Чарльз Ингрид - Несущий перемены
Кативар улыбнулся.
– Не беспокойся – мне понадобится твой ум и твой патент, Витерна, – он помедлил: – Препарат растворяется в воде.
Она подалась вперед, наполняя стаканы, и улыбнулась.
– Может быть, – тихо заметила она, – нам в конце концов повезет.
Некогда Мерлон царил в северных горах – ледяной дворец, где воздух большую часть года наполняло холодное дыхание зимы, а лето бывало жарким и коротким. Палатон вспомнил об этом, глядя на руины, оставленные зимними ветрами и войной: город дремал среди устремленных в небо прозрачно-голубых горных пиков, как будто спрашивая, куда девалась за годы его краса и слава. Мантия голубовато-белых снегов в горах никогда полностью не таяла, быстрые ручьи никогда не согревались. Каменистые подножия и пояс вечнозеленой растительности были источены временем и войнами. Мер-лон представлял собой огромный памятник многовековой борьбы чоя. Он напомнил Палатону о Скорби, о чужом народе, застывшем в прозрачном кристалле.
Но несмотря на то, что чоя никогда не пытались восстановить древнюю крепость, они ее так и не покинули. У ее разрушенных стен расположилась маленькая колония художников, которых прельщала возможность поспорить с жестокими ветрами и духами далекого прошлого. Палатон помнил, что зимой большинство жителей колонии разъезжалось, но те, кто решали остаться здесь постоянно, покидали колонию только после смерти.
Гости колонии, предпочитающие не задерживаться здесь надолго, проводили в горах весну и лето. Палатон смотрел на древнюю крепость, понимая, что такой же видела крепость его мать, ибо Мерлон почти не изменился за последние годы. Палатон выглядывал из-за плеча Руфин, пока та просила разрешения на посадку на маленькой площадке неподалеку от колонии. Лето в горах уже закончилось. Палатон видел выпавший за последние два-три дня снег, ожививший мантию гор и покрывший крыши домов белыми пятнами.
Руфин поежилась и заметила:
– Надеюсь, ты прихватил сапоги и куртку.
– Тебе придется только очищать окна от льда и не выключать обогрев, – напомнил Палатон.
Руфин сокрушенно прищелкнула языком. Она сбавила скорость, вошла в холодный термальный поток, идущий прямо от горных пиков, и вывела глиссер прямо к плато. На нем виднелись следы шасси.
– Туристы уже уехали, – заметила она.
– Какая погода ожидается в предстоящие два дня?
– По-прежнему ясная. Но взгляни на склоны – еще довольно тепло, и последний снежный покров ненадежен.
– Я запомню это.
– Постарайся, – насмешливо подтвердила Руфин. – Мне бы не хотелось откапывать тебя из обвала.
Встречный поток поднимался снизу, и корабль задрожал. Палатон испытал леденящее ощущение в животе при внезапной потере высоты, но тем не менее ему казалось, что это он ведет глиссер. Хотя он не мог пользоваться бахдаром, тем не менее замечал любые изменения в его движении – благодаря многолетнему опыту. Руфин аккуратно вывела судно на посадку.
Она посадила его без малейших толчков, и когда он остановился, Палатон не удержался и похвалил Руфин.
– Хорошая работа.
– Спасибо. С минуту мне казалось, что ты направляешь меня, держа за затылок.
Палатон только тут понял, что прочно обхватил подголовник ее кресла, и разжал руки со смущенным выражением.
Руфин рассмеялась.
– Кто был пилотом, навсегда им остается, – заметила она и повернулась в кресле. – Я буду в глиссере. Здесь ветрено, но я буду готова, как только понадоблюсь.
Палатон вышел, и его сразу же охватил ветер – более холодный, чем он представлял. Он набросил куртку, которую до тех пор нес в руке. Руфин выбросила вслед ему рюкзак.
Как и в Голубой Гряде, здесь маленькая подвесная дорога уносила прибывших от посадочной площадки. Палатон занял кабинку, старую и продуваемую всеми ветрами, и отправился в путь. По мере снижения ветер утих, но его порывы были по-прежнему ледяными.
Внизу его ждала чоя, ежась от ветра. Ее желтовато-белые волосы были упрятаны под вязаную шапочку, на морщинистом лице обозначилось явное неодобрение. Это лицо напоминало кусок кожи, годами пролежавший под ветрами, дождем и солнцем. Палатон так и не узнал, к какому Дому принадлежит чоя и каков ее возраст.
Она поклонилась.
– Мы не привыкли принимать гостей в такое время года и без предупреждения.
Палатон смутился. Открыв боковую дверцу, он вышел из кабины, закинув за плечо рюкзак.
