Николай Романов - Гвардеец
И он бы травил вакуум дальше, но дверь вдруг распахнулась. На пороге стояла няня Аня, а из-за ее плеча выглядывала… выглядывала… выглядывала… И как же она была хороша! У него аж дыхание перехватило…
Сарафан на бретельках, открывающий плечи и заканчивающийся на середине бедра, белый, в ромашку, перепоясанный желтым ремешком, подчеркивающим узость талии; белые изящные босоножки; серебристый браслет; в каштановых волосах серебристая же заколка в виде змейки…
— Заходите, офицер! Что же в коридоре-то стоять?
Он шагнул, как во сне. И вошел, как во сне. И сел в предложенное кресло. Как во сне. Старшая из дам что-то сказала.
— Да, конечно, — согласился он.
Рыжая мегера, которая сейчас была вовсе не мегера, мягко улыбнулась:
— Я спросила, давно ли вы на Дивноморье?
— На Дивноморье… — непонимающе пробормотал Осетр. — Ах на Дивноморье? — Ему почти удалось справиться с собой. — Нет, совсем-совсем недавно. — Он наконец сообразил, чего от него хотят. — Собственно, я только-только прилетел. Едва-едва заселиться успел.
Яна тоже улыбнулась, и эта улыбка окончательно привела его в себя.
— Простите, пожалуйста, я веду себя ужасно глупо.
— Не глупее, чем вели бы себя другие, — сказала няня Аня.
Слово «другие» мгновенно испортило ему настроение, но Яна снова улыбнулась, и это слово не менее мгновенно сделалось ничего нестоящим.
— Куда ж вы так неожиданно пропали? — спросила она, присаживаясь в другое кресло. — Мы прилетели на Дивноморье, а вас нет. И никто ничего объяснить не мог. Как будто человек может вот так, незаметно, пропасть с космического корабля!
Ах, какие у нее сейчас были ноги!..
— Иногда может.
— У вас было задание на Угловке? Как интересно! «Суворовская купель»?
Осетр подумал, что коротким «да» он государственную тайну не выдаст. Вот только ответ получился совсем не коротким.
— Ну… в общем… что-то вроде этого…
Впрочем, государственная тайна и в этом случае не пострадала.
А Яна, вполне удовлетворившись его мычанием, принялась рассказывать, как они тут проводят время. Получалось, что проводят они его неплохо, много интересных людей, и океан очень красивый, а вода как парное молоко, и не было ни одного шторма, хотя в это время в районе «Ласточкиного гнезда» их и не бывает, но в последние дни стало скучновато, и она бы давно улетела отсюда, но папа велел провести весь тур, он не поймет, в конце концов, путевка не слишком дешевая, чтобы уезжать прежде времени, не отдохнув на полную катушку…
Она была многословна, и Осетр был ей только благодарен за это, потому что сам он был способен разве лишь на отдельные междометия, ибо то, что он хотел сказать, на второй день знакомства (а практически у них был всего-навсего второй день знакомства!) в приличном обществе не говорят, а о том, что от хотел сделать, даже и не думают!..
Пока они так беседовали, няня Аня успела распорядиться насчет чая и ввезла в холл столик. Столик плыл перед нею листиком на ветру, и Осетр просто восхитился его плавным подлетом. Ей бы глайдеры водить, няне Ане! Или десантные баржи! Потом ему пришло в голову, что подобное сравнение не показалось бы даме удачным. Да и что тут такого — подвести к гостю столик на антигравитационной подушке! Агэдэшник и есть агэдэшник — хоть на шаттле, хоть на глайдере, хоть на сервировочном столике. Эка невидаль!
— Цесаревич-то, передают, совсем плох, — сказала она.
Это было горестное известие, но оно не вызвало в душе Осетра ни капельки горя. В целой Галактике не было сейчас вообще ничего, что бы могло вызвать у него такое ощущение!
— Очень жаль! — сказала Яна. — Для государя это будет большой удар. Последний раз я видела цесаревича два года назад, на выпускном балу в вашей школе.
И Осетр понял, почему она еще при первой встрече на борту «Дорадо» показалась ему знакомой. Все правильно, он видел ее на выпускном балу два года назад. Вот только она очень сильно с тех пор изменилась. Стала совсем взрослой: Совсем-совсем. Но ведь так и должно быть! Капитан Дьяконов на вопросы, чем мальчики отличаются от девочек, всегда говорил, что девочки быстрее взрослеют. Вот она и повзрослела за эти два года, пока Осетр шел к своему выпуску.
Глава сорок первая
Выпускные балы в школе «росомах» проходили в самом начале лета. Пока Осетр учился на младших курсах, ему казалось, что это действо устраивается исключительно ради того, чтобы повеселить кадетов. Так же, впрочем, думал и Беляй Капустин, и все прочие его товарищи. И очень жалели, что их на бал не приглашают. Ну чем они, спрашивается, хуже кадетов со старших курсов? Разве что ростом не вышли… Те-то вон какие дылдаки! Ну и вся разница… Ну ладно, пусть и не вся, но могли бы на бал пускать и младших, хотя бы не на долгое время. Хотя бы на традиционный концерт в начале вечера. Кому будет хуже от того, что мы посмотрим на великого князя и его супругу? А может, и на государыню с цесаревичем… А уж если совсем господь расщедрится, то даже и на самого государя-императора!..
