
Форкосиган с усталым вздохом откинулся на стуле и отодвинул поднос, где в миске осталось пара кусочков рагу и раскрошенный хлеб.
— Потому что сначала я хочу выяснить, какую часть фордариановских сил удастся перетянуть на нашу сторону до развязки событий. Дезертировать ко мне… нет, это не совсем верное слово, скорее, перейти. Я не хотел бы ознаменовать годовщину моего пребывания на посту регента четырьмя тысячами казней по приговору военного трибунала. Все нижние чины смогут получить безоговорочное помилование на том основании, что они были связаны присягой и вынуждены следовать за своими офицерами, но мне хотелось бы спасти еще как можно больше командиров. Пятеро графов и Фордариан уже обречены, им надеяться не на что. Будь он проклят за то, что затеял!
— Чем же заняты сейчас войска Фордариана? Или у вас «сидячая война»?
— Не совсем. Он впустую тратит свое и мое время, пытаясь занять несколько бесполезных опорных точек, вроде складов в Мариграде. Мы связали его этими сражениями, втянули в них — и оттянули его силы. Командиры Фордариана заняты, их мысли отвлечены от вещей действительно важных — от сил космического базирования. Эх, был бы сейчас со мною Канзиан!
— Твоя разведка его еще не нашла?
В барраярском высшем командовании лишь двух человек Форкосиган считал лучшими стратегами, чем он сам, и одним из этих двоих был вожделенный адмирал Канзиан. Он был признанным экспертом по операциям в дальнем космосе; космофлот верил ему безоговорочно. «Уж к его сапогам конского навоза не прилипло», — как-то образно выразился Ку, рассмешив Корделию.
— Нет, но и у Фордариана его тоже нет. Он исчез. Дай боже, чтобы он не попал в какую-нибудь дурацкую уличную перестрелку и не лежал сейчас неопознанным в морге. Это было бы невосполнимой потерей.
— Может, нам подняться на орбиту? Чтобы склонить на нашу сторону космические войска?
— А почему, ты полагаешь, я прилагаю все силы, чтобы удержать Базу Тейнери? Я обдумал все за и против варианта перенести мой полевой генштаб на борт корабля. И решил, что пока не стоит; это может быть истолковано неверно — как первый шаг к бегству.
Сбежать. Что за успокаивающая мысль. Далеко-далеко от всего этого безумия, пока оно не уменьшится до размера минутного репортажа в галактических видеоновостях. Но… убежать от Эйрела? Он сидел на диванчике, глядя на остатки своего ужина и не видя их, а Корделия разглядывала его. Усталый, средних лет мужчина в зеленом мундире, не особо красивый (если бы не его проницательные серые глаза); ум, поставленный на службу непрекращающейся, бесконечной войне, где агрессивностью движет страх, разжигаемый целой жизнью жуткого, барраярского опыта. «Если ты хотела счастья, так влюбилась бы и связала себя с человеком счастливым! Но нет, польстилась на захватывающую красоту боли…»
«И будут двое едина плоть». Как буквально воплотилось это древнее религиозное изречение! Комочек плоти, заключенный в маточный репликатор в тылу врага, связал их, точно сиамских близнецов. И если малыш Майлз умрет, не разорвутся ли узы?
— Как… как нам быть с тем, что у Фордариана заложники?
Он вздохнул. — Вот он — самый твердый орешек. Даже лишившись всего, чего мы и добиваемся шаг за шагом, Фордариан еще будет удерживать двадцать наших графов и Карин. И семь сотен не столь важных персон.
— Таких, как Елена?
— Да. И сам город Форбарр-Султану, если уж на то пошло. Под конец он может пригрозить, что либо его выпускают с планеты, либо он разнесет атомной бомбой город. Я подумал, что можно было бы согласиться. А устранить его позже. Его нельзя отпустить безнаказанным, это было бы бесчестно по отношению ко всем, кто погиб потому, что сохранил мне верность. Какое возжигание успокоило бы их обманутые души? Нет.
— Мы планируем различные варианты спасательных вылазок, но — ближе к концу. На тот момент, когда число переходящих на нашу сторону людей достигнет критического и Фордариан ударится в настоящую панику. До тех пор мы ждем. В конце концов… я скорее пожертвую заложниками, чем дам Фордариану победить. — Его невидящий взгляд был совсем сумрачным.
— Даже Карин? — «Всеми заложниками? Даже самым крохотным?»
— Даже Карин. Она фор. И она понимает.
— Вот первейшее доказательство того, что я не фор, — мрачно заметила Корделия. — Не понимаю всего этого… изысканного безумия. По-моему, вам нужно лечить голову, всем до единого.
