Федор Березин - Лунный вариант
А вот теперь он, скорее всего, действительно находился в мире галлюцинаций. Правда, не в их ужасном обличье, а в том, когда они смыкаются с грезами. Вероятно, система жизнеобеспечения все-таки подвела, протек где-то какой-то клапан, и некий фильтр перестал поглощать углекислоту, а может, давление в кислородном баллоне совсем снизилось, и живительный газ стал поступать в шланг слишком мелкими порциями, недостаточными для нормальной работы мозга млекопитающего с планеты Земля. Но все эти перепады давления и недостачи оставались где-то на грани. И потому серая пористая масса в голове все-таки не прекратила работать, даже не заглушила сознание, но теперь транслировала на него некие эманации, отстоящие от действительности на солидной дистанции. Эта дистанция покуда не дотянулась до метафизических проявлений – сказывалась дисциплина, выработанная суброкамерами: вокруг лунохода не летали ведьмы на метлах, а зеленые чертенята не прыгали по кратерам. Вначале смутно, а потом все более и более уверенно наблюдаемый Юрием Гагариным мир тесно смыкался с образным рядом научно-технической экспансии человечества.
Например, внезапно оказалось, что советский космонавт катит на «Луноходе-2» не к возможному, но таинственному спасению, а четко выполняет возложенную очередной пятилеткой работу. Сейчас он являлся машинистом, и под его командованием находилась сверхмощная многоколесная машина. Маршрут пролегал по Океану Бурь, мимо лунных Карпат к красивому кратеру Коперника. Гагарин повернул голову назад (в действительности он не мог этого сделать, ибо посмотреть назад получалось только развернувшись вместе со скафандром) и обозрел прицепленные к «Ходоку» вагоны. Их было много – хвост терялся за близким горизонтом. Шестиколесные контейнеры шли один за другим, уменьшаясь с расстоянием – эдакая дурная бесконечность. Подсознание сразу же зацепилось за идею, желая ее развить: краешком мелькнул смутный образ сверхдлинного поезда, опоясывающего Луну. Однако рационалистический стержень напрягся, и часть утрачиваемых позиций вернулась к первоначальному замыслу. Нет, поезд был все-таки не в тысячу километров, и даже не в километр. Гагарина насторожило то, что он слышал, как тяжелые колеса шуршат по намеченной им колее. Как это могло быть? Ведь вокруг вроде бы безвоздушное пространство? Но, конечно, – звук передавался непосредственно через прицепные устройства!
Юрий Алексеевич вез руду. Вез он ее на большой автоматизированный завод, доставленный на поверхность спутника в цельном виде с помощью нового многоступенчатого ракетоносителя. Из этой руды посредством электролиза и прочих научных методов и, понятное дело, за счет дармового солнечного электричества должны выделиться титан, кислород и вода. Титан – для строительства купола лунного города, вода – для бассейнов, а в дальнейшем для накрытого кварцем искусственного моря, ну а кислород – понятно на что. Похоже, поток сознания советского космонавта все еще сопротивлялся и не хотел полностью терять связь с реальностью: мысли вертелись и вертелись вокруг утекающих капель этого живительного газа.
Вдали, в лучах желающего ослепить Гагарина, но не могущего это сделать из-за фильтра Солнца, уже наблюдался городок космонавтов-строителей, возводящих город Коперник. Пока они проживали в лабораторно-жилых модулях, прибывших с родной планеты целиком. Четырехлапые обитаемые капсулы гуськом жались к большому заводскому гиганту. Это было красиво. Возможно, стоило дополнить ландшафт взметнувшимися ввысь сочинскими кипарисами. Гагарин задумался, приживутся ли они здесь: может, стоит начать с голубых елей? Рационализм снова напрягся, не желая сдавать позиции, ведь бабы-ежки на метлах были уже очень близко.
Юрий Алексеевич на мгновение выплыл из грез. Он никак не мог сообразить, где находится. «Луноход-2» двигался по довольно ровной местности и почти не трясся. Кроме того, многослойный скафандр смягчал удары. Из-за малой тяжести космонавт даже не мог сразу сообразить – сидит он или стоит. Похоже, все-таки второе. Он не слишком понимал, как удерживается на задней части машины. На самом деле, когда-то луноходы планировали использовать не только как автоматические исследователи, но и в качестве транспортных средств для людей. Потом идея как-то завяла. Вроде собирались вводить такую доработку, начиная с третьего лунника. Так что то немногое, что успели поставить на «Луноход-2», в целях взаимодействия с космонавтами, – это радиомаяк: для будущих прицельных посадок ракет с экипажами. Однако в настоящий момент маяк не функционировал. Его заглушили в связи с опасением выдать точную топопривязку тринадцатому «Аполлону», а включить по новой его не удалось: помешала Аномалия. Кроме того, на луноходе наличествовала опорная плоскость для ступней – инерция инженерной мысли, эдакий инверсионный след первоначального проекта. Именно на ней должен был стоять вероятный водитель. А вот пульт ручного управления отсутствовал.
