Владимир Михайлов - Люди Приземелья
– Что показал прибор у Славы?
– Запах был…
– Но откуда же?..
Гур пожал плечами.
– Значит, теория Славы рухнула?
– Как сказать… Теории нет, но могу познакомить с размышлениями по этому поводу некоего прогносеолога. Начну с аналогий. Держа в руке алмаз, можешь ли ты сказать сразу, кем он создан: природой или человеком?
– Нет.
– Но лет двести с лишним назад ты бы не сомневался: тогда ничего не знали о возможности создать алмаз искусственно. Так и с источником предполагаемого запаха.
– Прости, но это ненаучно.
– Прощаю. Ты хочешь сказать, что нет фактов? Да, они нам неизвестны. Но иногда я перешагиваю через неизвестные. Однажды – мы знаем – запах пришел после вспышки на орбите Транса. Значит, было какое-то излучение, против которого наши скваммеры оказались беззащитными. Как возник запах – это дело десятое. Но, чтобы в будущем спастись от него, надо разгадать источник. А история с деталями, которые мы еле удержали на месте?
– Как ты ее объясняешь?
– Стоп! – сказал Гур, к чему-то внимательно прислушиваясь. – Кончаем. Я слышу на проспекте отголоски грома. Сейчас она ворвется сюда, эта плешивая стихия. А я с трудом переношу прямые попадания молнии…
Он исчез, но Кедрин медлил с выключением видеофона. И в следующую минуту экран безраздельно заняла голова Герна.
Астроном был красен от гнева. Он медленно оглядел всю каюту. Затем его глаза остановились на Кедрине. Герн не удивился.
– Ага, это вы. Что все это значит?
– Что?
– В мое отсутствие этот разбойник оккупировал астролокатор. Острейший! Этот космический пират, этот Гур, этот я не знаю, кто! Удивляюсь, почему он еще не вывесил черный флаг. Зачем ему понадобилось с такой точностью определять расстояние между Трансом и «Гончим псом»? Но я ему задам!
Герн взмахнул руками и стремительно кинулся к выходу. Кедрин хотел уже отключиться, когда в каюту снова вошел ее хозяин. Он победоносно улыбался.
– Ты его встретил? – спросил Кедрин.
– Да. И обезоружил: спросил, из какого пластика была защита регулирующей автоматики в реакторе «Пса». При неожиданных вопросах Герн теряется, и я сбежал. Теперь он не вернется, пока не разыщет ответ в справочнике. Кстати, а ты не помнишь?
– Никогда не знал.
– На всякий случай: там стоял пластик К-178. Вдруг пригодится. «Копите знания, даже внешне бесполезные», – говорил Аристотель.
– Не говорил.
– Он это сказал лично мне. И давай расставаться, пока Герн не узнал, что я израсходовал его лимит видеосвязи на три дня вперед. Свой я берегу для торжественных случаев…
Экран погас, но Кедрин даже не заметил этого. Значит, запах был только в скваммере. Пусть Гур размышляет над тем, что его вызвало. А мы тут подумаем: как вызвало?
Он вышел в коридор. И удивился: не было тишины, обычной для этого часа. За гладкими панелями стен чуть слышно гудели Элмо. Ребята работали? Так поздно? А меркулинский порядок?
Кажется, все мы начали что-то понимать. Хотя бы то, что в любой миг надо быть готовым сделать больше, чем вчера и сегодня, больше, чем когда-либо. Потому что тебе неизвестен час, когда ты понадобишься человечеству. И ребята работают. Воспитывают в себе то, чего не оказалось, когда надо было помочь Поясу. То, чего не смог – или не хотел? – воспитать в них Меркулин. Работать он научил прекрасно. А жить?
Ребята работают. Мыслят. Ищут. И, наверное, находят. Это хорошо. Искать и находить. Дышать неистребимым запахом озона и нагретой пластмассы.
Запах нагретой пластмассы.
Запах… Так.
Нагретой.
Пластмассы. Ну, естественно.
Кедрин опустился прямо на пол, охватил колени руками.
Запах: на уровне молекул и даже атомов, освобождающихся в процессе нагревания.
Нагретой; повышение температуры усиливает испарение…
Пластмассы. Так ли? Пластики устойчивы, несмотря на всю огромность своих молекул. После облучения гамма-радиацией и других операций некоторые сорта их переносят испытания всеми известными видами излучений. Пластики испытывались неоднократно, еще до того, как из них стали изготовлять разные детали. Например, фонари скваммеров – верхние, прозрачные изнутри оконечности пустотных костюмов – изготовлены из поляризованного пластика. Они очень надежны. Из того же пластика, кажется, и глазок в запасной двери…
Да, когда речь идет об известных излучениях. Но Гур предполагает, что тут могут появиться и неизвестные… Предположим. И если это излучение вышибает из пластика радикалы, то вполне может возникнуть… Погоди, погоди… Да! Возникнет запах! Понимаешь?!
