Кен Като - Звездные самураи
Потрясенный увиденным, он двинулся дальше. Дошел до угла, за которым начиналось основное помещение бункера, прижался к стене и сжал бластер в левой руке. Он понимал, какая опасность ему угрожает, и знал, что действовать нужно как можно осторожнее. Из-за угла неслись крики. Сколько там солдат? Наверное, целая толпа негодяев, привлеченная запахом крови. А как они вооружены?
Выглянув, Барб увидел еще троих дезертиров, — распластавшиеся на своих жертвах, те исступленно срывали с них одежду, орали и били их, заставляя подчиняться. В одной из несчастных он узнал Аркали Хавкен, и сухой, жаркий воздух вдруг показался ему раскаленными угольями.
Женщина сопротивлялась из последних сил, но тщетно. Самый здоровенный солдат припер ее, уже обнаженную, спиной к колонне. Приятель насильника — маленький, похожий на крысу — стоял с другой стороны колонны и крепко держал жертву за руки. Бледное хрупкое тело Аркали извивалось из стороны в сторону, отчаянно пытаясь помешать верзиле раздвинуть ей ноги и овладеть ею. Она мотала головой, но насильник схватил ее за подбородок и впился в губы, чтобы заглушить крики. В какой-то момент солдат оторвался от своей жертвы, но закричать ей не дал: ударил по лицу, заорал, принялся угрожать штыком. Потом грубо схватил за грудь и сжал — так сильно, что бедная женщина дернулась от боли. Потом погрузил руку в золотисто-каштановые волосы между ног, а другой стал готовиться к завершению начатого.
Долгую секунду потрясенный жестокостью сцены Истман оцепенело наблюдал за происходящим. Мужчины овладевали полураздетыми женщинами на полу, на футонах, притискивали к стенам. Тела мертвых сестер Соломон, с ног до головы залитые кровью, валялись, как брошенные куклы. У лежащей рядом с Фаей Лорис было перерезано горло; невидящим взором она уставилась в потолок.
Истман перевел взгляд на верзилу, — по всей видимости, предводителя дезертиров. Разорванная до пояса, покрытая пятнами крови рубаха прикрывала бочкообразную грудь. Лицо было пьяно-расслабленным, из царапины на щеке сочилась кровь. Кровоточили царапины и на окровавленных ребрах и бедрах Аркали. В глазах насильника пылал яростный огонь; он спустил штаны, обнажив темный, возбужденный пенис, и взялся за него рукой. Аркали вскрикнула и конвульсивно задергалась, пытаясь высвободить руки, но второй дезертир держал ее мертвой хваткой; дожидаясь своей очереди, он насмехался над ее бессилием шептал ей на ухо всякие непристойности.
— Нет, пожалуйста! — истерично кричала Аркали, царапая ногтями колонну. — Нет! Я девственница! Не надо! Я девственница!
С диким ревом Истман бросился вперед и ударом меча раскроил голову держащему Аркали бандиту. Череп дезертира треснул, как тыква, и тот рухнул на пол.
Верзила молча отскочил от Аркали, не в силах оторвать взгляда от стального самурайского клинка. Его огромный возбужденный член мгновенно съежился и стал донельзя смешным и жалким.
— Сёко! — вскрикнул он. — Офицер!
Остальные дезертиры, смекнув, что творится неладное, подняли головы. Удвоив усилия, женщины выбрались из-под своих мучителей и бросились кто к детям, кто к неохраняемому теперь выходу. Солдаты вскочили на ноги.
Оцепеневшая от ужаса Аркали почувствовала, как офицер в красной куртке взял ее за руку, и вздрогнула, до сих пор не веря, что спасена. Ей казалось, что кошмару не будет конца.
Четверо пьяных солдат лихорадочно нащупывали свое оружие. Офицер отодвинул Аркали за спину и выкрикнул приказ на канойском диалекте, но солдаты, как загнанные в угол звери, вытаращенными глазами смотрели на бластер и не шевелились. Аркали наконец стряхнула с себя оцепенение; схватив одеяло, она стыдливо прикрыла наготу и попятилась. Босая нога угодила в лужу. Опустив глаза, она увидела, что это кровь человека, державшего ее за руки. Из раскроенного черепа сочилась бесцветная жидкость, ужасная рана обнажила мозг; открытые глаза безмолвно молили о помощи.
Аркали зажмурилась и хотела было закричать, но в ушах и без того не смолкал женский визг. Не сразу она поняла, что кричит сама. Тогда Аркали открыла глаза.
Офицеру грозила опасность.
Ее крик словно вывел дезертиров из ступора, и они сбились в кучу. Один, как дубину, сжимал ножку от стола, другой держал в руке паранг, третий подобрал с пола железяку, а верзила, что пытался изнасиловать Аркали, по-прежнему был вооружен штыком. До того солдаты стояли, прижавшись к стене, но теперь начали медленно, опасно расходиться в стороны, окружая Истмана. К ним постепенно возвращалась уверенность в своих силах и росло желание расправиться с молодым офицером. Истман водил стволом бластера туда-сюда, чтобы постоянно держать всех на прицеле.
