Колин Гринленд - Грезящие над кладезем
Провода сплетались, расплетались и множились в такт судорожным движениям фигуры.
— Это она, — сказала Сериз. — Принцесса Б.
Табита пару секунд смотрела. Эта фигура, полуженщина-полумашина, напомнила ей некую Деверо. Деверо жила неподалеку от Деймоса, в частном хабитате. Вспоминать о ней не хотелось.
— А вам это все нравится? — спросила она Олистера Кейна, только что купившего ей очередной тюбик.
— Табита, Табита, — укоризненно качнул головой Крейн. — Вы что, и вправду не знаете принцессу? Это же она придумала трейпс!
— Это все не по моей части. Поставьте-ка лучше какой-нибудь блюз, — предложила капитан Джут.
Хрен там дадут послушать. Они нашли ей что-то более или менее похожее на ар-эн-би и тут же принялись болтать наперебой.
На них была возложена кем-то обязанность просвещать и информировать. Либо это, либо они решили покарать ее за вялый интерес к их местной знаменитости.
— И вы помните, конечно же, эту крылатую фразу: мол, нужно изобретать себя наново тридцать два раза в секунду, — сказала толстая тетка по имени Джорджинель. — Так это принцесса Бадрульбудур, это она так сказала.
— Принцесса Бадрульбудур — радикально — изменила — лицо — современной — музыки, — возгласил Гидеам, сочинитель опер.
Он был сильно пожилой и даже толще Джорджинели. Здешняя гравитация была весьма снисходительна к людям такого размера, и все равно Гидеам говорил с заметным трудом, захлебываясь от слюны:
— Она сама стала этим лицом.
Лицо музыки было оборудовано поразительно огромными глазами и ртом, который словно выражал крайнее недовольство мироустройством, либо условиями человеческого бытия, либо чем-то еще. «Колодезная» братия ознакомила Табиту с целым букетом принцессиных работ, исполнявшихся с различной скоростью, но равно нервозных и непременно с этим скрежещущим ритмом. Принцесса являлась народу в доброй дюжине различных одеяний — и в тряпье, и в мехах, и даже в диком складном платье, чьи секции во время танца скользили по ней вверх и вниз. Без сторонней подсказки капитан Джут могла бы и не принять всех этих женщин за одну, впрочем, их роднила пугливая нервозность, словно то, чем уж там они были недовольны, грозило сию же секунду сожрать их заживо.
У капитана Джут было ощущение, что правление этой принцессы оказалось крайне недолгим, как свойственно всем таким вещам. Она все еще не имела понятия, что такое трейпс и в чем его такое уж значение. А еще у нее было чувство, что, скажи она им, насколько глупым и бессмысленным кажется ей все это, кто-нибудь откликнется: «Вот именно».
Тем временем Крейн явно считал, что у него на Табиту есть особые права.
— Так что же привело вас сюда, — спросил он, — на этом вашем «Кобольде»?
— Я должна принять груз.
— Капитан должна принять здесь груз, — кинул Крейн остальным, не отрывая глаз от Табиты.
— Счастливица, — прохрипела барменша.
— А что вы принимаете, капитан? — спросил заплетающийся голос.
— Я должна погрузить предметы искусства. Это нехитрое сообщение удвоило их интерес.
— Она снова творит!
Джорджинель была в полном экстазе. Она откинула голову и воззрилась на потолок, туго стиснув пухлые кулачки.
А вот Сериз так ничуть не удивилась.
— Она просто не могла уйти от дел, — заметила она таким тоном, словно это ясно всем и каждому. — Ты не можешь остановиться. Если в тебе это есть, ты не можешь остановиться.
Она ждала согласия, подтверждения, и тут же его получила. Ты не можешь остановиться и не работать, дружно согласились все присутствовавшие. Впрочем, никто из них в данный момент не спешил приступить ни к какой работе.
Зато все они хотели знать все, что знает Табита. Табита сообщила им, что не знает ровно ничего. Она показала им свой комсет.
— Видите, что здесь написано? «Предметы искусства». И больше ничего.
— Но для чего ей вдруг понадобился транспорт? — вопросил Крейн всех вместе и никого в частности. — Она ведь может просто выпустить их, и все.
— Безопасность, Крейн, — сказал Гидеам. — Здесь нет никакой охраны. Любой, кто серьезно — того — захочет, — может украсть — все твои мысли.
— Она не хочет, чтобы люди знали, где она находится, — возгласила Сериз. Возгласила во весь голос, явно претендуя на славу первой, кто решился признать неприятную истину.
