Уильям Шатнер - Риск капитана
– Это звучит смутно знакомо.
– Это означает лишь то, что в девяноста процентах случаев при любом орбитальном прыжке мы находимся на милости физики и компьютеров.
Даже у вулканцев не хватило бы ни ума ни реакции, чтобы вручную контролировать траекторию входа в экзосферу с той же точностью, какая необходима прыгуну.
– Так что не имеет значения выпущены ли эти компьютеры Звездным флотом, отремонтированы ли кардассианцами, или же являются баджорским антиквариатом.
– А как насчет украденного имущества ференги?
– Расчеты те же самые, Жан-Люк.
– Только не для оставшихся десяти процентов.
Кирк в предвкушении усмехнулся. При любом орбитальном прыжке последние десять процентов были стопроцентной причиной того, чтобы ставить их на первое место. К тому времени, когда орбитальный скайдайвер достигал субзвуковой скорости на высоте примерно пятнадцати километров – а это зависело от местных характеристик планетарной атмосферы – аэродинамические силовые поля полностью иссякали, но термическая броня прыгуна была способна защитить его от остаточного нагрева при атмосферном трении.
В более плотной атмосфере – что опять же зависело от местных условий – положение гироскопов тоже роли не играло. Только движением рук и ног можно было управлять положением прыгуна и скоростью падения. Для Кирка, как и для всех прочих прыгунов с которыми он встречался в галактике, это был тот самый переходный момент в прыжке, когда в технике больше не было необходимости, и на первое место выходили индивидуальные навыки и решения, которые определяли спорт.
Все до переходного момента было всего лишь бесконтрольным передвижением – не то чтобы простое наслаждение пейзажем и ощущениями было неприятно. Судя по заметным оговоркам Пикарда, Кирк был уверен, что его друг почувствует тоже самое.
– Видите тени? – сказал Кирк.
В восьмидесяти километрах внизу правильная топография пустыни Тревин стала более очетливой: скалистое, обдуваемое ветрами пространство, простирающееся от древних изгибов предгорий Ларассы, и ведущее к огибающим континент цепи гор Б’Хатрэл. Баджорские предгорья были особенно поразительными из-за длины и глубины теней, которые простирались от них. Это был закат в провинции Ларасса, а это означало…
– Мы проходим терминатор.
Кирк увидел, как освещенная солнцем земля под ним меркнет перед беззвездной темнотой.
– Именно здесь начинается самое интересное, – сказал он смеясь.
Потом быстрее мысли его поглотила ночь, и невидимый воздух ожил ползущей сетью раскаленных искр, сверкающих на его силовых полях. И даже когда натиск атмосферы перешел в рев, Кирк был уверен, что расслышал смех Пикада. Они оба были метеорами. Светящимисяся огненными следами, которые затмили своим блеском все созвездия Баджора.
Горстка баджорцев в провинции Ларасса, не спавших той ночью, видели Кирка и Пикарда. Некоторые вздрогнули, вспомнив оккупацию, когда кардассианские истребители пронеслись через ночное небо таким же образом, чтобы самовольно обрушить разрушения на мирную планету. Другие, более искушенные, пытались справиться с горечью от осознания того, что за характерные световые следы орбитального скайдайвинга были ответственны привелигированные инопланетяне, превратившие Баджор не больше чем в игровую площадку для огромной галактической империи, которой не было места в учении Небесного Храма.
А некоторые баджорцы, более непорочные в душе и истории, глазели на эти удивительные следы света, пересекающие темноту, и хотя они относили их к делу рук человеческих, все равно чувствовали волнующую надежду на то, что возможно они стали свидетелями падения новых Слез Пророков. Как никогда прежде Баджор был миром, чье население жило надеждами на лучшие дни. Это было естественно, ведь в руках кардассиан они видели худшее.
Кирк и Пикард, два друга, два капитана сверкнули через баджорскую ночь не осознавая тех, кто засвидетельствовал их полет, не понимая, что в некотором смысле он был для баджорцев, которые видели их и надеялись на них, предзнаменованием всего. Разрушение Кардассии. Инопланетное вмешательство. Новые Слезы Пророков. Подобно Кирку и Пикарду все эти предзнаменования приближались к Баджору, и неизбежность их прибытия была столь же неумолима, как физика орбитального скайдайвинга.
