Созвездие Кассиопея - Макс Гордон
Самым важным и энергоемким модулем, опустошающим запасы энергии аккумуляторных батарей, являлась система внутреннего обогрева. Я долго изучал схему корпуса, выискивая места установки обогревательных элементов. Не много, ни мало, их оказалось двенадцать штук. Два элемента обогревали санитарно-гигиенический блок, четыре установлены в шлюзовом отсеке, остальные шесть предназначались главной каюте, в которой я и находился сейчас.
Долго проломав голову над решением проблемы, я решил не трогать обогреватели в главной каюте и санузле — если температура опустится ниже приемлемой, мое тело быстро начнет замерзать. Укрыться здесь просто не чем, из одежды присутствует только мой комбинезон, а трезво мыслить в условиях холода будет не легко. Оставалось одно — пожертвовать шлюзовым отсеком, для выживания он мне ни к чему. Я снова окунулся в чертежи корпуса, изучая шлюзовой отсек.
Через четверть часа, или около этого — сложно определять время за неимением часов, я находился в шлюзовом отсеке, орудуя специальным гаечным ключом. Зная где и что разбирать, все остальное дело техники, и вот мой акт вандализма уже на лицо. Перегородочная панель отставлена в сторону, передо мной два плоских прямоугольника, подключенные к разноцветным проводам.
Я не смог удержаться, дотронулся рукой до ближайшего обогревателя, и сразу же об этом пожалел — не такой обжигающий, как включенный утюг, но горячей, чем комнатная батарея. Поочередно отсоединив клеммы проводов, я принялся откручивать противоположную панель.
Температура начала опускаться практически сразу, что наводило на удручающую мысль — времени в запасе гораздо меньше, чем мне казалось. Уже через несколько минут, которые опять я замерил на вскидку, плечи под комбинезоном начали дрожать, а спина покрылась холодной испариной. Значит через час в шлюзовом отсеке будет минусовая температура, — подумал я, направляясь к выходу.
Про защитный скафандр я вспомнил в последний момент, и приплясывая от холода принялся снимать его с настенного крепления. С дрожащими руками и стучащими зубами, я последними словами ругал собственную глупость — это же нужно было не подумать! Мне предстоял выход в космос, возможно даже не один — и как я собирался это сделать? Дрожа всем телом, я снял с креплений массивный скафандр и направился к двери, но был вынужден тут же остановиться, и снова последними словами обругать себя.
От скафандра тянулся крепкий трос к другому скафандру, — а чего еще я ожидал? Бросив на пол первый скафандр, я кинулся отстегивать с креплений второй. Ну надо же — больше ста часов в открытом космосе, и забыть о самом простом! Согласно правил, продиктованных безопасностью, астронавту запрещается выходить в открытый космос в одно лицо. Два человека и два скафандра, скрепленных вместе пятиметровым тросом, ну как я мог о подобном забыть? Закидываю скафандры в отсек управления, а затем переваливаясь через порог и сам. Изо рта идет пар, пальцы ног онемели, а отмороженные уши горят огнем…
Я долго растирал замерзшее тело, после чего решил сесть и перекусить, ограничившись на этот раз половиной тюбика с питательной смесью. Усталость навалилась в тот момент, когда я наклонился, чтобы поднять с пола скафандры. Глаза закрывались, руки и ноги налились свинцом, была бы на корабле обычная гравитация — я бы упал там, где стоял. С трудом добравшись до анаболической капсулы, я перевалился через бортик и погрузился в глубокий сон.
Я спал без сновидений, автоматически подмечая, как снаружи по обшивке корабля снова что-то несильно постукивает. Этот звук не был похож на осколки метеоритного дождя, — но тогда что? — размышлял я во сне, — возможно за мной прилетели спасатели? Но спасательная бригада просто бы открыла стыковочный люк, имея надлежащий инструмент, это быстро и не сложно сделать. Шаги наверху были осторожными, вкрадчивыми и… — изучающими?
Последнее слово заставило меня моментально открыть глаза, отчасти потому, что это не было моей мыслью. Прежде, чем это слово появилось в моем сознании, на заднем плане головного мозга возникли видения и ассоциации, и только через них сформировалось слово. Раньше я за собой такого не замечал, да и навряд ли это свойственно обычному человеку. При слове рука, или голова, в мозгу не появляется зрительный образ, мы точно знаем, что имеем ввиду и понимаем, как это выглядит. В моем же случае появились образы: прикосновение, прощупывание, проверка на прочность, только после этого из памяти всплыло слово — изучение.
Я никогда не видел подобного, но отчетливо представил образным видением, как нечто длинное и бесформенное, напоминающее формой щупальце земного головоногого, прощупывает внешний корпус моего звездолета, и от этого образа мне сделалось неуютно., как будто мне подбросили чужую мысль.
Добавило опасений и другое предчувствие — мне вдруг показалось, что я не один. Такое случалось со мной и уже не единожды, просыпаясь ночью, я ощущал, что в комнате кто-то есть. Не раз и не два во время своих длительных предполетных сборов, я просыпался ночью и чувствовал, что мои коллеги, засидевшиеся до позднего вечера, вернулись в комнату и спят на своих местах. Не нужно слышать храп, или чье-то сопение, я всегда безошибочно определял, когда в комнате нахожусь не один. И вот теперь такое же ощущение, только не в комнате, а в своей голове. Но кто, кроме меня, мог в ней еще оказаться? — эта мысль заставила меня одним движением покинуть анаболическую капсулу.
В ту же секунду, стоило мне окончательно проснуться, присутствие постороннего разума покинуло мою голову, шуршание на поверхности корабля прекратилось, я снова остался наедине с собой. И в абсолютной тишине не услышал, но почувствовал, как что-то огромное и бесформенное отделилось от моего космического корабля, и в эти секунды расстояние между нами увеличивается. Я долго лежал, вслушиваясь в тишину, пытаясь разобраться в собственных мыслях, пока не понял, что больше не усну. Пора было вставать и снова приниматься за кропотливую работу.
Первым делом я залез в приборную панель, где индикатор состояния аккумулятора показывал всего двадцать восемь процентов. Цифра снизилась не существенно, вероятно мои вчерашние труды не прошли даром, но все равно — это были уже не тридцать процентов, мысль этом нагнала тоску. Задумавшись о том, как много сэкономил энергии,
