Джек Макдевит - Искатель

– Пожалуй, – согласился Алекс.

– В точке перигелия экваториальные регионы планеты получают в четырнадцать раз больше солнечного света на квадратный сантиметр, чем Окраина.

– А что происходит с океанами в самой удаленной точке орбиты?

– Данных пока недостаточно.

Планету окутывали белые кучевые облака. Больше половины ее поверхности занимали океаны, материки были покрыты зеленью.

– Наклонение оси – десять градусов, – сказала Белль и подтвердила, что луны у планеты нет.

– На расстоянии в сорок миллионов километров вода должна выкипеть, – заметил Алекс.

– Приближаясь к перигелию, планета ускоряется и, когда солнечное излучение достигает максимума, движется очень быстро.

– С адской скоростью, – добавил Алекс.

– Да, наверняка. При максимальном удалении ее скорость намного ниже. Большую часть времени там стоит суровая зима.

– Но разве океаны не высыхают и не исчезают, Белль? – спросил он. – При такой-то орбите?

– У меня нет данных, – ответила она. – Могу, однако, сказать, что их наличие летом обеспечивает некоторую защиту от жары.

– Каким образом? – поинтересовалась я.

– Когда планета проходит близко от солнца, океаны начинают усиленно испаряться. Уровень моря может понижаться на тридцать метров. Влага уходит в небо, и возникает то, что вы видите сейчас: оптически непрозрачные грозовые облака, которые блокируют большую часть поступающего излучения.

Датчики сумели пронзить плотную атмосферу, и мы получили изображения – долины рек, обширные ущелья, горы со снежными шапками.

– Подозреваю, что океаны теряют воду, – сказала я. – Еще несколько миллионов лет, и они, вероятно, исчезнут.

– Похоже, в воде водятся крупные живые существа, – сообщила Белль.

– И они не замерзают? – удивился Алекс. – Что же тут с временами года?

– Продолжительность года – примерно двадцать один с половиной стандартный месяц. В течение девяти месяцев температурные условия вполне терпимы, даже комфортны. В те шесть месяцев, когда температура опускается ниже всего, океаны замерзают, но я не могу определить, на какую глубину, – вероятно, метров на сто. Это защищает их от чрезмерной потери тепла.

– И морские существа, таким образом, выживают?

– Да.

– Можешь сказать, как они выглядят?

– Нет. Я различаю движение, но подробностей пока нет.

На планете не наблюдалось ни жилья, ни признаков того, что на нее ступала чья-нибудь нога. Сушу покрывала растительность, что-то вроде джунглей. Крупных наземных животных мы не увидели – и вообще каких-либо животных.

Мы опустились на низкую орбиту, и Алекс уставился на планету. С такой высоты она выглядела теплым, приятным, идиллическим местом, прекрасно подходящим для основания колонии.

По планете было разбросано несколько клочков пустыни, но почти всю остальную сушу покрывали джунгли.

– Не понимаю, – сказала я. – Планета регулярно оказывается на расстоянии вытянутой руки от солнца. Как выживает вся эта растительность? Почему планета не превратилась в пустыню или даже в обугленный камень?

– Периодическое приближение к солнцу создает жаркий, влажный климат: то, что нужно для появления джунглей. И, как я уже говорила, облака эффективно защищают от тепла.

Алекс думал совершенно о другом.

– Белль, ты видишь какие-нибудь признаки цивилизации? Здания? Дороги? Может, пристань? Хоть что-нибудь?

– Ответ отрицательный. Естественно, на сканирование всей планеты потребуется время.

– Естественно.

– В данный момент температура в средних широтах составляет от двадцати трех до пятидесяти градусов по Цельсию, – сообщила Белль.

– Жарковато, – заметил Алекс.

– Атмосфера состоит из азота, кислорода и аргона. Пригодна для дыхания. Возможно, содержание кислорода выше привычного. Давление на уровне поверхности – где-то в пределах тысячи миллибар.

– Как дома.

– А почему бы и нет?

Алекс смотрел на джунгли.

– Что скажешь, Чейз?

– Не могу представить, чтобы кто-то захотел здесь поселиться.

В воздухе возникла Белль, принявшая облик пожилой библиотекарши или доброй бабушки: морщинистое лицо, седые волосы, ободряющая улыбка.

– Отмечаю вулканическую активность в южном полушарии.

Мне нужно было с кем-то поговорить, и я вызвала аватар Гарри Уильямса. Он появился в кресле справа от меня, непринужденно улыбнулся и поздоровался. Уильямс – или, по крайней мере, его аватар – отличался высоким ростом. Он окинул взглядом мостик, словно свою собственность.

