Джон Миллер - Пантеон
Нира и ее Отряд нетерпеливо зашумели:
— Да какая, к черту, разница?
Хилтс сжал кулаки и посмотрел на Джая. «Скажи им!».
— Более двух тысяч лет? Это разница в восемь дней. Что означает…
— Это означает, — подхватил Хилтс, встав рядом с дрожащим кешири, — что, согласно истинному времяисчислению наших основателей, День Завета — сегодня. И сегодня же — начало Фестиваля Восхождения Ниды.
Он взглянул на Илиану и чуть понизил голос:
— Но день Яру тоже важен.
Бентадо, громко ступая, подошел к ним и гневно прогрохотал:
— Это нелепо!
Он схватил Джая за руку:
— Хочешь сказать, этот кеширский недоумок подсчитал все секунды практически с момента приземления «Знамения»? Это ведь миллионов десять…
— В вашем языке есть слово миллиард, — смело пискнул Джай. — И в секундах их прошло больше шестидесяти.
Илиана тоже шагнула вперед… И опустила меч.
— Это правда, — сказала она. — Я не чувствую обмана.
Бентадо оглянулся на своих — те молча закивали. Даже несчастные Пятьдесят семь не сказали ни слова.
Хилтс смотрел на кешири и изумлялся. Отлично справился. А теперь прикуси язык!
— Начинаем чтение, — торжественно произнес Хилтс. — Провозглашаю Перемирие Пантеона.
Он высоко поднял записывающий прибор и обвел всех взглядом:
— Опустите оружие — и позовите остальных. Я не могу ничего посоветовать вам и вашим людям. Возможно, это сделает Яру Корсин.
Глава четвертая
«…нас немного осталось после приземления. И шансов на выживание у нас было мало. Создание Племени — того, чем мы стали — было необходимо. Как только мы поняли, что Кеш неопасен, угрозой для нас стали мы сами…»
Капитан звездолета сидел в своем командирском кресле перед лицом смерти и — неведомо для себя — перед своими далекими потомками, от которых его отделяли столетия. Образ Яру Корсина мерцал в воздухе, и в темном атриуме плясали жуткие тени. Это был не могущественный Корсин с поздних картин, и не бог с диковинными глазами, изваянный кеширскими скульпторами; это был просто человек. Усталый король-воин, который зажимал рану на груди, произнося свои последние слова.
«…и как ты хранила в тайне свое обучение, Нида, так ты должна всегда хранить этот секрет. Истинная сила находиться за троном. Чтобы не случилось — помни это…»
Он просто давал последние наставления своей дочери, и оба они уже давно были мертвы. Хилтс давно выучил эти слова, для него в них не осталось никакого волшебства. Правда, когда он увидел Яру Корсина, словно живого, впервые, то был очень впечатлен. На этот раз все было по-другому. Стоя позади аппарата и мерцающей проекции, Хилтс смотрел не на древнее изображение, а сквозь него — на слушателей. Днем из атриума убрали тела мертвых воинов, живые ушли сами; и к вечеру здесь остались только главари — снаружи пришло еще человек десять. Хилтс переводил взгляд с одного лица на другое. У некоторых был не менее изумленный вид, чем у него когда-то; покорность была ситам в новинку. Другие казались равнодушными.
Хилтс вновь сосредоточил внимание на Корсине. Он умирал, когда делал эту запись; истекал кровью на троне, некогда бывшим капитанским креслом «Знамения» и, торопясь, давал последние наставления дочери, в тот момент где-то на горе уничтожавшей остатки повстанцев. То и дело кашляя, призрачный Корсин рассказывал о структуре Племени и о том, как должно им править, чтобы не допустить восстания, подобного тому, что сгубило его самого. Сейчас Корсин как раз договорил о необходимости умерщвления супругов почивших Великих Лордов и об изгнании Сиелах; Хилтс ясно ощутил ярость Илианы.
«…это надолго сохранит Племя; но ты, конечно, хочешь видеть Лордами своих людей. Могу посоветовать, в зависимости от того, кто выживет,…»
— Скучно, — отрезала Илиана. Хилтс разглядывал свои ботинки. Она была права. Несмотря на все уважение к древнему историческому документу, следует признать, что он изобиловал мелкими, нудными подробностями. Некоторые с интересом слушали рассуждения Корсина об интеллекте своих предков, но другие заскучали.
