Мюррей Лейнстер - Туннель времени (сборник)
— Доказательства? — спросил он Джонса.
— Такие плиты стоят там, по обеим сторонам кратера, — бесстрастно сказал Джонс. Радиус действия — двадцать миль. Я могу послать сообщение, получить его и отослать обратно под двумя углами за примерно пять процентов от того времени, которое должна занять передача радиоволн.
— Джеймисон, вы строите догадки о том, куда мы можем прийти, — с легким цинизмом сказал Кохрейн. — Джонс строит догадки о том, где он находится. Но это рекламная кампания. Я не знаю, где мы находимся и куда можем прийти, но зато знаю, к чему мы хотим все это притянуть.
Джонс окинул его взглядом. Не враждебным, но с оттенком беспристрастного интереса человека, привычного к весьма точной науке, когда он смотрит на кого–то, занятого наименее точной наукой из всех.
Холден сказал:
— Ты хочешь сказать, что уже выработал какую–то концепцию передачи?
— Не передачи, — подчеркнуто вежливо сказал Кохрейн. — Она не нужна. Это план прямой рекламной кампании. Мы сварганим историю, а потом позволим ей просочиться наружу. Мы сделаем ее настолько интересной, что даже те, кто не поверят в нее, не смогут удержаться от того, чтобы пересказать ее другим. — Он кивнул на Джеймисона. — Что же до ближайших планов, Джеймисон, нам нужна теория о том, что возможность передачи излучения со скоростью, в двадцать раз превышающей скорость света, означает, что существует способ пересылать со сверхсветовыми скоростями и материю тоже — дело лишь за тем, чтобы его разработать. Это значит, что инерциальная масса, которая увеличивается со скоростью… ну, Эйнштейн что–то такое говорил, свойство не материи, а пространства, точно так же как и аэродинамическое сопротивление, которое повышается, когда самолет летит быстрее, свойство воздуха, а не самолета. Возможно, нам потребуется разработать теорию, что инерция вообще есть свойство пространства. Посмотрим, будет ли это нужно. Но в любом случае, точно так же, как самолет будет лететь быстрее в разреженном воздухе, так и материя — любая материя — будет быстрее передвигаться в этом поле, как только мы поймем, в чем здесь фокус. Понятно?
Холден покачал головой.
— И чем это поможет сделать Дэбни знаменитым? — спросил он.
— Отсюда уже Джеймисон экстраполирует, — заверил его Кохрейн. — Давайте, Джеймисон. Вам за это платят.
— Когда разработки будут закончены, — быстро и с гипнотической гладкостью опытного профессионала, точно по писанному, начал Джеймисон, — не только сообщения полетят в разные концы вселенной со скоростями, во много раз превышающими скорости света, но и материя! Корабли! Помеха славному будущему человечества, пока что прикованного к одинокой планете крошечного солнца — это препятствие затрещит и рухнет, когда высочайшие умы человечества объединят свои усилия с тем, чтобы заложить принцип сверхсветового перемещения Дэбни в основу действия двигателей наших космических кораблей. В нашей галактике тысячи миллионов солнц, и не менее чем одна треть из них обладает планетными системами, и среди этих мириадов неизвестных миров найдутся тысячи с морями, землей, облаками и континентами, пригодными для жизни человеческих существ, где вырастут их города. Мощные звездолеты полетят к отдаленным звездным системам и приземлятся на планеты Млечного Пути. Мы собственными глазами увидим грузовые рейсы на Ригель и Арктур и пассажирские рейсы, спешащие сквозь пустоту на Андромеду и Альдебаран! Дэбни пробил первую брешь в преграде на пути к безграничному величию человечества!
Тут он остановился и деловито сказал:
— Разумеется, это надо немного довести до ума. Нормально?
— Замечательно, — признал Кохрейн. Он повернулся к Холдену. — Как насчет рекламной кампании в таком духе? Такая слава отвечает требованиям? Твой пациент удовлетворится такой степенью признания?
Глубоко вздохнув, Холден нерешительно проговорил:
— Как неврастенический тип, он не потребует, чтобы это все было правдой. Все, что ему нужно, — это внешняя видимость. Но… Джед, это может быть правдой? Может?
Кохрейн невежливо рассмеялся. Собственное поведение его отнюдь не восхищало, и смех только продемонстрировал это.
— Чего тебе надо? — требовательно спросил он. — Ты навязал мне работу, которую я не просил. Ты затолкал ее мне в глотку. Я предложил тебе способ сделать ее. Чего ты еще хочешь от меня?
Холден заморгал, потом признался:
— Я хотел бы, чтобы все это оказалось правдой.
