Легкое дельце (СИ) - Серебрянская Виктория
Все получилось, будто по учебнику. Натянув предварительно кислородную маску в надежде, что она поможет подольше сохранить сознание ясным, я сорвалась с места с предельным ускорением, от которого все узлы катера протестующе заскрипели. Ирейс, похоже, что-то сообразил, потому что вскрикнул невнятно из-з маски:
— Тина! Ты…
И ошеломленно замолчал. Пока он проговорил два коротеньких слова, катер уже пролетел первую кривую до высшей точки параболы. Дальше говорить было бессмысленно, и килл это понял. А предпринять ничего не мог: до устранения опасности для живых ИскИн катера не разблокирует коконы.
Пилот когга, видимо, опешил от моей выходки. По моим подсчетам, он должен был произвести залп в тот момент, когда катер находился на наивысшей точке параболы. Или же, возможно, пилоту когга хватило опыта, чтобы с первых мгновений распознать траекторию параболы и грозящую коггу опасность в случае выстрела. Вот только доказать адмиралу он ничего не смог. Так или иначе, но белым сгустком энергии, как я видела на дисплее, когг плюнул в нашу сторону с большим запозданием. Я уже начала беспокоиться о том, что созданное мной искривление успеет рассеяться, а катер как раз завершит пролет по кривой. И энергия все-таки прилетит туда, куда ее и отправляли: нам в задницу.
Мои гены все же оказались недостаточно модифицированными. Организм не справлялся с нагрузкой. А может быть, просто нервное напряжение было слишком огромным. Так или иначе, но в тот момент, когда от когга отделился заряд плазмы, я ощутила, как по губе стекает тоненькая струйка чего-то горячего. В голове потихоньку начали гудеть колокола. Ухудшилось зрение. Пока не критично. Но сам по себе это был грозный симптом. Мое время осознанных действий подходило к концу. Впереди приветливо махало темной лапкой беспамятство. Но руки пока еще твердо удерживали виртуальный штурвал. И я упрямо старалась удержать сознание, фокусируясь то на том, как белый сгусток, вместо того чтобы догонять нас, мчится со все возрастающим ускорением по дуге, напрочь отказываясь атаковать катер Серена. То на том, как когг пытается суетливо свернуть в сторону. На экране я четко видела, как у него включились боковые, планетарные двигатели, используемые в вакууме открытого космоса лишь для незапланированных поворотов.
Перед глазами словно воочию предстала картина, как суетится тот, другой пилот, пытаясь вывести корабль из-под удара. Как проклинает меня. Казалось, я наяву слышу ругательства, которыми сыплет Паари. А плазма уже завершила облет параболы и отправилась обратно. Когг, несмотря на всю свою маневренность, не успевал.
По сути, от меня уже больше ничего не зависело. Все, что могла, я уже сделала: парабола удалась на славу. И даже с учетом того, что пилот когга не сразу отреагировал на мою выходку, пространство все равно осталось достаточно упругим для того, чтобы словно мячик от пинг-понга швырнуть заряд плазмы назад, в того, кто его и запулил.
Зрение уже не двоилось, а троилось. Расслаивалось на пласты. А еще мне казалось, что я слышала жуткие, грязные ругательства в свой адрес. Наверное, это были выверты организма, работающего уже за пределом возможностей. Или, возможно, в экстренной ситуации начали проявляться привитые модификации. Мне думалось, что второе. Потому что чудилось, что я вижу перекошенное лицо адмирала Паари, изрыгающего стоэтажные маты в мой адрес. Он догадался, что Серен уступил мне место за штурвалом. Догадался, что слова куратора Таира — ложь. Но было уже поздно. И для него, и для меня. Изменить ничего было невозможно. Когг не успевал увернуться, несмотря на свое состояние, я это видела четко. Да и моя песенка тоже спета. Это было понятно. Сердце работало через силу. С такими перебоями, что периодически мне казалось, что оно уже замерло насовсем. Так что Паари мог радоваться: в ад мы с ним отправимся вдвоем. Чтобы не было скучно…
Последнее, что я зафиксировала гаснущим сознанием, это яркую вспышку позади катера. Сгусток плазмы, предназначавшийся нам, пройдя по созданной мной параболе, вернулся на когг и угодил прямиком в неосмотрительно подставленный бок. В бок, за которым скрывался главный двигатель. Хорошо, что взрывы в космосе не опасны для других. Воздуха нет, взрывной волне просто не почему распространятся, подумала я, с трудом снимая руки со штурвала. Наш катер уже «прыгнул». Больше не нужно было насиловать свой организм. Через пару минут ИскИн разблокирует коконы, Серен возьмет управление на себя. Таир будет жить…
* * *— Ей нужна медицинская капсула! Немедленно!