Итак, первый космонавт Земли и гражданин Вселенной Юрий Алексеевич Гагарин двигался неизвестно куда со скоростью приблизительно полтора километра в час. Находясь на задней подножке, а также из-за улетучившейся миллионы лет назад атмосферы, он не мог видеть, что фары лунохода все еще светят. Далеким крымским управленцам их свет тоже не давал ничего, они, все едино, рулили машиной наобум, однако имелась смутная надежда, что за счет фар машина станет более заметной для спасателей. Так что последние ватты и амперы «Ходока» расходовались не только на движение в неизвестность.
Гагарин стал внимательно всматриваться вперед. Кажется, там действительно ощущалось какое-то перемещение. Может быть, это была поднятая машиной пылевая взвесь, сверкающая в фарах? Или…
Точно, это сиял в солнечных лучах кварцевый купол лунограда Коперник.
Глава 17
Лунная пыль
А лунная карета «скорой помощи» действительно не дотянула. Сдохли ее подвергнувшиеся неизвестному удару аккумуляторы, и увязли в неглубокой пыли восемь колес-близнецов. Но еще до того, как занесло в последнем вираже распахнутую «кастрюлю» корпуса лунохода, еще до того, как беззвучно и в бессилии заскрежетали хлипкие на вид колеса из качественной нержавеющей стали, еще до того, как независимая подвеска высосала из аккумуляторов последние ватты электричества, еще до…
Они уже знали, что их клоунские прыжки – как оказалось, самый скоростной способ пересечения лунных пространств – являются абсолютно неуместной к случаю пантомимой. Человек, вроде бы обнимающий «крышу» «Лунохода-2», был неподвижен. Конечно, в процессе езды это не получалось сказать со всей определенностью, все-таки машина двигалась и иногда, наезжая на солидные камушки, тряслась. Однако помещенный в задней части механизма космонавт не вскидывал руки в приветствии и не поворачивал к ним лицевую часть шлема – рассматривая своих спасителей. А когда «Луноход-2» внезапно замер, инерция бросила облаченное в скафандр, но все же облегченное тело вперед, по ходу движения. Будто в замедленной съемке, космонавт сместился, перевалил через край и медленно, сминая торчащий незрячий боковой фотометр, опрокинулся вниз, в лунную пыль.
У спешащей навстречу команды спасения замерли сердца: во внезапном порыве их самих едва не опрокинула местная, словно барахлящая от заедающей пружины, инерция. Ведь даже если до этого с космонавтом было все в норме, в момент такого падения могло произойти все, что угодно. Выставленная на пути шпага антенны или просто обрезанный край какого-нибудь блока могли пробуравить шлем, да просто порвать скафандр, пустить в нутро окружающее Луну ничто – вакуумную пустоту.
А вообще-то, если без обиняков, еще до того, как они пронаблюдали падение, еще до того, как зафиксировали неподвижность чужого тела, даже до того, как впервые заметили движущийся луноход, они уже догадывались – что-то не так. Ведь, по предложению Виктора Пацаева, они пытались вызвать спасаемого по рации. Им никто не ответил. Разумеется, само по себе это не означало окончательный приговор! Вдруг нуждающийся в помощи отключил передатчик в целях экономии энергии? Однако…
Когда космонавты подошли – а скорее припрыгали – к месту происшествия, человек в скафандре (если, конечно, это был человек, а не манекен-имитация для отработки навыков спасения на чужих планетах) все еще лежал неподвижно. Шлем пялился на них своим одноглазым сиянием. Сквозь светофильтр, зеркало и микродырчатую пластину (достойное копирование американской технологии) невозможно было разобрать, что происходит внутри. В безвоздушном пространстве и через многослойный скафандр нельзя понять, дышит ли там кто-нибудь. И даже если нет, то все равно, как помочь, как сделать искусственное дыхание или вогнать иглу шприца?
Но скафандр штука техническая. У него имеются внешние датчики. Потому понять главное все-таки можно. И они поняли. Поняли и ужаснулись, когда в свете фонаря посмотрели на датчик давления в ранцевом баллоне.