Рассматривая собравшихся, Хилтс гадал — что же они собираются делать после? Он остался один; Джая и остальных кешири прогнали перед чтением. Учитывая происходящее, можно сказать, что им повезло. Мир Пантеона действовал только во время просмотра записи, а пока ни одного слова, что хоть как-то поспособствовало бы примирению, не прозвучало. Как ему выжить, а, тем более, сохранить свое звание и защитить своих кешири, если чтение ничего не изменит? Что же будет со мной, размышлял Хилтс, не говоря уж о всем Племени.
Несколько минут спустя речь Корсина замедлилась. Его рана была смертельной, и его время утекало — Корсин заговорил о личном.
«…Нида, дочка, ты не только то единственное хорошее, что сделала в своей жизни Сиелах. Ты — будущее ситов на этой планете. Мы… не решали жить ли нам здесь. Но… мы решили, что здесь мы не умрем. Этот выбор… сделаешь ты…»
Корсин тяжело осел в своем кресле. Картинка замерла.
— Это все? — спросила Илиана.
Хилтс взглянул на нее; он не удивился, что именно она высказалась первой.
— Это все, — он шагнул к записывающему устройству.
— Этого достаточно, — голос Корсина Бентадо был полон благоговения. — Может быть только одна власть — та, которую создал он. И только мы являемся законными наследниками. Это бесспорно.
— Ошибаешься, — перебил его другой голос. Принадлежал он лидеру Золотой Судьбы — эти были помешаны на звездном происхождении Племени. — Я слышал великого завоевателя, говорящего о сильном народе. Даже случайно попав сюда, мы мгновенно покорили этот мир. Наверняка каждый человек в галактике правит своей собственной планетой. Надо прекратить нашу вражду, открыть храм и вернуться к звездам!
Хилтс покачал головой — снова споры. До световых мечей еще не дошло — все были заняты обсуждением услышанного. Но это всего лишь вопрос времени. Хилтс рассеянно повертел пирамидку. На этот раз прибор включился легче, но, по понятным причинам, Хранитель так и не отключил его должным образом.
Появились помехи. А потом и что-то еще. Мелькнула какая-то другая картинка, проступив сквозь умирающего Великого Лорда.
— Тут есть что-то еще, — Хилтс пытался настроить изображение. — Под Заветом.
Палимпсест[2]. Он как-то услышал об этом понятии в разговоре двух кеширских художников: порой, поверх старой работы, писалась новая — на том же холсте. В скульптуре такое было невозможно — а что есть проекция чьего-либо изображения, как не живое изваяние? Но все-таки что-то там было. Может, когда Корсин делал свою запись, там уже была другая!
Он пощелкал кнопками панели управления, руководствуясь больше интуицией…
…и явилось чудовище.
«Послание капитану Яру Корсину от его господина Нага Садоу!»
Все разом примолкли, услышав скрипучий голос. Он принадлежал человекоподобному существу, одетому, как ситский владыка. Лицо Садоу имело красноватый оттенок, а по бокам извивались длинные отростки. Вздувшиеся вены его лысого черепа извивались, словно горные хребты.
И, говоря, он махал руками — ручищами! — с когтями не меньше увакских.
Нира из Отряда Пятидесяти семи не сдержалась:
— Что… что это?
«Вместе с Сайесом и Харбингером, ты должен доставить на Фаегон шахтеров своего брата Деворе. Вы добудете для меня кристаллы Лигнана и вернетесь на Киррек».
Хилтс протер глаза. Язык их — только с сильным акцентом. Но что это за существо? Никаких записей о том, что во вселенной, помимо кешири, существуют и иные разумные нечеловеческие расы, не было.
И уж тем более ничего не говорилось о том, что кто-то подобный может приказывать людям.
«Я направляю к тебе твоего старого знакомого — Равилана Грозного и его воинов-массасси».
Картинка изменилась. И, если вид Нага Садоу вызвал у присутствующих молчаливый шок, то явление Равилана и его свиты сопровождалось приглушенными возгласами. Равилан был похож на человека еще меньше, чем Садоу. Его кожа была густо-красной. Длинные надбровные отростки спускались к еще более длинным лицевым. Позади Равилана возвышались ярко-алые громадины, чья чудовищность вообще не поддавалась описанию.
Картинка мигнула, вновь появился Нага Садоу.
«Твоему брату сообщат, что командиром назначен именно ты. Но не забывай, что ты — как и все остальные — находитесь под моей властью и зависите только от меня. Может, я и даю вам больше свободы, чем дают своим рабам другие ситы. Но ваша раса создана только для того, чтобы хорошо мне служить. Чего я и требую. Ты выполнишь свой долг и поможешь мне победить. Принимайтесь за дело. Прославьте мое имя. Подведете меня — умрете».