— Где я тебе ее возьму на катере?! А до Арганадала она не дотянет. Выжала себя досуха.
— Значит, нужно садиться на первой же попавшейся обитаемой планете!
— Ближайшая — это Тинау! Колыбель космических пиратов и всяческого сброда! Хочешь рискнуть нашими жизнями?
— Тина своей ради нас рискнула не задумываясь!
Пауза. Глухой звук удара. А потом:
— Прости, Серен! Можешь потом отдать меня под трибунал! Но в этот раз я не на твоей стороне!
Глава 14
Пробуждение для меня оказалось жутким. Все тело ломило так, словно меня весь световой день гоняли на плацу после жуткой попойки. Был в моей академической жизни и такой мерзкий опыт. Сильнее всего болела голова: затылок, основание черепа, шея и плечи ныли, будто были не мои, а привинчены мне насильно. Мышцы горели огнем. Кости ломало и выворачивало. Конечности не слушались, а глаза отказывались открываться. В них словно кто-то насыпал песка пополам с битым стеклом. А во рту было сухо, как в пустыне Гоби. И по-моему, ночевала стая какого-то зверья.
Меня окружала подозрительное безмолвие. И это настораживало. Слишком мало в моей жизни было периодов, когда тишина могла служить залогом безопасности. Большую часть жизни я провела на кораблях. А там полной тишины, как здесь, никогда не было. Работали приборы и агрегаты, издавая пусть и негромкий, но шум, как ни крути, а каждый корабль живет своей жизнью. Так что же случилось сейчас? Неужели я дома? Или…
Память вернулась внезапно. Ударом кнута по незащищенной коже. Электрическим разрядом по оголенным нервам. Я вспомнила все: фрахт, Таира, бывшего возлюбленного и… параболу, созданную от отчаяния. Глаза распахнулись во всю ширь словно сами собой. Я рывком села, стараясь не обращать внимания на головокружение и протесты собственного организма, и нервно огляделась.
Я находилась в медицинской капсуле. Это однозначно. Правда, како-то странной. То ли допотопной, то ли собранной из того, что было под рукой. Если это вообще возможно. Капсула стояла под стенкой какой-то каморки: серовато-непонятные стены словно хранили на себе налет времени, под которым невозможно было разобрать, каким был их первоначальный цвет. Низкий темный потолок, казалось, был сбит из грубо оструганных досок. У меня брови поползли на лоб при виде такого расточительства древесины. Окон не было. Справа от меня и в ногах капсулы на стенах висели светильники очень странной конструкции. Я таких никогда не видела: круглая колбочка со светящейся внутри нитью вставлена в металлическую чашу на крюке. Свет колбочки испускали очень яркий, от него слезились глаза. А предметы отбрасывали очень жесткие, резкие тени.
Мебели не было. Вместо нее, в комнате громоздились разнокалиберные и разномастные коробки вдоль стен, оставляя свободным лишь пятачок возле капсулы. Наплевав на мышечную боль, я обернулась назад, чтобы посмотреть, что там есть. Но не увидела ничего нового. Кроме закрытой двери из цельного металлического листа того же серого цвета. Правда, на двери кое-где уже проступили пятна ржавчины.
Куда меня угораздило?! Это явно не космический кораль. Больше напоминало какую-то полулегальную дыру, мне приходилось пару раз бывать в таких. Но как я могла здесь оказаться? Память упрямо молчала.
Посидев еще некоторое время, собираясь с духом и чутко прислушиваясь к тишине, я все-таки встала. Вернее, практически вывалилась из капсулы, едва не приложившись головой об пол. Ноги противно дрожали и подгибались. И я вся моментально покрылась липким потом. Зато обнаружила то, что сразу не заметила: в капсуле я лежала не только одетой в привычный комбинезон, но и обутой. А это уже был огромный плюс. В неизвестном месте добыть одежку может оказаться крайне сложно.
