Наталия Ипатова - Врата Валгаллы
Фрагменты. Выразительный росчерк брови, как от решительно настроенного пера, веселый блеск глаз, божественно золотистый природный тон кожи и плечи, верно, самые красивые в мире. Рука… последнее, что впечаталось в память одновременно с хлопком дверцы лимузина. Отчеркнутая свежей манжетой, такая твердая в управлении всем, что летает, и такая нежная, ласковая, умелая.
В одну из ночей в Тавире — тех ночей, что по уму забыть бы как можно скорее — жажда безумств овладела ими, и давясь со смеху, как проказливые дети, в кромешной тьме они загрузились во флайер… пять минут головокружительного лета не пойми куда, нырок под низко нависшие ветви, на долю секунды мелькнувшие перед лобовым стеклом. И тишина.
Черное небо и озеро, вода, тяжелая и гладкая, как ртуть, с отражениями сияющих лун. Мотор заглушен, ни шороха, ни вибрации, ни огонька на приборной доске. Фантасмагорическая картина перед глазами, и мистическое, пугающее ощущение в душе. Полное, чрезмерное уединение, когда не видишь даже соседа в кресле рядом. Только голос с бархатистой нотой, поднявшейся с самой глубины, полный желания, и ощущение присутствия, когда голос умолкал. Волшебная сила, превратившая ее самое в незыблемый и неоспоримый центр мироздания, и обладатель этой силы, сотворивший их мир для двоих и слегка ошарашенный результатом…
Тоже, в сущности, форма безумия, сказал внутренний голос. Натали раздраженно цыкнула на него: какого черта она не имеет права на форму безумия, раз больше ничего не осталось? Кремальера наконец повернулась, аромат мокрой зелени из мира мечты уступил место запаху нагретой вечерним солнцем пыльной мостовой, в убежище проник свет угасающего дня. Натали, поднявшись на онемевшие от неподвижности ноги, твердо сказала себе, что нет никакого Эстергази. И не было никогда.
И только привычно оглянулась в ту сторону на юго-западе Рейна, откуда уже неделю тянуло жаром спекшейся в стекло почвы. И башни в той стороне стояли покосившиеся, оплавленные как свечи и закопченные.
Добравшись до общежития уже в темноте, подолгу ожидая транспорта на пустынных улицах, она обнаружила карточку, прихваченную на дверь магнитом. Сообщение от Службы Занятости, несомненно продублированное на комм.
Итак, я работаю в бухгалтерии. Учет военной продукции. На общем фоне местечко теплое и уютное. Повезло?
И ещё одно на домашнем комме — от Никс. «Довольна? Гляди, не наделай глупостей». И почему-то отдельной строчкой: «Я сожалею».
* * *Олаф Эстергази воспользовался услугами наемного флайера и остался недоволен. Путь до дворца с соблюдением формальностей магистрального движения занял недопустимо много времени. Учитывая, что дороже времени ничего нет. Старая истина, почти аксиома, из тех, что прорастают в сознании примерно к его возрасту. Молодежи свойственно прожигать лучшие годы и только потом оглядываться на них с сожалением.
Если придется. Нынче умирают молодые.
Лучше бы он сел в пилотское кресло сам, не обращая внимания на предписания врачей и протесты старческого тела. Идеалом были бы, конечно, сын или внук. Но сын принадлежал Империи, кажется, найдя в том свое собственное спасение, и уж конечно не стал бы тратить драгоценное время, потакая капризам старика, а внук… Адмирал в сердцах ударил тростью в стеклоплит мостовой, и тут же судорога пронзила правую икру, будто злая старуха стукнула сзади клюкой. Так и упасть недолго — на потеху. Сердито звякнули на груди ордена. Полный парадный набор.
Юная дева в приемной глянула хмуро, по и в иные дни имя Эстергази служило тут пропуском вне очереди. Чиновникам с их делами и жалобами, даже самым высшим, пришлось закусить раздражение и уступить место ветерану, навстречу которому, выпроводив очередного посетителя, Кирилл вышел сам.
Серебристо-серые панели, поляризованное притемненное окно и анатомические кресла в личном кабинете Императора, примыкающем к торжественному конференц-залу на сто человек, были именно тем, что нужно пожилому человеку после утомительного путешествия по магистралям Рейна. По крайней мере мальчик вырос предупредительным. Несомненная заслуга Адретт. Витаминный напиток, заказанный секретарше, и два бокала легкого красного в обход нее, через пульт городской доставки, замаскированный под сейф. Одному запрещал протокол, другому — медицина. Ничего, прорвемся.