Пикард смеялся. Свет, который танцевал вокруг него, был похож на живое существо, и за целую жизнь посещения звезд и лицезрения большего колличества миров, чем он мог подсчитать или вспомнить, он никогда не видел ничего подобного восходу на Баджоре.
Часть его осознавала то, что его окружало. Баджор был миром, уникальным во многом, и о восходу на Баджоре.вого скайдайвинга.
ость т, не понимая, что в некотором смысле он был предной из его особенностей было чрезвычайно мощное магнитное поле. За это было ответственно невероятно большое железное ядро, гораздо более активное чем обычно определялось для планет такой массы и возраста. И одним из результатов его активности было то, что Баджор был практически невосприимчив к спорадическим вспышкам гамма-излучения и даже радиационным атакам со стороны ближайшей сверхновой, которые часто были угрозой для генетической стабильности форм жизни на других, менее защищенных планетах.
В результате на Баджоре был самый низкий уровень фоновых мутаций, чем на любй планете, известной в Федерации, почти как будто он был специально предназначен для того, чтобы дать убежище долговечной цивилизации.
Пикард знал, что теократия, которая управляла Баджором, не возражала против такой интерпретации, потому что ее лидеры верили, что за всем их миром действительно наблюдают Пророки, которые живут в Небесном Храме: существа также известные неверующим как мультитемпоральные инопланетяне из баджорской червоточины.
Пикард видел во вселенной многое, и достаточно ценил принципы вулканской философии IDIC, чтобы отвергать веру теократии в Пророков. Но не обязательно было верить в Пророков, чтобы оценить удивительные физические проявления, порожденные как гиперзвуковой оболочкой его силового поля при пересечении линий огромной магнитной напряженности Баджора, так и свободными электронами, которые с поразительной скоростью сталкивались с молекулами атмосферного газа, которые перескакивали с одного энергетического уровня на другой со сверкающими каскадами света и цвета.
Пикард сквозь статический треск белого шума услышал в своем шлеме шепот: Кирк. Вероятнее всего его друг пытался сигнализировать ему сквозь помехи, порожденные северным сиянием. Он проверил ситуационный дисплей в верхней части лицевого щитка. Все показатели, включая и положение Кирка, были в точности такими, какими и должны были быть. Казалось Кирк просто комментирует зрелище. Или может быть, подумал Пикард, прислушиваясь внимательнее, Кирк все еще смеется.
Захватывающий дух проход сквозь баджорскую ночь занял меньше двадцати минут, и когда наступил рассвет, лицевая панель Кирка тотчас же затуманилась, чтобы защитить его глаза от внезапной вспышки солнца Баджора. На этой стадии их спуска его скорость уменьшилась настолько, что на его силовых полях больше не было никаких вспышек от пылевых частиц.
Кирк знал, что если теперь поле ослабеет, то вместо того чтобы сгореть, он будет разорван на части силой удара о воздух – что при его скорости не намного отличалось от удара о твердую скалу. Одно из двух: трение или удар – и он будет мертв. Самая положительная оценка его ситуации была в том, что это по крайней мере отмечало своего рода прогресс. Только после того, как силовые поля Пикарда и его собственные замедлят скорость их спуска до трехкратной са, карда и его самого замедлили онкорости звука на Баджоре, их костюмы смогут в одиночку защитить их.
Когда северное сияние ослабело вместе с уменьшением их скорости и высотой, связь между Кирком и Пикардом улучшилась. Судя по всем признакам, насколько знал Кирк, ночной отрезок их прыжка близился к концу. Теперь, в тридцати километрах над ярко-зелеными волнами баджорского Моря Доблести, Кирк увидел, что его ситуационный дисплей переключился с желтого цвета надисплей уватыми зелеными возвышенностями Баджора оранжевый, указывая на то, что им с Пикардом осталось десять стандартных минут до, что онис Пикардом перехода на ручное управление статусом прыжка. Теперь Пикард находился от него меньше чем в восьмистах метрах к северу с соответствующей скоростью и высотой в положении медленного сближения с Кирком. Они приземлятся вместе.
– Жан-Люк, ваш дисплей переключился?
– Только что, – ответил Пикард.
Кирк почувствовал новую энергию в тоне своего друга. Пикард никогда прежде не совершал орбитального прыжка, и Кирк наслаждался тем, что именно он по-настоящему познакомил его с этим приключением.