Аркали услышала у входа топот множества ног. Ее охватила паника, она собралась было предупредить своего спасителя, но, обернувшись, увидела, как в бункер один за другим входят макау-калифорнийский сержант с бластером, братья Соломоны — тоже вооруженные, перепуганный мальчик… и ее отец. Отец, наконец-то! Джос бросился к дочери, запахнул на ней одеяло, крепко обнял ее. Последним, заполнив вход своим могучим телом вход, появился Эллис Стрейкер, помахивающий огромным тесаком.
Увидев его, дезертиры отшатнулись, в глазах появилось обреченное выражение, как у свиней на бойне — словно мерзавцы заранее знали, что их ждет.
— Дай ей свой бластер, — негромким, изменившимся голосом сказал Эллис Джосу Хавкену. — Пусть она сама свершит правосудие.
— Нет! Только не Аркали!
— Джос, это поможет ей залечить раны!
— Нет!
Некоторое время смотрел на Хавкена холодными, похожими на алмазы глазами, потом кивнул:
— Что ж, ты сам решил. Уходите, мы тут сами разберемся.
Джос Хавкен попятился, потрясенный увиденным и предчувствием того, о чем говорил Эллис. Аркали уже перестала кричать. Отец помог ей встать и повел прочь из бункера. По дороге она слепо перешагивала через окровавленные трупы. У самого выхода Джос поднял ее на руки и понес вверх по лестнице, благодаря пси за то, что дочь жива.
Внизу остались спасший ее молодой офицер, братья Соломоны, Эллис Стрейкер и дезертиры. Четверо против четверых, силы равны — все согласно требовал варварскому кодексу чести Эллиса.
Не успел Джос с Аркали на руках выйти на улицу, как из бункера снова донеслись крики. Кастрация началась.
19
Путь верхом до Мияконодзё был похож на сон.
Хайден Стрейкер путешествовал с охраной из пятидесяти всадников, госпожой Ясуко и Хидеки Синго-саном — вторым сыном префекта Кюсю и повелителя этого прекрасного мира, над которым реяли знамена самураев.
Хидеки Синго и Хайден ехали на двух самых больших лошадях — гнедых кобылах ростом по пятнадцати ладоней в холке, ухоженных, с богатыми расшитыми серебром попонами. В десяти шагах позади супруга ехала госпожа Ясуко — ее паланкин, представляющий собой чудо столярного искусства, несли шестеро сплошь покрытых татуировками и почти обнаженных носильщиков.
До самого отъезда из деревни Хайден не мог придти в себя. Рана на руке была перевязана шелковым платком, одежда покрыта засохшей кровью, а в голове все еще звенели яростные отголоски смертельной схватки. Ни о чем другом он думать не мог. Воспоминания о драке перемешались самым причудливым образом: вот госпожа Ясуко встает и склоняется над телом; содрогается тело хатамото, который мертв уже целую минуту; вот Стрейкер переворачивает его, чтобы вытащить из дома. А то, что наемник обмочился перед смертью, кажется ему вполне нормальным и даже комичным.
Хайден Стрейкер испытал жгучее чувство вины. Стыдно насмехаться над унижением, перенесенным человеком в момент смерти, подумал он. Как я мог? А ведь тогда это казалось донельзя забавным. И я смеялся, пси меня побери!
Хайдену смутно вспомнился — хотя это было гораздо позже — стоящий на коленях Синго-сан. Из носа у него течет кровь, в воздухе витает сладковатый запах тления. Голова Дэниела Куинна, вздувшаяся на солнце с мраморно-белой кожей, похожа на голову толстого мальчишки.
Подозревая, что амигдала, подобно монете Харона, спрятана во рту Куинна, Синго-сан отважился лично вскрыть могилу и разжать мертвые челюсти. Когда же под распухшим языком кристалла не оказалось, он в ярости удалился, предоставив другим снова зарывать тело и произносить над могилой прощальные слова… Впрочем, Хайден уже не помнил, что он тогда говорил. Помнил только, что землю — рыхлую темно-коричневую вулканическую породу — он тщательно утрамбовал, а потом, стоя перед заново установленным треножником, повторил свою клятву.
Стрейкер потряс головой. В голове ощущалась тяжесть, точно с похмелья. Неужели меня так опьянило убийство? Ну ничего, кажется, я понемногу отхожу.
В недвижимом воздухе над деревней был разлит запах, который ни с чем не перепутаешь: вонь горелого мяса. От двух костров — одного для сына старосты, второго для хатамото — в небо поднимались два столба черного дыма, сливающихся воедино высоко над соломенными крышами хижин.
