Беглая - Лика Семенова
Теперь какая-то чужеродная опасная дрянь внутри буквально вопила, выбрасывая в кровь порцию смертельного яда. Не мыслью, не чувством, каким-то едва уловимым преступным подсознанием я боялась, что она отберет его. Его жена. Я хотела увидеть ее лишь для того, чтобы понять, насколько она хороша. И ужасалась до мертвенного холода. Не этой перспективе — самому факту, что меня это заботило. Этот страх буквально искрил в каждой клетке моего порабощенного тела. Он сводил с ума.
Тогда, две недели назад, я всеми силами рвалась в сад, чтобы понять, наконец, что означали эти проклятые знаки. Но теперь я почти не имела туда доступа. Асторки меня не выпускали. Наверняка по приказу Разум. Потом не выпускал уже он, заперев в своих комнатах, истязая своим присутствием. И каждая лишняя минута, проведенная с Тарвином что-то разрушительно меняла во мне. Уничтожала. Искажала до неузнаваемости. Даже когда он не касался меня. Особенно когда не касался. Знаки перестали иметь смысл.
Он часто говорил со мной, словно его интересовало что-то большее, чем мое тело. Я сама не заметила, как рассказала все о своей жизни на Эйдене. Даже о Ринкене. Я ясно видела, какое удовлетворение доставило ему это известие. Но оно теперь не имело никакого значения. Я сломалась. И впадала в какое-то обреченное безразличие, в котором имел значение только он. Его касания, его присутствие, его слова, в которых я уже не замечала непривычного жесткого выговора. Тарвин… Я сама не поняла, как стала звать его по имени. Это было последней каплей, которая разбилась о черное дно глубокого колодца…
Он много времени проводил со своим фактуратом, что-то сосредоточенно просматривая. В последние дни особенно долго. А я часто просто сидела рядом, наблюдая за его движениями, за выражением сосредоточенного лица. В такие моменты он казался совсем другим. Почти понятным, терзаемым какими-то бытовыми заботами. В это время я была, наконец, предоставлена сама себе, могла думать, о чем хочу, о том, что важно. Но разум застилал какой-то липкий ленивый туман. Разве уже что-то было важно? Я устала, морально обессилила. Любой мощный стресс всегда заканчивается апатией. Это защитное свойство организма, чтобы он не выгорел. Я куталась в него, как в теплое мягкое одеяло. И с каждым днем все отчетливее понимала, что отсюда не сбежать. Никогда.
Никогда…
Сад с его призраками таял с каждым днем, утрачивал свою мифическую значимость. Он больше даже не снился. Ни разу с тех пор, как я заметила с мостка синюю юбку принцессы Амирелеи… Будто на этом закончилась его значимая функция.
Гихалья, как и все ганоры, верила в пророческие сны. Порой она ранним утром проносилась мимо меня с отрешенным видом — бежала к фактурату, чтобы успеть записать то, что еще помнила, пока случайно задремала за стойкой барного зала. Она никогда не знала, какой именно сон окажется вещим, потому старалась фиксировать все, что привиделось. Если честно, я никогда ей не верила. Не верила, что обычный сон, игра подсознания, может иметь значимую роль в настоящем. До этого случая. Я долго хваталась за него, но теперь склонялась к иному толкованию. Этот навязчивый сон — не загадка. Это указание на то, что после бесчисленных терзаний мне суждено остаться здесь. Там, где есть сад, эти проклятые кусты и чья-то нестерпимо-синяя юбка. Сад, из которого не существовало выхода. Он был конечной точкой.
Когда Тарвин позволял, я все же гуляла по саду, но уже с иным чувством. Просто сменить обстановку. Подолгу болталась на платформах в полном одиночестве, слушала птиц, нюхала диковинные цветы до тех пор, пока кто-то из служанок не приносил мне приказ возвращаться. И я возвращалась, не находя больше никакого смысла бунтовать. Сейчас я тоже покину сад, как только он прикажет.
Но рука постоянно тянулась к проклятым кустам… Я воровато огляделась, сорвала очередной бахромчатый лист, расправила на ладони. Это нагурнатское растение столько времени не давало мне покоя, что я возненавидела его. Теперь даже хотелось, чтобы этих кустов здесь попросту не было. Но я неизменно видела их каждый раз, когда проходила по большому мосту, чтобы уйти наверх, на садовые платформы. Я скомкала лист, раздраженно отшвырнула его в пропасть и почти бегом преодолела пару мостков. Но, тут же, остановилась, как вкопанная, пропустив удар сердца. Среди листвы на одной из платформ вновь мелькнула до боли знакомая синяя юбка.
37
Я затаилась. Старалась даже не дышать, не выдать себя. Медленно пятилась, стремясь как можно быстрее оказаться под сенью пышного деревца с фиолетовой кроной. Смотрела сквозь прореху в листве, думая только о том, чтобы спрятаться. Я больше не искала этой встречи.
Мне вдруг стало нестерпимо страшно. Так страшно, что я разом похолодела, а ноги отказывались слушаться. Я бессильно опустилась на платформу, прижала ладонь к груди, чувствуя, как яростно и сбивчиво колотилось сердце. Вот-вот оборвется. Казалось, этот звук расходился в пространстве, и был слышен даже за пределами огромного сада. В комнатах Тарвина…
Я осторожно отвела ветку, с опаской высматривая на одной из соседних платформ синее пятно. Юбка все так же размеренно двигалась среди зеленой листвы. Заметная и знакомая до зубовного скрежета. Ненавистная юбка. Она не тревожила мои сны уже две недели. Мудрая Гихалья оказалась права в своих суевериях… Но сейчас не было никакой уверенности в том, что я хочу знать разгадку этого пророческого сна. Уже не теперь. Теперь это утратило всякий смысл. Я только-только начала обретать липкое обреченное спокойствие. Свыкаться и принимать свою незавидную судьбу. Плыть по течению, позволить ему нести меня, как щепу. Как сухой лист. Как оброненное в высоком полете легкое птичье перо. Это лишало надежд, а, значит, и терзаний. Я больше не хотела терзаний. Малодушно? Трусливо? Пусть! Но я больше не видела никакого выхода, чтобы хоть как-то сохранить себя.
Моя ладонь невольно легла на шею. Пальцы нащупали крупные ограненные бриллианты ошейника. Во столько Саркар оценил меня. Красноречивее любых слов и точнее любых пророчеств… Я почти научилась не замечать эти путы. Совсем как жесткий чужой выговор Тарвина. Все это становилось частью моей жизни. Моего настоящего и, неизбежно, моего будущего. Заползало под кожу, проникало в кровь, травило вместе с его поцелуями, заставляя ловить в этой покорности особое удовлетворение. Опасное, но умиротворяющее. Не Тень, не прислуга, не невеста и не жена… Шлюха… как сказала тогда Разум. И была права. Мне чудом удалось избежать этой участи на Эйдене, но судьба, похоже, догнала меня. Гихалья