Он чуть улыбнулся. — Как думаешь, сможем мы уговорить Колонию Бета прислать нам батальон психиатров в качестве гуманитарной помощи? А среди них того, с кем ты так повздорила напоследок?
Корделия фыркнула. Что ж, барраярской истории была присуща своего рода драматическая красота — абстрактно, на расстоянии. Очарование страсти. Но крупным планом весь идиотизм происходящего делался очевидным, и картинка, как мозаика, распадалась на бессмысленные пятнышки.
Корделия помедлила и все же спросила: — Мы ведем вокруг заложников какую-то игру? — Она сама не знала, хочется ли ей услышать ответ.
Форкосиган покачал головой. — Нет. Все эти недели я глядел в глаза мужчинам, чьи жены и дети остались в столице, и неизменно отвечал им на этот вопрос «Нет». — Он аккуратно положил нож с вилкой на поднос, в предназначенную ложбинку, и задумчивым тоном добавил: — Они не видят всей картины в целом. На нынешний момент у нас не революция, а всего лишь дворцовый переворот. Население бездействует или, скорее, залегло на дно, не считая осведомителей. Фордариан обращает свои призывы к элите консерваторов, старым форам и военным. Считать он не умеет, даром что предки были счетоводы. Мы принимаем новые технологии, и это значит, что с каждым выпуском из училищ и школ выходит все больше прогрессистов из простонародья. В будущем именно они составят большинство. Именно этому большинству я хочу дать способ отличать плохих парней от хороших, и не по цвету повязки на рукаве. Убеждение — сила куда могущественней, чем подозревает Фордариан. Что за древний земной генерал говорил: «Дух относится к телу как три к одному»? А, Наполеон, точно. Жаль, что он не последовал своему же совету. А в этой войне я определяю соотношение, как пять к одному.
— Но как насчет равновесия сил? Насчет этих самых тел?
Форкосиган пожал плечами. — И у меня, и у Фордариана есть доступ к оружию, способному выжечь Барраяр дотла. Грубая сила ничего на самом деле не решает. Но пока оружием управляют людские руки, законность моего положения дает мне огромное преимущество. Поэтому Фордариан и пытается подорвать эту законность, обвиняя меня в якобы убийстве Грегора. И я намерен поймать его на этой лжи.
Корделия вздрогнула. — Да, не хотелось бы оказаться на его стороне.
— О, пара шансов на выигрыш у Фордариана еще есть. Все они подразумевают мою смерть. Без меня как точки приложения сил — меня, единственного Регента, освященного волей императора Эзара, — претензии Фордариана будут не менее весомы, чем у любого другого. Если бы он убил меня и захватил Грегора, или наоборот, он мог бы упрочить тем самым свое положение. Вплоть до следующего переворота и бесконечной череды дальнейших восстаний и убийств из кровной мести… — Он сощурился, точно эта мрачная картина как живая встала у него перед глазами. — Вот худший мой кошмар. Если мы проиграем, война не прекратится, пока не придет новый Дорка Форбарра Справедливый и не положит конец новым Кровавым столетиям. И бог знает, когда это случится. Если честно, человека такого масштаба я в своем поколении не вижу.
«В зеркало погляди», мрачно подумала Корделия.
* * *— Ага, вот почему ты сразу отправил меня к доктору, — поддразнила Корделия мужа тем вечером. Врач, чьи недоуменные догадки Корделия поправила сообщениями о реальном положении дел, осмотрел ее скрупулезно, изменил предписания с физических упражнений на отдых и разрешил ей возобновить супружеские отношения, хотя с осторожностью. Эйрел усмехнулся в ответ на слова жены, но любовью занимался с ней так бережно, словно она была хрустальной. Сам Форкосиган, похоже, оправился от солтоксина практически полностью. Спал он как убитый, пока на рассвете их обоих не разбудил сигнал комм-пульта. Всю ночь комм молчал; не иначе — заговор подчиненных во всей красе. Корделия представила себе какого-то штабиста, доверительно намекающего Ку: «Пусть шеф повозится с женушкой, может, помягче будет…»
И все же отвратительный туман усталости сегодня развеялся быстрей. Днем Корделия уже вышла в сопровождении Друшняковой исследовать свое новое место обитания.
В спортивном зале они наткнулись на Ботари. Граф Петр еще не вернулся, и с тех пор, как сержант доложился Эйрелу, других дел у него не было. — Я за тренировки взялся, — коротко пояснил Ботари.
— Вы спали?
— Немного, — ответил он и продолжил наматывать круги по залу: маниакально, долго, не просто для того, чтобы чем-то убить время. Сержант выкладывался изо всех сил, стараясь отогнать навязчивые мысли, и Корделия молча пожелала ему удачи.
