Иэн Бэнкс - Взгляд с наветренной стороны
– Я просто не хочу жить, ваша честь. Я не хочу быть.
– Вы хотите умереть, потому что умерла ваша жена, и вы скорбите о ней. Это так?
– Это больше, чем скорбь, ваша честь. Ее смерть лишила смысла мое существование вообще.
– Неужели жизни ваших родственников и общество совсем ничего для вас не значат в наше трудное время нужды и восстановления?
– Не совсем ничего, ваша честь. Но и не достаточно. Я бы хотел чувствовать по-другому – но не могу. Я все знаю, все понимаю, но… я не жилец на этом свете.
– Но она была всего лишь женщиной, майор, обыкновенная личность и ничего больше. Что делает ее столь дорогой для вас, что вы презираете все нужды всех живых, для которых еще можно что-то сделать?
– Ничего, ваша честь. Не…
– Вот именно. Это не ее память, это ваша. Это не за ее уникальность вы цепляетесь, а за свою. Вы романтик, майор. Вы находите романтичной идею трагической смерти, вы находите романтичной идею соединения с ней, даже прекрасно понимая, что смерть ведет именно к забвению ее. – Старик направился к двери, словно собрался уходить. – Я ненавижу романтиков, Квилан. Они и себя-то толком не понимают, не то что… но гораздо хуже другое – они и не хотят себя понимать, решительно, как и никого другого, – потому что думают, что найдут разгадку вне жизни. Они дураки, майор. И вы тоже дурак. И ваша жена, кажется, тоже принадлежала к тому же сорту. – Он перевел дыхание. – Вероятно, вы оба были романтическими дураками. Дураками, осужденными на жизнь и горькое разочарование с того момента, как обнаружили, что ваш драгоценный романтизм первых лет супружества испарился, и вы остались лицом к лицу не только с собственной неадекватностью, но и с неадекватностью и вашей жены. Вам-то повезло, что она умерла – не повезло ей, что на ее месте не оказались вы.
Квилан молча смотрел на Висквила; тот дышал несколько чаще и глубже привычного, но, видимо, прекрасно контролировал себя и свои эмоции. Конечно, как Оценивающий он мог быть возрожден или реинкарнирован таким образом, каким и когда захочет. Это, тем не менее, не застраховывало его физического тела и от того, чтобы однажды оказаться вышвырнутым в окно или быть задушенным еще до тех пор, как Ивайрл или кто-нибудь другой успеют что-либо сделать.
– Ваша честь, – тихо сказал Квилан. – Вы слышите, ваша честь. Я думал обо всем этом и через все это прошел в своих мыслях. Я уже обвинял себя во всех грехах, о которых вы теперь говорите, и даже в менее парламентских выражениях, нежели вы. Вы застали меня в конце того процесса, который желали бы возбудить во мне.
– Неплохо, неплохо, – сказал Висквил. – В таком случае, говорите более откровенно и подробно.
– Я не собираюсь применять насилие к тому, кто, хотя никогда и не знал ее, назвал мою жену дурой. Я прекрасно знаю, что на самом деле она таковой не была, и с меня этого вполне достаточно. А вы, как мне кажется, просто хотите проверить, насколько быстро я впадаю в агрессивность.
– Не все так просто, майор, – ответил старик. – Не все испытания можно только либо пройти, либо не пройти.
– Я и не собираюсь проходить какие-то там испытания, я только пытаюсь быть вполне откровенным. Вероятно, ваши тесты и в самом деле хороши. И если это действительно так, и я, даже приложив все усилия, провалюсь и преуспеет кто-нибудь другой, в таком случае будет лучше, если я сразу же скажу вам все, что я думаю, а не то, что я чувствую.
– В этом спокойствии уже кроется слабость, майор. Возможно, эта миссия потребует больше агрессивности и жестокости, чем того самообладания, которое вы тут выказываете.
– Возможно, ваша честь.
Старик долго и откровенно рассматривал Квилана, после чего снова отвернулся к окну:
– Погибшие на войне не попадают на небеса, майор. Квилан даже не поверил своим и ушам и наклонил голову, чтобы убедиться в том, правильно ли он все расслышал:
– Ваша честь?
– Это была настоящая война, майор, а не обычный гражданский бунт, и не стихийное бедствие.
– Кастовая война? – тупо переспросил Квилан.
– Да, именно, Кастовая война. И бог открыл нам, что к ней приложимы все старые правила.
– Старые правила? – кажется, Квилан уже все понял.
– Они должны быть отомщены.
– Душу за душу?
