Рустам Панченко - Инвалид. Том первый
Внутрь успело проскочить всего лишь три глотка. То ли это была водка, то ли чистый спирт, сказать не могу. Нет у меня опыта их употребления. Поэтому примите на веру, что гадость в стакане была довольно высокоградусная.
Когда наконец отдышался, постарался отсунуть подальше от себя эту дрянь. Даже успел дать себе обещание больше не пить такую гадость.
— У меня для тебя есть две новости, — сообщил профессор чуть ли не замогильным голосом. — С какой начинать?
Вопрос звучал как-то неправильно. Поэтому решил уточнить.
— Вы имели ввиду хорошую и плохую?
Ведь именно так должен звучать этот вопрос? Или я снова неправ?
— Новости две. И обе для тебя плохие, — отрезал сидящий напротив человек, с уставшим видом попивая что-то из чашки. Вероятно, чай, так как кофе должно бы давать больше аромата. — Хотя, нет.
Немного помолчав и потерев затылок пятерней, он добавил.
— Одна — чуть-чуть хорошая.
Что дальше говорить, или о чем спрашивать, просто не понимал. Вот только нечто внутри подсказывало, что обе новости мне не понравятся очень сильно. Пока собирался с силами, чтобы что-то ответить, Петрович решил сам начать повествование. Было видно, новость, которую он собирается сообщить, ему очень сильно не нравиться. Но озвучить ее он должен.
— К хорошим новостям относится та, что ты здоров, — но, взглянув мне в глаза уже тише добавил, — если так, можно сказать. И это плохое в этой новости.
— А что произошло? Ведь всего этого не было! Я помню, как выглядел перед приемом той таблетки, что вы мне дали.
Чуток помолчав, профессор указал на подоконник, на котором лежала довольно толстая папка с бумагами различного формата. Потом до меня дошло, что это моя медицинская карточка. Чуть не присвистнул от удивления. Раньше в ней было от силы десятка два страниц, и те с информацией о прививках и профосмотрах. Теперь же она выглядела как… Даже и не знаю у кого из моих знакомых есть такая. Как-то соседка показывала свою, но и ее карта была тощим родственником по сравнению с лежащей энциклопедией.
— Все ответы там. Сам разберешься.
Потом он снова потер голову, запустив туда свою пятерню. Несколько раз глубоко вздохнул, а потом двинул по столу рукой так, что стакан подскочил и чуть не перевернулся.
— Вторая новость самая неприятная, Андрей.
Было видно, как задвигались его желваки. Я понял, что ему очень тяжело говорить. Сердце заныло в предчувствии неприятности. Самой большой неприятности, которая только могла случиться.
— Твои родители погибли.
Эта новость была как сильный удар под дых. И вот тут начались странности. Я был спокоен как удав. Умом понимал, что моя жизнь вошла в крутое пике и когда она из него выйдет — непонятно.
Паранойя же снова начала вопить. И на этот раз объектом ее внимания, был говорящий со мной профессор. Именно его пристальный взгляд, сосредоточенный и чуть ли не прожигающий дыру был устремлен на меня. От всей той нервозности и переживательности, которую он изображал всего минуту назад, не осталось и следа. И вот в том, что он изображал ее, я был уверен полностью.
Не понимая, что происходит, и почему его взгляд стал похожим на взгляд охотника, выцеливающего добычу, решил, что он хочет увидеть мою реакцию. А следовательно, это как-то может мне или помочь, или навредить. Какой должна быть реакция нормального подростка на сообщение, что он остался сиротой? Естественно не сухой и спокойной. Это время, когда играют гормоны, а, следовательно, реакция должна быть бурной. И еще, снова та же паранойя, буквально вопила, что профессор не должен увидеть то, как я себя чувствую в действительности. Поэтому поступил так, как должен был вести себя нормальный парень моего возраста — взял и заревел.
Самое странное было в том, что вел я себя довольно натурально. Он мне поверил и даже несколько раз попытался посочувствовать моему горю.
Мои же мысли были кристально чистыми, и я мог четко анализировать происходящее вокруг.
В тот момент это было непривычно, но как-то естественно. Да ладно. Уйдет этот тип, потом буду анализировать, что же со мной происходит. Но, говорить об этих непонятных выкрутасах моей психики с этим типом не буду. Принципиально не буду, так как нутром чувствую, что добром это не кончиться.
* * *Вечером того же дня приехал мой единственный живой родственник, с которым нам придется жить дальше. Это была баба Зина — мать моего отца. Чтобы помочь мне, она продала все свое хозяйство в селе, которым очень сильно дорожила, и переехала в квартиру, на четвертый этаж. Как она сказала, я ее единственный живой родственник, и она не допустит, чтобы меня отдали в интернат.