— Где она находится, это знают все, — сварливо вставил клиент, засыпавший над пивом. Под всеми он явно имел в виду всех обитателей Солнечной системы, как постоянных, так и проездом.
— Принцесса Бадрульбудур, — продолжила Сериз, словно склоняясь пред волею судьбы, — может вернуть это место на карту вселенной, если она того пожелает.
— Она не должна Умбриелю ровно ничего, — вступилась за принцессу Джорджинель. — А уж нам-то и тем более ничего не должна.
Это был своего рода ритуальный довод. Ни одна из них не имела возможности переубедить другую. А может быть, это был трейпс.
— Да вы тут все художники, — сказала Крейну Табита.
— Все мы тут грезим, грезим над кладезем, — медленно произнес Крейн.
Его рука скользнула по столику и легла Табите на запястье. Крейн провел эту вылазку неспешно, тактично, глядя ей прямо в глаза. Возможно, он искренне думал, что обладает способностью гипнотизировать. Либо это был своего рода вызов, решится ли она его осадить.
Табита убрала руку. И поднесла пивной тюбик ко рту.
— Сидите, значит, здесь и грезите, — сказала она. Ее слова откровенно позабавили Крейна.
— Да, капитан, так мы и делаем, только не здесь. Ведь здесь отнюдь не колодец. Здесь только бар, который так называется. Своего рода шутка. Колодцы Умбриеля — вы о них слышали? — Он откинулся на спинку, внимательно вглядываясь в лицо Табиты. И медленно покачал головой. — Вы же действительно ничего не знаете, верно? — В его голосе звенело сочувствие.
— Господи, — сказала барменша, глядя через головы клиентов в травянисто-зеленое окно. — Или это она, или уж я и не знаю.
Крейн встал. Джорджинель, Гидеам и Ноланд повернулись на табуретках. Все они смотрели в окно.
По исполосованной колеями снежной пустыне к гостинице приближался громоздкий серый автомобиль.
— Это она.
Все сидевшие в баре продолжали молча смотреть. Их недавнее восхищение отставной поп-звездой словно куда-то испарилось. Они стали до странности осторожными, словно подозревая, что принцесса может услышать, как они ее обсуждают.
— Вы думаете, она сюда, к нам? — негромко хихикнула Джорджинель.
Табита встала и вышла из бара. В лиловом коридоре она с удивлением обнаружила, что не идет, а бежит. Почему? Возможно, ей просто не терпелось поскорее начать и закончить работу. Или это песни так ее достали. Возможно, она смутно опасалась, что принцесса окажется неким метастабильным короткоживущим объектом, который может исчезнуть столь же быстро и непредсказуемо, как и появился.
Серый автомобиль оказался допотопным, позапрошлого века, «роллс-ройсом», варварски поставленным на полугусеничный ход. Он плавно и бесшумно скользил на Табиту по инопланетному льду.
Под куполом «роллс» остановился, не заезжая на парковочную площадку, — кто-то, наверное, опасался, что близкое соседство с другими машинами может его осквернить. Из распахнувшейся водительской дверцы вышел водитель, живой человек. Его униформа была тоже серая, как и кузов машины, но чуть потемнее. Его лицо скрывалось за шоферским кепи и серой, литой из пластика дыхательной маской. Он обошел машину и помог своей хозяйке выйти из задней дверцы.
На ней была точно такая же дыхательная маска и три полотна густого, черного в розовых крапинках меха — одно вокруг шеи, одно вокруг рук на манер муфты и одно свободно накинутое на лодыжки. На ее голове был шлем из черного бархата. Ее тускло-багровый, как запекшаяся кровь, костюм состоял из куртки с высокой талией и длинной, до самой земли, юбки, в которой она казалась тонкой как стебелек.
Принцесса Бадрульбудур шла высоко вскинув голову и расправив плечи. Она смотрела на парковочную площадку и вход в гостиницу, как осторожный хищник, везде подозревающий присутствие врага.
Капитан Джут двинулась по парковочной площадке ей навстречу, расстегивая на ходу манжет, чтобы показать свои документы.
— Принцесса? — спросила она. — Я от «Кейруэйз», мне нужен Мортон Годфри.
Принцесса высвободила из мехов затянутую черной перчаткой руку и нетерпеливо сдернула дыхательную маску.
— Кто это? — спросила она у шофера с таким изумленным высокомерием, что на скулах Табиты заиграли желваки. — Чего она хочет?
Капитан без труда узнала оригинал голографических клипов: голова как у древней негритянской скульптуры — с глубоко запавшими щеками и оскорбленным презрительным ртом. Глаза принцессы были точно такими же, как на снимке, а искусно наложенные тени заставляли их казаться еще огромнее.