Мнение Осетра не изменилось, и когда он закончил восьмой курс и впервые потанцевал на балу с приглашенными институтками.
Однако уже на следующий год он вдруг сообразил, что бал — это не просто увеселительное мероприятие для кадетов и старших девочек из столичного института благородных девиц. Потом он так и не смог вспомнить, пришла ли мысль о том, что бал представляет собой своего рода смотрины, в его собственную голову, слегка одурманенную первым в жизни бокалом шампанского, или идею высказал кто-то из друзей. Причем, как понял вскоре Осетр, смотрины эти важны не только для институток, которые на балу вполне могут познакомиться со своим будущим мужем. Нет, и для кадетов-«росомах» бал — очень важное событие, ибо тут они пускаются вплавь по морю светской жизни, а в море этом очень часто решается судьба и не только в смысле будущей семейной жизни. На балу бывают родители институток, и если мамы, в основном, заняты устройством семейной жизни своих дочек, то папы смотрят на кадетов с несколько иных позиций. Папы-то они не только папы, они еще важные чиновники росского государства или крупные чины росской армии.
О том же чуть позже поведал нескольким своим питомцам капитан Дьяконов.
— Для вас, судари мои, это шанс обратить на себя внимание. Вашим товарищам, у которых есть родители, в жизнь входить много проще, поскольку на них работают связи родной семьи, а семья своих членов в обиду не даст. Вам же, сиротам, общественное положение само собой с потолка не упадет. Никто вас на празднике жизни не ждет, и пробиваться придется своими силами, а тут очень важно, какое впечатление ты производишь на человека при встрече. Ведь государственные чиновники и военные чины — тоже люди.
Питомцев было трое — Осетр Приданников, Беляй Капустин и Костик Горбатов. У каждого из них была своя собственная судьба, но судьбы эти походили друг на друга как две капли воды. Периферийная планета в Приграничье, нападение пиратских каперов, гибель родственников… Невезуха. И везуха, потому что у каждого оказался спаситель, решивший взять этого конкретного пацана в приемные сыновья своего военного подразделения. А подразделения эти были росомашьи. Там невезуха, тут везуха — как всегда в жизни. Будь ты хоть великий князь, за которым стоит весь императорский род, хоть новоиспеченный сирота, за которым не стоит никто, кроме твоего спасителя и его командира…
Осетр не знал, какой вывод сделали Беляй с Костиком, но сам он прекрасно понял, что никто его за ручку по жизни не поведет, за мамину юбку не спрячешься, папа не прикроет широкой спиной. И нельзя сказать, чтобы это понимание мучило его душу, просто перед ним вдруг в полный рост встала неизбежность взрослой жизни, и ничего с этим невозможно было поделать.
Вот на самом первом своем выпускном балу, три года назад, он и узнал, что такое светское знакомство.
День тот запомнился на всю жизнь. С утра в школе царила праздничная суматоха. Вроде бы и не требовалось заниматься костюмами, поскольку это не новогодний карнавал — кадеты надевали всего лишь парадные мундиры, — но ощущение необычности происходящего пронизывало душу, как солнечный луч. А повседневные занятия — умыться там, поесть, привести в порядок свою комнату — лишь подчеркивали буйную праздничность дня. Как стакан холодного лимонада в жаркую погоду…
Учебы в этот день уже не было. Выпускной курс, который, собственно, и был главным на этом действе, накануне сдал государственный экзамен императорской приемной комиссии, и кадетам оставалась лишь «суворовская купель», а два курса помладше готовились к отправке в летние лагеря, где их ждала, как говаривал капитан Дьяконов, стопроцентная полевая жизнь.
Тем не менее и без учебы день бывал насыщен. Украшение зала, где сначала проходил самодеятельный концерт, а потом, когда ряды кресел убирались в пол, появлялась возможность танцевать. Среди кадетов хватало талантливых ребят (да и среди офицеров-воспитателей — тоже), и потому руководство школы не обращалось к услугам платных дизайнеров и актеров со стороны. Незачем зря казенные деньги тратить, да и талантам надо проявляться и набираться опыта не только в отработке приемов рукопашного боя, но и в лицедействе: «росомахи» — это вам не космический десант, не планетная артиллерия и не звездный флот; это десант, артиллерия, флот плюс разведка в одной душе. Правда, эта душа богом отмечена… Впрочем, нет, не только богом, но и дочерьми Мнемозины[3]. Ну разумеется, Урания и Клио пока обходили кадетов своим вниманием по профессиональным занятиям, а Эрато и Мельпомена — по юному возрасту, но остальные пять муз за спинами стояли непременно — у кого одна, а у кого и несколько… Стихов, правда, Осетр не писал, но с танцами был дружен (а кто с ними не дружен, если занятия по рукопашному бою ведут офицеры, не чурающиеся танцев? Да и сами эти бои — что твои танцы!).