Это напоминало варварские времена старых жестоких богов. Смерть каждого челгрианца непременно должна была быть уравновешена смертью врага. И до тех пор, пока такое равновесие не будет достигнуто, ни один павший в бою воин не попадет на небеса.
– Да. Но, с другой стороны, чем уж так хороша идея множества смертей? – спросил старик с холодной улыбкой. – Возможно, достаточно всего одной смерти? Одной, но очень значительной смерти. – Старик вновь отвернулся.
Квилан сидел молча и не шевелился до тех пор, пока старик не отошел наконец от окна и не присел рядом с ним.
– Одной смерти?
Старик посмотрел прямо в глаза майору:
– Одной. Но очень значительной смерти. От этого будет зависеть многое.
Старик опустил голову и начал насвистывать. Он насвистывал мелодию Махрая Циллера.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ОТСУТСТВИЕ ГРАВИТАЦИИ
– Вопрос таков: что происходит на Небесах?
– Непознаваемые чудеса.
– Нонсенс. Ответа на этот вопрос не существует. На Небесах ничего происходить не может, поскольку, если там что-либо происходит, если там что-либо может происходить, то Небеса, фактически, не будут представлять никакой вечности. Наши жизни находятся в развитии, в процессе мутации и есть возможность изменений; наличие таких изменений – это почти определение любой жизни.
– И вы всегда так считали?
– Если вы неспособны к переменам, если вы останавливаете время, если вы вынуждены принимать превентивные меры, чтобы исключить возможности изменений ваших обстоятельств – тогда жизни после смерти вы не увидите, вы просто умрете и все.
– Есть такие, которые считают, что после смерти душа возрождается к иному бытию.
– На мой взгляд, это консервативная и несколько ограниченная точка зрения, хотя и не совсем идиотская.
– А есть и те, которые утверждают, что после смерти душе позволено создавать свой собственный универсум.
– Маниакальная и смешная идея, а главное – совершенно ложная.
– А есть те, что верят, будто душа…
– Да, есть множество разных верований, но меня в данный момент интересует сама идея Небес. Это идиотизм, который раздражает меня гораздо больше других.
– Разумеется, но вы просто можете быть неправы.
– Не будьте смешным.
– В любом случае, даже если никаких Небес первоначально и не было, люди их создали. И теперь они существуют. На самом деле существует множество различных небес.
– А! Технологии! Эти так называемые небеса находятся в состоянии войны или чего-то там еще в этом духе.
– А сублимированные?
– Они вне небес. И к несчастью, практически бесполезны. Но это начало. Или лучше – конец. Нет, все-таки начало другого рода жизни. Но это только доказывает мою точку зрения.
– Но вы потеряли меня.
– Мы потеряли все. Мы мертвы.
– А вы действительно профессор богословия?
– Разумеется! Вы хотите сказать, что по мне этого не видно?..
– Мистер Циллер, а встречались ли вы еще с какими-нибудь челгрианцами?
– Вы имеете в виду, встречались ли мы уже с вами?
– Да, именно это.
– Нет. Кажется, нет.
– В таком случае, меня зовут Трелсен Скоффорд. Мы встречались на Джидхутане.
– Неужели?
– Вы говорили, что я назвал вас «единственным» или «уникальным».
– А я думал, что сам это слышал где-то.
– Великолепно. Так вы уже встретились с этим чучелом?
– Нет.
– Нет? Но он тут уже дней двадцать. Но кто-то говорил, что он живет…
– Вам действительно все равно, или вы только стараетесь изобразить безразличие, Трелсен, и все это некая бравада?
– Простите?
– Наверное, это все-таки бравада.
– Я просто действительно слышал, что здесь есть еще один челгрианец…
– Хорошо. Этот «другой челгрианец» есть пережиток феодализма, профессиональный громила. Он, видите ли, собирается уговорить меня вернуться в общество, которое я презираю. И я не имею никакого желания встречаться с этим выродком.
– О, я не знал.
– Тогда вам действительно все равно. Поздравляю.
– Так вы не собираетесь встречаться с ним вообще?
– Вот именно. Вообще. Мой план таков: пробыв тут несколько лет без всякого результата, он или устанет ждать и вернется домой, где подвергнется ритуальной каре, или постепенно привыкнет к тому привлекательному, чего так много на Мэйсаке и в Цивилизации вообще, и станет простым здешним гражданином. Тогда я, может быть, и встречусь с ним. Отличная стратегия, не так ли? Как вы считаете?
– Это вы серьезно?
– Я всегда говорю серьезно. Даже когда шучу.
– И вы всерьез думаете, что ваш план сработает?
– Не знаю и даже не собираюсь об этом думать. Просто я ненавижу этого урода – вот и все.
