Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова
Прошлое не имеет плоти, а облегчения нет
Шарик из лунного камня закатился в щель между спинкой и сидением дивана, и Ксения пыталась его извлечь оттуда, опять, в который уже раз сожалея об утраченном ожерелье из такого же природного и прекрасно обработанного камня. Она проснулась в другом месте и в другом времени. Она была в Прибалтике. Рядом посапывал трогательно по-детски и тихо Ксен Зотов, осчастливленный её «жалением». Наконец шарик извлёкся из своей щели, и Ксения надела его на свою шею. Отец где-то обнаружил его, зная, что он утерян ею. Запомнил, видимо, когда она не расставалась с ним, нося его на чёрном шнурке, и без слов сунул, как-то непривычно виновато даже, в её руки. Давно уже был в неведомом мире Рудольф. Не было вообще в физической Вселенной мамы, где-то каторжно и всепоглощающе работал отец, время от времени отвлекаясь на любовь с уже привычной и повседневной женой Ритой. И не было у Ксении её сына Космомысла. Не было у неё любви — страсти, а была любовь — жалость, любовь — снисхождение, любовь — бегство и защита от одиночества.
Отец жил в доме у Риты, а Ксения одна в их старом и уже запущенном доме, куда и планировала привезти к себе Ксена, это было лучше, чем жить в многоуровневом пчельнике — улье или муравейнике, это кому как больше нравится.
Она вышла на смотровую лоджию, потягиваясь после сна и поёживаясь от северной осенней прохлады пасмурного утра. По пляжу бродил одинокий вчерашний красавец Лорки. Явно грустил, увязая стройными ногами в песке, ища вчерашние следы Лоры и глядя в пасмурное же море. Лорка уже умотала в свой марсианский купольный город к подобию Рудольфа, ничуть непохожего на Рудольфа. Не было на него похожих. Нигде. Она врала Ксении, что он после Рудольфа был первым, но Ксения знала о ней гораздо больше, чем Лора думала. Что он очередной в длинной череде непохожих подобий, и вряд ли будет последним. Она совсем не была столь по-старинному романтична, как рисовалась перед Ксенией и как уверяла её в этом, не зная о том, что имела вокруг себя знакомых, которые общались и с Ксенией. Тот же Ксен, её коллега, проработавший в марсианских городах не один год. Только она, Ксения, была исключением из мира современных людей.
Она разулась и тоже вышла побродить по прохладному песку пляжа. Настигла красавчика у кромки воды. Он пробовал воду ступнёй, явно не имея намерения туда соваться, как это делала закалённая годами тренировок Лора, не потому, конечно, что не смог бы искупаться, а просто не хотел.
— Антуан? — произнесла Ксения. Он удивлённо на неё посмотрел золотистыми янтарными глазами без всякого особого интереса.
— Откуда знаете? — спросил он из вежливости, совершенно не интересуясь её осведомленностью.
— Я гуляю иногда возле Ботанических Садов в Подмосковье, где работает ваша мама, — сказала Ксения. — И слышала не раз, как она к вам обращалась. Вы пили сок в уличном кафетерии на холме у озера. Я тоже люблю там пить сок. Вот и весь секрет. А вы что подумали?
Он пожал плечами, роскошными, уже развитыми, атлетическими. Нагнувшись, он поймал из-под волны маленький кусочек янтаря и протянул Ксении.
— Хотите? — Она взяла янтарь из его ладони. Окаменелый осколочек земной памяти, в нём застыл крошечный пузырёк того архаичного воздуха, которым кто-то неведомый дышал тогда. Но скорее всего, какая-то растеряшка рассыпала свои бусы, поскольку был янтарь обработан по современным технологиям.
— Вы любите янтарь? У вас волосы янтарные, — но он отметил это равнодушно и просто из желания сказать ей приятное. Говорить было и не о чем. Ксения не любила общаться с равнодушными к ней представителями мужского рода и, оскорбившись на то, что он счёл Лору более привлекательной, она бесцеремонно повернулась к нему спиной, бросив кусочек пустякового янтаря в песок. После чего ушла, начисто забыв о нём.
«В сущности, то, чем я занимаюсь, и занималась, это пилю опилки». Где-то она прочитала в старинной книге, что сожалеть о прошлом, это пилить опилки. Она же их не только пилила, но и ела, запивая, было дело, и слезами. Но то, что для иных разумных людей было её помешательством, если бы она этих разумников посвятила в суть своих переживаний, то, что было ненормальностью её психики для отца, для самой Ксении было даром Свыше. Даром, не подлежащим отторжению, даром вневременным. Та же Лора, говоря ей о своей любви и изображая из себя графиню Косель в её безысходной башне, спокойно жила себе поживала, как и все, искала, теряла, пока не нашёлся тот, кто и прилёг под её бочок, решив задержаться. Мало ли, бывает такая минута у каждого человека. И при чём здесь любовь?
Много лет проплывала она одинокой и печально-застывшей тенью в яростно-потной сутолоке жизни окружающих людей, неся в себе неизменной свою любовь к нему, по житейским волнам, не меняясь ничуть и не желая меняться. Да это и не было в её власти изменить. Была иногда иллюзия освобождения и власть самообмана, всегда маскарадная, такая же истерически и напоказ весёлая и игровая. Мало того, поедание этих опилок вошло в её привычный рацион, стало её параллельным основной жизни занятием. Она тоже, как и он, жила в своей Паралее. Она укладывала его с собою спать на ночь, и он об этом не знал. Любила его в этой Паралее, разговаривала с ним, путешествовала во времени, оставшемся в ней, раскрывающем ей свою анфиладу, где она бродила, иногда радуясь вдруг найденному пустячку в пыльном и забытом уголке, тщательно протирая и ставя в свою экспозицию. Она не имела понятия, каким он стал, возможно, настоящий был ей и ни к чему. Она уловила в себя того, прошлого, и не отпускала от себя, идя с ним вместе по своей жизни в то время, как его никто с ней и кроме неё не видел рядом. Поэтому ей и не нужен был никто
