Один (СИ) - Лей Влад

Сон, в котором ничего не происходило, но который, судя по ощущениям, длился неимоверно долго, наконец, закончился. Тело не слушалось и не хотело реагировать на команды. Но вот, в конце концов, чувства начали возвращаться, я смог вновь ощутить свои конечности, пальцы, веки. Именно веки я и попытался поднять. Это далось неимоверно тяжело, они открывались очень медленно, буквально по миллиметру, но все же я открыл глаза.

Я находился в капсуле сна, которая была специально рассчитана на то, чтобы поддерживать в человеке жизнь, однако замедляла все процессы в его организме. Именно в этой капсуле должен был находиться каждый из «второй волны», кому суждено было добраться до системы Алькари. Подобное решение было просто необходимо — если человек находился в полном сознании при переходе через аномалию, могли возникнуть сложности, например, сильные боли, судороги. Прогнозировались и более серьезные проблемы, включая психические расстройства. Именно поэтому все астронавты второй волны пребывали в состоянии, которое можно сравнить с медикаментозной комой.

В этом подобии сна, когда организм замирал, практически отключался, мы и были отправлены на орбиту Земли, а затем прошли через аномалию, и вот, оказались здесь…

Если мне все же удалось проснуться, значит, все получилось — сейчас жилой модуль, в котором было еще 4 капсулы с другими членами команды, находился на орбите Моры — второй планеты от звезды Алькари.

Пока не удавалось разглядеть ничего, зато я начал слышать: я уже потихоньку различал тихое шипение и легкий гул, очень похожий на звуки, как если бы я решил погрузиться в ванну с головой. Умиротворяющий, но в то же время непонятный, странный шум, который и не успокаивает, но и не заставляет нервничать. Просто иной, не такой, к какому мы привыкли в обычном окружении.

Зрение восстановилось. Даже удалось повернуть голову — я находился, как и думал, в капсуле. Прямо передо мной было запотевшее стекло, через которое можно было увидеть внутреннее пространство модуля и дверь-шлюз, ведущий в общий жилой модуль, где должны были находиться еще четверо моих коллег.

Тут же пришло и недоумение — я совершенно не помнил ни своего имени, ни чем занимался. Нет, кое-что в памяти всплывало: что-то из жизни на Земле, но без подробностей, какие-то обрывки воспоминаний, связанные с подготовкой к полету. Наиболее подробно я почему-то помнил интервью с ученым, которое постоянно крутили по ТВ. Еще я хорошо помнил все, что было связано с экспедицией. К примеру, что я из второй волны, что мы должны наладить добычу ресурсов, должны собрать станцию — верфь, где и начнется строительство звездолета, который доставит нас домой вместе с добытыми ресурсами…

Однако кто я, какие мои задачи в этой экспедиции, как зовут моих коллег, которые находились сейчас в капсулах в соседнем модуле, я совершенно не помнил…

Но и это не проблема: пришло воспоминание о том, что амнезия вследствие погружения тела в гибернацию может быть, и в скором времени должна пройти, ничего страшного в ней нет. Главное, что я помнил все тренировки и всю важную информацию, касающуюся миссии в целом. Из памяти улетучились воспоминания о событиях последних дней, перед самой отправкой…

Руки начали слушаться своего хозяина — трясущаяся правая не сразу смогла подняться до уровня головы, напротив лица было уже успевшее запотеть от моего дыхания окошко, разглядеть за которым ничего не удавалось, а прямо над ним была клавиша открытия капсулы.

Дрожащие и все еще непослушные пальцы смогли нащупать ее. Вдавив кнопку, я стал ждать, когда капсула откроется. Однако этого не произошло, зато мягкий женский голос произнес:

‒ Внимание! В отсеке отсутствует атмосфера! Требуется три минуты для создания пригодной для дыхания среды!

