Золотое кольцо Галактики - Евгения Аннушкина
Он наступает, приближается, чеканит слова, как монеты. А последнее слово и вовсе почти выплевывает мне в лицо, едва не переходя на крик.
“Псих”, – понимаю я. – “Свихнувшийся на почве собственного величия маньяк”.
И я не выдерживаю, делаю шаг назад, оглядываюсь на Эрика, который все также стоит у двери с каменным лицом.
– О, на объект Два-Шесть можешь не рассчитывать. Кстати, прекрасный образец, один из тех, из-за кого Чон все еще возглавляет Белое крыло. Этот его проект все же приносит пользу Пхенгу.
– Проект?.. – переспрашиваю автоматически. Эти цифры я уже слышала… Эрик называл их Лиаму. И тот явно был в курсе, что они значат.
– “Новое поколение”. То, над чем твой отец бьется последние два десятка лет. А начало ему положил, кажется, еще твой дед… – охотно отвечает принц. При этом он внимательно смотрит мне в лицо, следит за малейшими движениями. Он предвкушает мою реакцию на свои слова. И мне уже не хочется слышать то, что он собирается сказать.
– Посмотри на него, – принц небрежно машет рукой в сторону неподвижно застывшего Эрика. – Он задумывался как следующая ступень эволюции, но что мы имеем в итоге? Искусственно созданный мутант, идеально подходящий для выполнения работы, под которую рожден. Совершенное орудие труда. Инструмент, если пожелаешь. А потому не жди от инструмента человеческих эмоций.
– Не понимаю…
– Это сложно, верно, – принц снисходительно улыбается. – Два-Шесть, покажи.
Получив приказ, Эрик скупо кивает, закрывает глаза и… Меняется. Плывут черты лица, с треском расширяется грудная клетка, стремительно выцветают волосы. Несколько минут откровенно пугающего и неприятного зрелища – и перед нами стоит знакомый стюард. Беловолосый и синеглазый нергит по имени Эрик…
Я не падаю только потому, что меня сковывает ужасом. Противоестественный процесс закончился, но смотреть на это… Существо… Все еще страшно. Страшно, что его лицо вновь потечет, как оплывшая свеча, превращаясь в кого-то еще.
– Видишь, София? Это не человек. И ждать от него сочувствия и сострадания то же самое, что от бластера – заботы и внимания.
– Вы так спокойно говорите все это… Прямо при нем, – я испуганно кошусь в сторону Эрика, который снова застыл неподвижным изваянием. – Не боитесь?
Принц снисходительно усмехается.
– Разве вы боитесь пищевого автомата? Это лишь инструмент. Идеальный для определенных задач, несомненно опасный, но неспособный нарушить приказ. Да, у первой партии были проблемы со свободой воли, но у следующих этот изъян устранили.
Проблема со свободой воли – это ее наличие? Жуткое ощущение, что разговариваю с собственным отцом, накатывает внезапно. Он тоже считал, что у нас с Александром слишком много собственного мнения. И старательно от этого недостатка избавлял.
Мне сбежать удалось, Александру – нет. Я видела его в светских хрониках… Он не выглядит несчастным.
– Как киборги… – говорю я просто чтобы поддержать разговор. Пока мы говорим, принц бездействует. Когда болтать ему наскучить… Боюсь думать, что он тогда сделает.
– Увы, – принц сокрушенно вздыхает. – Пока соединить возможности искусственного интеллекта и мутантов с Ц189 не удалось… Да и плацдарм для экспериментов потерян. Проклятые нергиты.
Он смотрит на обзорный экран, на котором вместо ближайших космических окрестностей отображается пляж Лазурита, и нервно перебирает пальцами. Принц мечтает об отпуске?
Поражаюсь, какая ерунда лезет в голову, лишь бы не думать о том, что большая часть того, что между делом выболтал мне средний принц, является секретной информацией. С меня возьмут подписку о неразглашении?
Будь откровенна хотя бы с собой, Соня, проще и безопаснее избавиться от слишком много знающего свидетеля. Тем более сейчас, когда я считаюсь то ли похищенной, то ли пропавшей без вести.
По спине продирает мороз, и я невольно делаю шаг назад, но тут же натыкаюсь на неподвижного Эрика… Или как там его зовут на самом деле? Сейчас он непохож на себя на необитаемой планете также сильно, как на улыбчивого нергита-официанта, хотя черты лица в этот раз остаются неизменными. Но само оно неподвижно и равнодушно, в глазах пустота, ни единого проблеска эмоций. Такой контраст с тем, каким он был на планете синих туманов… Где он был настоящим?
Если принц прав, а он уверен в собственной правоте, то как вообще отличить подлинные чувства от притворства? И как жить, постоянно думая, что и вот этот человек, и вон тот, и вообще каждый встречный может тебя запросто обмануть?
– Да, какая жалость, – продолжает принц. – У этого эксперимента был неплохой потенциал… Но до совершенства, увы, образцы так и не были доведены. И это, кстати, здорово пошатнуло положение вашего отца, прекрасная София.
Он снова обращает на меня взгляд, тяжелый, давящий, под которым я чувствую себя ничтожным насекомым, недостойным даже быть объектом эксперимента. Так, раздражающая мошка, прихлопнуть и забыть.
– Если он срочно не придумает что-то новое, нечто такое, что перекроет все его ошибки и просчеты, то недолго господину Чону возглавлять Белое крыло.
Слышать это… Неприятно. И не потому, что я так уж привязана к отцу, он сделал все, чтобы растоптать теплые чувства к нему, но от него зависят благополучие мамы, брата… И мое, раз уж про меня вспомнили спустя столько лет.
– Увы, непростое время ожидает Чона, потеря лаборатории, бунт первой партии, а теперь и дочь… Какая трагедия, бедный Виктор…
– Дочь? – мой голос дрожит.
– Дочь. – Глаза Торио нездорово блестят. Он не сводит с меня взгляда, даже не моргает, и также не глядя по сторонам командует Эрику: – Выйди. Я позову тебя позже.
Я не слышу, как закрывается дверь. Только звук шагов словно отрезает. И я остаюсь наедине человеком, пьяным от власти и безнаказанности. Отсрочка вышла. Его высочество наговорился, возможно, даже выговорился, и тем подписал мне приговор. Даже если раньше он планировал меня отпустить… Теперь все изменилось.
Мы срываемся с места одновременно – он ко мне, я – обратно. Принц шипит не хуже шинадца:
– Не дергайс-ся, С-софия! Не зли меня!
Куда уж больше… Но сдаваться я точно не собираюсь.
Каюта, хоть и относится к люксовым, не столь велика, чтобы бегать по ней бесконечно. Он быстро загоняет меня в угол. Сильные пальцы больно впиваются в запястье, рывок, и я буквально вжата в грудь монаршьего высочества.
– Попалас-сь!..