Вид этого пульта напомнил адмиралу историю, поведанную ухмыляющимся внуком, предусмотрительно обождавшим, покуда матушка покинет компанию. После сдачи последнего экзамена Императора сотоварищи пробило на безобразия. Прости господи, какие безобразия могли прийти в голову пареньку, выросшему под камерами круглосуточного наблюдения! В отвязный кабак они завалиться не могли из-за боязни угодить под случайный объектив — снимки пьяного императора в стрип-баре отнюдь не поспособствовали бы престижу власти — а оторваться хотелось. Не все же пиво дуть в личных покоях, и Кириллу пришла в голову чумовая мысль заказать прямо сюда, в центр управления Империей — в этом была вся соль — знаменитую генетически оптимизированную экзотическую танцовщицу Никиту Бонус дель Торо с ее номером на столе.
— Эту? — с веселым изумлением воскликнул Харальд.
— Эту? — эхом возмутился дед.
Чикита, однако, была избалована контрактами и публикой, более управляемой, нежели гурт двадцатилетних, изрядно поддатых юнцов, пусть даже выпуск весь целиком состоял из первых имен Империи. Тем более, кстати — этим позволено все. Договариваться с ней выпало Рубену, и дед полагал, что без знаменитой улыбки не обошлось.
В семнадцать лет Руб высокомерно отказался сняться в рекламе зубной пасты, предоставив это тем, кому не хватало на карманные расходы. В двадцать один та же участь постигла эротический сайт, представитель которого был специально предупрежден насчет попытки монтажа. Никто не рискнул бы связываться с разъяренными Эстергази. Адретт, каким-то образом узнав о предложении, была скандализирована, а для мальчишки все хиханьки. Нынешнее поколение куда развязнее. Разве вообразишь на их месте себя и Императора Улле?
Сколько в нем было жизни.
Так или иначе Чикита дала согласие, но стол, откуда осуществлялось управление Империей, так и остался неосквернен. К немалому шоку СБ, сканеры на входе показали человеческий скелет, скорчившийся внутри упаковки из-под ксерокса, и Чикита во всех ее цветах и перьях была извлечена посередь вестибюля под прицелом бластеров охраны. Виновники конфуза могли наблюдать всю процедуру с помощью камеры слежения из императорского кабинета. Кир, вероятно, был немного разочарован, однако прочие ржали как целый табун и в целом остались удовлетворены. Космические пилоты в общем привыкли постоянные помыслы и разговоры о сексе разрешать здоровым хохотом. Как правило — общим. С огромным трудом удалось уберечь происшествие от попадания в СМИ.
— Ну и, — осторожно поинтересовалась родня, — как она… вблизи?
— Вблизи, — сын и внук промокнул губы салфеткой, — пылает и плавится, как и обещали.
Весело поглядел на физиономии отца и дела.
— Ширпотреб. Но Киру надо попробовать что-то в этом роде. Вправить… предпочтения.
— Милорд? — вопросительный императорский голос вернул адмирала в здесь и сейчас.
— У меня просьба, сир, — Олаф Эстергази помедлил, потому что Император не должен был ему отказать. Ни в коем случае. — Возможно, вы сочтете ее экстравагантной. Я прошу аудиенции у вашего деда.
Белобрысые императорские брови взлетели вверх. Потом чуть опустились, хотя напряжение на лице сохранилось.
— Мне следовало знать, что сокровенные тайны императорской фамилии повторяются шепотом в каждой кухне. Ужо найду я и у Эстергази скелет в шкафу.
— Я готов предоставить в ваше распоряжение свой собственный скелет. Я прошу… нижайше.
— Ох, вот нижайше-то не надо, — буркнул Кирилл. — Не такое уж приятное… явление, скажем прямо. Но если вы настаиваете…
— Да.
— Ну, пойдемте тогда.
Судя по лицу, Император не был в восторге от этой идеи. Но — шел впереди, указывая дорогу, сперва через личный выход из кабинета, в лифтовый холл, в стальную капсулу, где предложил пожилому адмиралу сесть и взяться за поручень, прежде чем та стремительно ухнула вниз. Где-то в нижних этажах капсула остановилась, Кирилл вежливо выпустил гостя вперед себя.
Опираясь на трость и прищурившись, адмирал огляделся, узнавая коридоры старого крыла, пустынные и, кажется, даже слегка пыльные. Он не был тут лет двадцать. Совершенно иной стиль. Вместо небольших функциональных помещений вдоль осевой линии, снабженных выразительными граффити для простоты ориентировки — громоздкие многооконные залы, переходящие один в другой. Или не переходящие. Причем это не решительно не поддавалось никакой логике. Кипение имперской деятельности осталось там, выше, а тут не попадались не только служащие, но даже автономные дроиды, наводящие чистоту.