Джонс внезапно заерзал на своем месте, потом странно удивленным тоном сказал:
— А ведь знаете, это возможно! Я не догадывался! Это может быть правдой! Я могу заставить корабль Двигаться быстрее света!
— Премного благодарен, но мы в этом не нуждаемся, — полным иронии голосом отозвался Кохрейн. — За это нам не платили. Все, что нам нужно, — это каплю славы неврастеническому зятю одного из владельцев «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи»! Реклама — вот и все, что требуется. Вы объясните Уэсту теорию, Джеймисон выдаст прогноз, а Белл распишет все в лучшем виде.
— Черта с два! — хладнокровно сказал Джонс. — Послушайте! Во–первых, это я открыл сверхсветовое поле! Я продал его Дэбни, потому что ему очень хотелось прославиться! Я получил свою плату, а он получил теорию! Но если он сам ее не понимает и даже не может рассказать о ней… Думаете, я собираюсь добавить туда еще кое–что, что я заметил? То, что я могу понять, но никто другой не может? Думаете, я отдам ему еще и звездолеты в придачу?
Холден, скривившись, кивнул и сказал:
— Я должен был понять это! Он купил свое великое открытие у вас, да? И именно этим он и недоволен!
— Я думал, вы, психиатры, знаете правду жизни, Билл, — бросил Кохрейн. — Такие Дэбни не редкость в моем деле! Он почти типичный рекламодатель!
— Если вы просите меня плюнуть на звездолеты, — холодно проговорил Джонс, — ради целей рекламы, я в такие игры не играю. Я не отберу у Дэбни честь открытия поля. Я знал, на что иду, когда продавал ему эту теорию. Но звездолеты важнее, чем желание дурака стать знаменитым! Он никогда не попробует это! Он испугается, что ничего не получится! Я в этом не участвую!
— Мне лично плевать, что за сделку вы заключили с Дэбни! Но если вы можете отправить нас к звездам — всех людей, которые нуждаются в этом, — вы должны сделать это!
Джонс сказал, уже успокоившись:
— Я и хочу. Сделайте мне предложение — не деньги, а возможность заняться чем–то настоящим, не просто уловкой для неврастенического эго!
Кохрейн как–то странно улыбнулся.
— Мне нравится ваш подход. Конечно, вы строите иллюзии. Ну что ж, это далеко не худшее, что можно строить. Я и сам иногда этим грешен. Билл, — обратился он к Холдену, — как у Дэбни с силой духа?
— Ну, говоря в нарушение профессиональной этики, он просто червяк, обуреваемый желаниями. За душой у него ничего, кроме этих желаний. А что?
Кохрейн снова ухмыльнулся, склонив голову набок.
— Он не стал бы участвовать в авантюре с межзвездными перелетами, верно?
Когда Холден покачал головой, Кохрейн продолжил:
— Я сказал бы, что максимум его амбиций сводится к тому, чтобы получить всю славу, если дело выгорит, но он не станет рисковать и вмешиваться в дело, пока оно не выгорело! Так?
— Так, — подтвердил Холден. — Я же сказал, что он червяк. К чему ты клонишь?
— Я намечаю план того, что вы меня с ножом к горлу пытаетесь заставить сделать, — сказал Кохрейн, — на тот случай, если вы еще не заметили. Билл, если Джонс действительно может сделать корабль, который будет передвигаться быстрее света…
— Я могу, — еще раз повторил Джонс. — Я просто не думал об этом применительно к путешествиям. Я разрабатывал свою теорию только для связи.
— Значит, — продолжил свою мысль Кохрейн, — я буквально вынужден, ради блага Дэбни, сделать что–нибудь такое, что заставит его разораться, услышав об этом. Мы устраиваем вечеринку, Билл! Вечеринку в честь нашего с тобой мужества и мужества Джонса!
— Что ты имеешь в виду? — спросил Холден.
— Мы ведь делаем передачу, — пояснил, ухмыляясь, Кохрейн. — Мы собираемся принять открытие Дэбни — то самое, права на которое он купил — исключительно всерьез. Я собираюсь снискать для него вселенскую славу. Сначала мы раструбим о значимости поля Дэбни Для будущего человечества, а потом докажем это! Мы предпримем путешествие к звездам! Хотите уже сейчас зарезервировать места?
— Вы имеете в виду, — недоверчиво начал Уэст, — настоящий полет? Зачем?
— Затем, что я больше не могу обманывать самого себя, — неожиданно огрызнулся на него Кохрейн. — Я обнаружил, сколь мало я значу в мире и в глазах «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи»! Я обнаружил, что я всего лишь маленький человек, тогда как мнил себя большим, и я не желаю с этим мириться! Теперь у меня есть повод попытаться быть большим человеком? Чем не причина, а?