Даже не представлял, что могу быть настолько благодарным. Эти ее простые слова стали для меня как елей. Ведь когда представил, на какое отношение в интернате могу рассчитывать, то даже поплохело. Ведь как мы издевались над некоторыми соучениками, я помню очень даже хорошо. И кто сможет гарантировать, что со мной те же одноклассники будут более доброжелательны? Ну, может на первых порах они и пожалеют того калеку, на которого теперь стал похожим. А дальше? Гарантии же что в интернате ко мне отнесутся благожелательно вообще никакой нет. Что касается места пребывания несовершеннолетнего подроста без родителей — думаю, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что это будет не моя квартира. Да и долго ли останется квартира бесхозной думаю тоже понятно.
Странно, но никакой жалости к себе не было. Как не было и самокопания на тему, а если бы я не… и почему это случилось со мной. Есть вещи, повлиять на которые я не смогу. И одна из них — это укус змеи и то, как меня вылечили высокоученые эскулапы. Есть еще та сторона, что они проводили над моим телом какие-то непонятные опыты, но это недоказуемо. Вот только у меня появилась цель. Не буду говорить хорошая она или плохая, но она есть. Я должен разобраться, что же со мной сделали, и кого нужно «отблагодарить» за это.
До самого вечера старательно старался обходить зеркала десятой дорогой. Очень уж не понравился мне тот парень, что смотрел из Зазеркалья. Даже удивительно насколько спокойно реагировал на мою внешность профессор, с которым мы распрощались через несколько часов, после начала того разговора, в котором была немного прояснена моя дальнейшая участь.
Сейчас же, завалившись на кровать, постарался проанализировать, что я узнал, и как жить дальше? Получалось же как-то странно. Было довольно много нестыковок и нелогичностей. К примеру, с какого перепуга родители решили поехать на курорт? Да еще в то время, когда я находился между жизнью и смертью? Да чтобы мама меня оставила, а сама поехала отдыхать? В жизни не поверю! Самое странное, что они так не вовремя погибли. На них наехал какой-то лихач на КАМАЗе, который очень оперативно исчез и его никто не смог найти. Или его и не искали? Даже боюсь представить, как бы отреагировала мама, увидев меня во всей красе. А отец? Если же вспомнить, во сколько обошлось ему мое лечение?
Как это ни страшно звучит, но как-то подозрительно вовремя они погибли. Следующая странность — обострившиеся чувства восприятия и изменение в мышлении. Я не чувствовал себя подростком. Если бы нужно было дать себе оценку и сказать, сколько же мне лет, то дал бы минимум тридцать — тридцать пять. Не меньше. А может и больше. Очень уж нетипичным стало мое поведение и реакция на произошедшее. И возникает следующий, вполне закономерный вопрос — а что же со мной такого случилось.
Дальше — больше. Можете объяснить мне, с какого перепуга клиника, напомню, частная клиника, решила 8зять надо мной шефство? Они будут помогать мне деньгами, будут постоянно следить за моим здоровьем и даже помогут поступить на учебу в выбранный мною ВУЗ. Вопрос лишь в том — с какой радости? Ведь их заведения абсолютно не похоже на альтруистическое. А требование проходить полный медосмотр каждый месяц? Что это значит?
Вопросы. Вопросы.
Следующей странностью оказалась медицинская карточка. Правда, она больше похожа на том, чем на карточку, но это уже мелочи. После прочтение десяти страниц я понял, что ничего не понимаю. Она была написана на том языке, которым владеют только медики, и то, сомневаюсь, что все. То, что написано было в стиле «курка лапой» — это еще цветочки. А то что даже среди понятно написанного не было знакомых слов — это вообще капут. Честное слово, они просто нормально зашифровались!
И последнее, что заметил — я помнил весь наш разговор с профессором, чуть ли не дословно. Раньше же я таким не болел. Даже непонятно, радоваться этому, или мылить веревку? Ни о каких странностях, замеченных после того злополучного укуса я естественно никому не сказал. И, как подсказывает интуиция, буду молчать и дальше.
Все время ожидал какого-то подвоха. Даже думал, что это произойдет в ближайшем будущем. То ли это хорошо, то ли плохо — но я оказался неправ. Такое впечатление, что обо мне все забыли. А ведь так не бывает. Доучиваться год со своим классом у меня не получилось. Все-таки довольно долго я прохлаждался в больнице. Да и не было у меня большого желания нагонять школьную программу. Нет, судя по тому, насколько качественно заседало в мозгу прочитанное, я бы их не только догнал, но и закончил бы школу экстерном. Вот только снова моя ненаглядная паранойя, сообщала, что высовываться, демонстрируя свои возможности, мне нельзя.
