Фронтера - Льюис Шайнер
В машине Маяковская позволила себе уронить голову на руль. Ей не хотелось даже двигатель запускать, пока решение не оформится.
— Что происходит? — спросил Валентин.
— Трындец, — сказала она. — Все летит к ебеням. Нужно спасать, что можем. То, что покажется важным.
Она сфокусировалась. Завела мотор и поехала на восток, в сторону Москвы.
— Куда ты? Спятила? На дачу не вернемся?
— Нет времени, — сказала Маяковская. — В Звездоград надо.
— Ты что, туда на машине собралась? Совсем сдурела?
Секретный русский стартовый комплекс находился в Казахстане, за тысячи километров от Москвы.
— Нет, — ответила Маяковская. — Мы из Калининграда[11] на транспортном вертолете полетим.
— Это ж по другую сторону Москвы. Неизвестно, что в городе. Вдруг беспорядки.
Валентин цеплялся за любые отговорки, выдавая этим слабость своего возраста. Влияние Запада, нехватка моральной стойкости. Маяковская никогда не понимала таких людей или не имела терпения с ними возиться. Для нее самым трудным было определиться с тем, какой путь верный. Как только решение принято, дальнейшие действия она совершала на автомате, и они не представляли для нее труда. Какое значение имеет небольшая трудность, если требуется только упорство, чтоб ее преодолеть?
— Беспорядки? — поддразнила она его. — Намекаешь, что народу не по вкусу социалистическая законность?
Валентин мгновение смотрел на нее налитыми кровью глазами, потом отвернулся к окошку; толстая сосновая ветка хлестнула по стеклу машины.
— Нет, это правда забавно, — сказал он наконец. — Ты меня иногда реально смешишь.
Маяковская внезапно вспомнила, что он женат. Детей нет, в этом она была уверена, а про жену он никогда не говорил. Впрочем, возможно, что он за нее переживает.
— Я тебя могу высадить в городе, если хочешь, — предложила она. — Но я бы предпочла в объезд.
Он молчал так долго, что она стала сомневаться, услышал ли ее вообще. Потом наконец покачал головой.
— Вперед. Я с тобой.
Покинув шоссе, они стали пробираться по узким грязным гравийным проселкам. Месяцем раньше машина бы по оси увязла в глубокой грязи, но весна постепенно сменялась летом, дороги подсыхали, везде проклюнулись цветы. Маяковской казалось, что это в русской натуре: даже сейчас, на грани срыва в хаос, ее вдруг охватило желание остановиться, выйти на обочину и зарыться лицом в сладко пахнущую плодородную землю. Родина. Россия-матушка. Любовь к России у нее всегда уживалась с другим сильнейшим желанием: ступить на красную почву самой далекой русской колонии.
Партийцы утверждали, что она слишком ценный кадр, чтобы рисковать ею в космической программе. Партия демонстративно отвергала сексизм, но женщин на руководящих должностях было попросту слишком мало, а космические катастрофы случались регулярно. Они не учитывали, что именно мечта о Марсе побудила ее к армейской карьере в ущерб инженерной; они полагали, что продвижения по службе и руководства проектом ей будет достаточно.
Чего партийцы не знали, так это того, как настойчиво она тренировалась рядом с космонавтами, как штудировала все руководства, сидела на всех лекциях, держала себя в превосходном для женщины ее возраста физическом состоянии. Космонавты ее за это уважали, а она надеялась, что, когда время настанет, удастся улучить момент.
Время не настало. Когда американцы отправили последнюю экспедицию эвакуировать базу Фронтера, Советский Союз уже терзался внутренними бедами. Неурожаи и вызванный ими голод представляли более насущную проблему, чем престиж космической программы, и Марсоград бросили на произвол судьбы.
Пять лет назад. Маяковской даже не докладывали о пожаре в Марсограде, она об этом узнала, раздобыв «Нью-Йорк Таймс». Ее друзья, ее ученики-космонавты остались там, предоставленые своей судьбе. Многие ли пережили пожар и добрались до американской базы? Впрочем, это не имело особого значения. Наверняка американцы тоже погибли.
Так почему Звездоград так важен для нее сейчас?
Маяковская почти не думала над ответом. Без Звездограда России не вернуться в космос, по крайней мере при ее жизни. И если она не спасет проект, то этого не сделает никто.
Она припарковала «жигуленок» у ЦУПа в Калининграде, когда день уже клонился к закату. Центр напоминал разворошенный муравейник. Движение по улицам блокировали брошенные автомобили, гражданские и солдаты метались туда-сюда без видимой цели. Маяковская, выставив перед собой магическое удостоверение в красной обложке, стала выкрикивать приказы всем, кто готов был ее слушать. Не прошло и нескольких минут, как на базе навели относительный порядок. Когда совсем стемнело, они с Валентином уже летели на вертолете к Тюратаму. Внизу, во исполнение ее приказов, «КамАЗы» вывозили всю аппаратуру, какая могла пригодиться в степях Центральной Азии. Если что она и поняла, наблюдая, как улетают в ночь бескрайние безлюдные просторы, так это причину стремительного восхождения Новикова. В Калининграде всем, даже офицерам, отчаянно требовались приказы начальства, и они были ей за них абсурдно благодарны. Диссиденты, блажившие про нормальное демократическое общество в России, понятия не имели, как необозримо трудна их задача.
— Ладно, — сказал Валентин, чье симпатичное лицо, обрамленное светлыми волосами, казалось еще более измученным и больным в зеленоватом сиянии приборной панели, — допустим, мы доберемся до Звездограда и возьмем его под контроль. И дальше что с ним делать?
— Отстоять, — ответила Маяковская. — Держаться и ждать.
Она удерживала Звездоград семь месяцев, самые долгие семь месяцев в своей жизни. Она согнала в городок коров, коз и кур из ближайшей деревни Тюратам, угрожая жителям оружием, после чего предложила крестьянам убежище. Те, разумеется, отказались. Снаружи космодром подозрительно напоминал лагерь ГУЛАГа: колючая проволока да мрачные шлакобетонные здания.
Большая часть крестьян погибла спустя несколько недель, когда по степям, подобно монгольской орде, прокатилась Народно-Освободительная Армия Казахстана на джипах, вездеходах и мотоциклах с велосипедными шинами; вооруженные автоматами Калашникова повстанцы волокли за собой что-то весьма похожее на тактическую ракету класса «земля-земля» с ядерным зарядом.
Маяковская пропустила их. Они, в свою очередь, посчитали, что космодром не стоит усилий по его штурму. Выжившие крестьяне были иного мнения, атаковав Звездоград своим жалким оружием, и Маяковская не видела, как с ними можно договориться. Она приказала своим открыть огонь, и следующие две недели над городком стояла вонь от разлагающихся трупов.
Радио, когда работало, приносило вести из столицы. Первыми вакуум власти попытались заполнить собой чекисты. Хотя связь у них была первоклассная, верхушку спецслужб ампутировало во время путча, и малоопытные новые лидеры не сумели задержаться у власти. Начались бунты, мародеры стреляли во всех, кто носил серую форму КГБ. Москву разрывали на части.
В итоге собирать развалившееся выпало профсоюзам. При старом режиме они были просто частью государственного механизма, отвечали за трудовую мораль и прочую социалку, но когда на