А как обстоит дело с количественной стороной вопроса?
Нужно считать. О невооруженном мозге и речи нет, тут нужен Элмо со всей его памятью. Но где же и считать, как не в этом институте?
Он вскочил. Кинулся по коридору. Потом остановился.
А кто будет считать? Ребята заняты, да и долго объяснять… Самому – запрещено. Потом, для него нет свободного Элмо. Его место в институте не дождалось бывшего хозяина.
Хотя… одна машина может найтись.
Он повернул в обратную сторону. Вот снова дверь со знакомой табличкой. Он постучал, наверняка зная, что ответа не будет. Потом нажал на ручку. Дверь открылась.
Кедрин уселся в кресло. Привычно пробежал глазами приборы на пульте. Машина была занята: какая-то работа прервалась на полуслове, Меркулин продолжит ее завтра. Что это за работа?
Кедрин нажал на клавишу памяти. Несколько минут смотрел на экран. Ага… Ага. Меркулин вычислял возможность, по теории вероятности, внезапной гибели человека, провалившегося в старый, незасыпанный, замаскированный хворостом колодец. Вероятность была невелика, понятно. Зачем это ему? Ага, вот: можно ли на этой вероятности основывать упреки в том, что коллектив института воспитан неправильно?
«Наверное, можно, – подумал Кедрин. – Но машина тебе этого не скажет. Это – не ее ума дело. Не к ней надо было обращаться, Учитель. Не к ней…»
А вычисления эти никому не нужны. Уберем их подальше.
Сухо стукнул переключатель. Световой шквал пронесся по строгим шеренгам индикаторов. Кедрин нашел шлем и счастливо зажмурился. Хорошо… Он нажал контрольную клавишу. Машина готова. Дай мне химический раздел памяти. И вычислительный сектор пусть включится. Результаты проецировать на экран. Ну, посмотрим…
Затем он сидел час, не двигаясь, на лбу его вспухли бугры. Через час он снял шлем. Сделано все, что можно, но этого мало. Предстоит еще промоделировать структуру пластика, выяснить, какие же это могли быть радикалы и какова примерно должна быть характеристика гипотетического излучения… Голова разболелась. Слишком давно Кедрин не работал, а теперь еще дал себе чрезмерную нагрузку. И все же дело надо закончить именно сейчас…
Он поднялся, пошатываясь, подошел к шкафчику в углу меркулинской лаборатории. Да, так он и думал – стимулятор здесь. Он принял двойную дозу. «Опасно, – подумал Кедрин и усмехнулся: – снявши голову, по волосам не плачут. А голова его пропала: нарушения этого правила монтажники не простят, ты убежал от наказания, Кедрин, не выдержал».
Что же: соглашусь со всем, и все выдержу… Стимулятор начал действовать, голова стала ясной. Он опять уселся за Элмо, и вновь потекли минуты…
Ему пришлось принимать стимулятор еще два раза, и он знал, что это не пройдет безнаказанно. Пусть не проходит. Но люди спокойно достроят корабль. «Восемь больше одного», – сказал Холодовский. И даже больше двух. Очень интересная структура… Появились радикалы. Под влиянием чего же?
Он работал, не жалея ни себя, ни Элмо. У машины пришлось включить дополнительное охлаждение.
Когда Кедрин кончил, была глубокая ночь. Он снял шлем и упал головой на пульт.
Теперь ты практически тоже мертв, хотя сердце бьется. Но нужно еще приподнять голову. Рядом, на столике – кристаллофон. Кедрин четко, с паузами, продиктовал результаты. Затем встал. Шатаясь, добрался до видеофона. Набрал номер Гура. Включил кристаллофон на воспроизведение. И обмяк, опустившись в кресло. Успеет ли Служба Жизни? Впрочем, это не важно. Разберет ли Гур, в чем дело? А если его нет в каюте, запишут ли его устройства сказанное? Нет, надо вызвать Центральный пост.
Но на это уже не оставалось сил.
Глава тринадцатая
1На орбите Трансцербера непонятные аварии продолжались еще некоторое время. Сначала, как молчаливо предполагал капитан, во флора-секции экоцикла. С устранением неисправности пришлось провозиться четыре дня, при этом часть вещества выбыла из круговорота. Но того, что осталось, вполне хватит.
После ремонта сектора все спят чуть ли не целые сутки. Капитан Лобов тем временем с непонятным удовольствием думает о том, что на корабле, к счастью, негде было разместить ремонтную автоматику. Иначе люди остались бы совсем без работы.
Люди просыпаются. Но рано радоваться: происходит еще одна авария, третья. Снова все заняты, а капитан Лобов бессменно несет вахту и думает: «Ребятки мои милые, я вам не дам скучать, вы у меня еще поработаете, чтобы в действии, в драке, в работе встретить то, что придется встретить. В работе, а не в грустном ожидании».