– Отличный у вас корабль, – сказал он. – Жаль, что у нас таких не было.

Белая куртка с высоким воротником резко контрастировала с темной кожей. Он был одет так, словно собрался прогуляться по парку. Взгляд и очертания нижней челюсти говорили о решительности – вставать у него на пути, безусловно, не стоило.

– Где мы?

– Тиникум две тысячи сто шестнадцать.

– Где?

Опознать звезду по обозначению он никак не мог – система каталогов с тех пор не раз менялась. Я показала на иллюминатор.

– Мы полагали, что это может быть Марголия.

– Не знаю, – ответил он.

Я показала ему несколько снимков, сделанных с близкого расстояния. Джунгли. И снова джунгли.

– Нет, – сказал он. – Это не она. Марголия – планета вечного лета. Зеленая, влажная, с высоким небом, густыми лесами и обширными океанами.

– Жаль, что вы не знаете, где она находилась.

– Мне тоже.

– Вы узнали бы ее, если бы увидели?

– Нет. У меня нет никаких данных о ней. – В его взгляде промелькнула боль. – Почему вы решили, что она находится в этой системе?

Я попыталась объяснить, но он лишь отмахнулся:

– Неважно. Это не она. – Он немного помолчал. – Марголия. Так вы ее называете? Нашу планету?

– Да. Думаю, да.

– Могло быть и хуже. Он был великим человеком. Вы его читали?

– Честно говоря, нет.

– Он был философом, жившим в двадцать пятом веке. И премьер-министром Британии.

– Что же вас в нем привлекало?

– Он подходил ко всему с точки зрения здравого смысла. Никаких сложных абстракций, никаких священных текстов. Отказ признавать чей-либо авторитет. Как говорили в свое время, предъявите доказательства.

– Звучит вполне разумно.

– «Никогда не теряйте чувства реальности. Жизнь отдельного человека коротка и в конечном счете незначительна, – говорил он. – Сегодня мы – дети, а завтра нас уже нет. Поэтому старайтесь прожить разумно тот миг, что отведен нам, проявляйте сострадание, а когда придет ваш час, не разыгрывайте представлений. Никогда не забывайте, что отпущенная вам горстка часов – величайший дар. Используйте эти часы с умом, не тратьте их зря и помните, что появление на свет само по себе не дает вам никаких прав. Главное – жить свободно. Быть свободным от общественных и политических ограничений. Если душа действительно существует, все это наверняка ее составляющие».

– Марголис полетел бы с вами?

– Я разговаривал с его аватаром. Это был один из первых моих вопросов к нему.

– И что он ответил?

– Не полетел бы. Совершенно точно.

– Он не объяснил почему?

Уильямс улыбнулся, и в уголках его рта образовались складки.

– Он назвал наш план грандиозным.

– Что ж, – сказала я, – именно этого вы добивались.

Пауза затянулась. Слышалось негромкое гудение электроники. Наконец я спросила, отправился ли он в полет один.

– Или у вас была семья?

– Моя жена, Саманта. И двое мальчиков. Гарри-младший и Томас. Томми.

– Вы долго были женаты?

– На момент отлета – восемь лет. – Взгляд его стал сосредоточенным. – Я даже не знаю, как они выглядели.

– Не было фотографий?

– Нет. Тот, кто реконструировал мою личность, либо не располагал ими, либо счел, что это несущественно.

– Простите, – сказала я. Алекс постоянно напоминал мне, что у аватаров не больше чувств, чем у кресла, в котором я сижу. Это всего лишь иллюзия. Программа.

Глава 17

Мы знаем, что время эластично, что оно идет быстрее, когда мы находимся на крыше, а не в подвале, сидим на месте, а не едем в машине. Мы знаем, что некоторые объекты располагаются в космическом пространстве в течение нескольких сотен миллионов лет, хотя им самим нет и шестидесяти миллионов. Мы привыкли наблюдать, как время берет свою дань с физического мира. Рушатся здания. Исчезают люди. Рассыпаются пирамиды. Но в окружающем нас великом вакууме время словно застыло. Следы человеческих ног, оставленные десять тысяч лет назад на поверхности Луны, сохранились до сих пор.

Мы уже почти сдались и собрались возвращаться домой. Если Марголии в этой системе не было, вряд ли там мог оказаться «Искатель». Похоже, мы в чем-то ошиблись.

Но мы уже потратили немало сил и нервов, а кроме того, искать больше было негде. Поэтому мы остались и отправили Мартина – телескоп – в свободный поиск. Два дня спустя Белль сообщила об обнаружении подозрительного объекта.