– Прошу прощения, – произнес он. – У меня осталось слишком мало времени на отдых, и поскольку храм моего Дома временно закрыт, я решил приехать сюда. Моя сестра мечтает порисовать здесь, – он огляделся и глубоко вздохнул. Холодный воздух был свежим и бодрящим. – И теперь я понимаю, почему.
Неодобрение постепенно исчезало с морщинистого лица чоя. Она указала путь затянутой в перчатку рукой.
– Самые серьезные работы мы выполняем зимой, так что не можем предоставить вам жилье на выбор. Мы только недавно вернулись к работе, когда уехали ученики. Вы надолго?
– Надеюсь, я пробуду здесь всего несколько дней, – признался Палатон. – Мне необходимо только место, чтобы заночевать.
– Хорошо. Тогда вы будете жить с Гонри. Он работает с тканями, так что вы не побеспокоите его.
Чоя торопилась, чтобы идти наравне с Палатоном, ее дыхание туманом растворялось в воздухе. Она не стала прибегать к обычной вежливости, думал Палатон, шагая рядом с ней. Однако он ни о чем не жалел, ибо если этот Гонри окажется достаточно старым, он может быть в числе тех художников, которые видели здесь его мать.
Они достигли мощенной булыжником дорожки, которая превращалась в улицу, постепенно расширяясь. Горные растения, проросшие между камнями, уже пожухли и пожелтели, вновь напоминая, что здесь время движется иначе. Сухие листья хрустели под ногами. Возле каждого дома имелся свой садик, огромная поленница, солнечные батареи, направленные в небо, и цистерны с водой, что придавало домам совершенно независимый вид.
Многие художники работали на верандах и даже не взглянули на приезжего. Палатон подтянул большим пальцем лямку рюкзака.
– Здесь часто идет снег?
– Довольно часто. Но мы к этому готовы, – ответила чоя задыхающимися голосами, не замедляя шага. Она остановилась возле большого дома с серой оградой. – Это дом Гонри.
Судя по размерам и виду дома, Гонри был отнюдь не скромным и лишенным честолюбия чоя. Спутница Палатона перегнулась через ограду и свистнула. Обернувшись, она одарила Палатона еще одним откровенным взглядом.
– Я – Бака, – произнесла она, протягивая руку.
– Териот, – представился он в ответ.
Выражение ее лице не изменилось, и Палатон не понял, то ли чоя действительно не узнала его, то ли ей было все равно. Из дома послышался пронзительный свист, и Палатон обернулся, чтобы увидеть выход его хозяина. Первое, что бросилось ему в глаза – одежда чоя была заляпана пятнами краски и покрыта множеством обрывков нитей.
Гонри оказался высоким и сутулым, с чрезвычайно тонким и крючковатым носом, маленькими и круглыми, по меркам чоя, глазами и серебристо-черными волосами. Он был достаточно стар, чтобы быть одним из учителей Трезы. Растрепанные одежды окружали его словно аурой. Гонри подошел к ним и с любопытством оглядел Палатона. Палатон вновь не смог догадаться, к какому Дому принадлежит этот чоя, хотя, судя по цвету волос и глаз, он должен был быть сыном Небесного дома.
– Последний гость сезона, – представила его Бака, – Териот. Ты возьмешь его к себе?
Гонри слегка сморщил нос и пожал плечами.
– Почему бы и нет? Надолго останетесь здесь? С кем будете заниматься?
– Я пробуду здесь всего несколько дней. А учиться будет моя сестра – если, конечно, попадет в списки.
Гонри оглядел его сверху вниз и в обратном порядке, раздувая ноздри. Он заговорил вновь – на этот раз сквозь сжатые зубы.
– Мы не делаем поблажек своим ученикам.
– Этого я и не прошу. Ваша репутация известна далеко за пределами Мерлона, – Палатон помедлил, чувствуя прилив актерского вдохновения. – Кроме того, она принята в общество Фалиана.
– Фалианы! Да что они могут знать? Дети приезжают к ним на каникулы, а не для того, чтобы учиться! – Гонри в ярости повысил голоса.
Палатон решительно кивнул.
– Именно потому я и приехал сюда. Отец слишком потворствует ей. Она будет весьма поверхностной художницей, если не научится спускаться с небес и соприкасаться с реальностью. А все это – он еще раз вдохнул пронзительный горный воздух – вызывает жажду настоящей жизни.
Пренебрежительное выражение исчезло с лица Гонри, он взглянул на Баку и бросил:
– Пожалуй, я смогу приютить его на пару ночей.
– Хорошо – потому что больше ему некуда идти, – фыркнула Бака. – И будь повнимательнее с ним, Гонри – он прилетел на личном корабле, ждущем наверху.
Гонри изумленно приподнял брови, а чоя уже побрела прочь, спотыкаясь, запинаясь и дрожа всем телом.