Что же…подождем. Подобное могло случиться, хотя и было, скажем так, явлением необычным. По идее в модулях отсутствовал воздух, но в момент, когда модуль выходил на заданную орбиту, или же когда капсулы активировались, пробуждали людей, в них находящихся, атмосфера внутри модуля уже должна была быть.

Впрочем, даже если воздух почему-то отсутствует, есть иное решение проблемы. Жилые модули, как и индивидуальные отсеки, были оснащены резервными баками с кислородом и азотом, благодаря которым можно было вновь наполнить воздухом помещение, даже в случае, если оно было разгерметизировано. Но все же интересно, почему так случилось? Неужели сплав из элемента Брауна и примеси различных металлов оказался не таким уж и прочным? Неужели модуль был пробит? Или что могло произойти такого, что автоматика разгерметизировала отсек? А вообще, столько бы проблем удалось решить, если бы в капсулу можно было залезать прямо в скафандре. Но по ряду сугубо технических причин это было невозможно…

‒ Воздух пригоден для дыхания. Давление в норме, ‒ сообщил женский голос.

Я вновь дотянулся до клавиши открытия капсулы, и в этот раз она сработала. С легким шипением передняя панель отошла вперед, а затем поднялась вверх, открыв путь к свободе. Тут же в нос резко ударил запах металла.

Я, придерживаясь за края капсулы, перекинул одну ногу через порог, попытался опереться на нее. Нога ощущалась так, словно я сидел на ней несколько часов подряд. Хотя это ощущение стремительно исчезало, я все равно боялся, что не смогу нормально опереться на нее и упаду.

Простояв в таком положении пару минут, я все-таки сделал попытку перенести вес тела на ноги, несмотря на то, что слабость и чужеродность конечностей все еще ощущалась.

Покинув, наконец, капсулу, я мелкими шагами, не спеша, придерживаясь за стену, двинулся к шкафу с амуницией. Тот был рассчитан на хранение двух комплектов — основного и резервного. Однако сейчас в шкафу находился только один, второй валялся на полу. Странно. Выпал? Но почему? Должен ведь закрепляться намертво. Чтобы достать его, еще попотеть нужно!

Скафандр, выполненный все из того же пластика, укрепленного элементом Брауна, являлся прекрасной защитой от любых опасностей космоса. Подумать только, еще несколько лет назад такой скаф воспринимался бы как фантастический доспех солдата будущего. Больше всего он мне напоминал костюм каких-нибудь вояк из стареньких фантастических фильмов. И действительно, он выглядел так, будто бы разрабатывался для боевых действий: большой, массивный, словно бы кираса римского легионера, повторяющая и изображающая анатомические особенности тела (но в нашем случае менее выраженные и явные). Черный пластик, скрывающийся под этой кирасой, был гибким, но неимоверно прочным, позволял поворачиваться, нагибаться так, как мне заблагорассудится.

Руки и ноги были в аналогичном исполнении, но в местах сгиба вместо металла снова-таки использовался пластик. Со стороны могло показаться, что для того, чтобы полностью облачиться в скаф, необходимо надеть сам «поддоспешный» костюм из черного пластика, а затем облачаться, как это делали воины древности, в кирасу, надевать наколенники и наплечники, крепить массивную бармицу и наручи, поножи. На деле все это выполнялось намного быстрее и проще. Во всяком случае, у меня на облачение в скаф ушло минуты две от силы.

Надев шлем, я не стал сразу опускать забрало, герметизировать скафандр. Первым делом следовало проверить уровень кислорода в ранце (его я пристегнул последним, полностью проверив скаф), а также объем имеющегося азота, который в некотором роде можно было назвать «топливом» для маневров. Последним пунктом подготовки являлась проверка аккумулятора скафандра, выполненного с использованием элемента Брауна. Благодаря такому источнику питания, скафандр можно было назвать полноценным и современным компьютером: масса возможностей, в том числе и вычислительных, позволяли космонавту выполнять любые задачи. В том числе и правильно просчитывать векторы, направления полета, контролировать работу ракетного ранца, стабилизировать положение и полет, многое другое.