Пути и Двери - Ян Анатольевич Бадевский
Винч, хмыкнув, посторонился.
Надо отдать колдуну должное — он практически не вылезал из-под земли. Мохнатого пришлось поселить в единственной спаленке, расположившейся над каминным залом. Отсюда можно было подниматься на плоскую крышу, отбросив заглушку деревянного люка. Каждое утро Винч медитировал на скате, а по вечерам передавал образы города своему рлоку. С колдуном мастер почти не пересекался.
Ламмору накрывало паникой.
Дожди не шли, растения вяли. Ярл обратился в Гильдию Магов с просьбой прислать опытного стихийника. Светогор не владел магией воздуха, поэтому не мог призвать ливень или прогнать жару. Но повелитель Ламморы щедро платил, поэтому пришлось пробить портал в Трордор и притащить из имперской столицы нужного человека. Стихийник поднялся в башню, примыкавшую к представительству Гильдии со стороны заднего двора, и полдня читал там заклинания. А вечером сгустились тучи, подул свежий ветер и прогремели первые громовые раскаты. Еще через час хлынул дождь. Настоящий ливень, обрушившийся в первобытной ярости на крыши, брусчатку, балконы и мосты. Люди со смехом прятались по домам. Кто-то радостно вопил, кто-то стоял под отвесными струями, впитывая влагу каждой клеточкой своего тела. Непогода заштриховала улицы серостью, смазала верхушку крепости ярла и упрятала в мутных сумерках вершины гор. По переулкам текли бурные потоки, на площадях образовались громадные лужи.
В тот же день Светогор закончил свою работу.
— Принимай помещение, — сказал колдун, обращаясь не столько к мастеру, сколько к его питомцу. — Зима ждет.
Рлок поднял клыкастую морду и уставился на волшебника. Ничего хищного во взгляде серо-стальных звериных зрачков не было. Мохнатый знал о происходящем.
— Одевайся потеплее, — предупредил волшебник. — Там лютая стужа.
Только сейчас Винч заметил, что борода и усы мага побелели от инея. Светогор был укутан с головы до пят в медвежью шубу, его голову покрывала зимняя шапка, подбитая мехом. Дикое зрелище в разгар лета.
— Спустишься с нами? — Винч повесил протянутую шубу на крюк угловой вешалки и туда же отправил шапку. Ноги северянина были упакованы в унты, от которых тот поспешил незамедлительно избавиться.
— Увольте, — отмахнулся Светогор. — Я уже наелся вашими ледяными пустошами, ребята. Надо поспать… и перекусить чего-нибудь. Одежду потом заберу.
Сказав это, волшебник пожал мастеру руку и скрылся за массивной дубовой дверью. Снаружи, не переставая, лил дождь.
Облачившись в шубу и унты, Винч сошел вниз по крутым ступенькам, вытесанным из цельного камня. Узкий коридорчик освещался чадящей масляной лампой. Шапку мастер держал в руке — не верил, что пригодится.
А зря.
Едва он приоткрыл бронированную дверь, как в коридор высыпалась груда наметенного снега.
За порогом бушевала метель.
Стены подвала исчезли, потолок — тоже. Вьюга заносила следы, оставленные Светогором. Над головой Винча клубилась мгла, ледяной ветер вонзал в лицо и шею сотни острых стрел. Мир окутался ледяным ужасом, воем ветра и белой порошей, взметнувшейся до небес.
Винч поспешил натянуть шапку на голову.
В подвале мастера развернулась зима. Вечная зима Дитского Уступа, явившаяся в утомленную солнцем Ламмору.
— Шикарно, — выдавил из себя Винч.
У ног мастера ножей сгустилась большая тень. Рлок с наслаждением втягивал воздух заснеженного поля.
Винча накрыло волной признательности.
Зверь был дома.
На другом конце города, в угловом доме, защищенном чарами и иллюзиями, мирно спал в своей постели волшебник Светогор. Ему снились далекие северные звезды, извивающаяся лента полярного сияния и мачта дракха, пришвартованного к пристани родного городка. Того самого городка, в котором прошло детство северянина, и где осталась его семья. Того самого городка, в котором однажды побывал странствующий рлочий разум, охотившийся на незримых угодьях.
Это был ответный подарок.
Образ из детства.
май, 2020
Поршни
Унгерт зашел в автобус и показал контролеру удостоверение ветерана. Полноватая женщина хмуро кивнула и двинулась в противоположный конец салона. Унгерт поймал на себе парочку неприязненных взглядов. Еще бы — он бесплатно ездит в общественном транспорте, а другим пассажирам приходится звенеть пфеннигами.
Автобус тронулся.
Унгерт поискал взглядом свободные места, не сумел найти, и остался на прежнем месте, вцепившись в поручень. Мимо проносились жилые районы западных окраин Брунхена. Унылые пятиэтажки, слепленные по стандартному послевоенному проекту. Город основательно разросся за время отсутствия Унгерта. Сказывалась удаленность от линии фронта и стратегическое портовое значение.
Дорога была так себе. Выбоины, неровности, лежачие полицейские. На некоторых участках шоссе автобус едва тащился — водитель берег подвеску. Медленная езда имела ряд преимуществ. Унгерт рассматривал дома и прохожих, провожал взглядом красивых девушек, внимательно изучал рекламные щиты на перекрестках. Он успел отвыкнуть от городской суеты и размеренного ритма цивилизации.
Ветеран ехал на биржу занятости.
Лето на Самарканде было прохладным. Во всяком случае, субтропическое лето Кенорленда — суперконтинента, на котором человечество расселилось несколько тысячелетий назад. Дожди, ветры, штормовые предупреждения — к этому сложно привыкнуть. Детство Унгерта было жарким, утопающим в лучах полуденного солнца. Раскаленный асфальт, ватаги парней с игрушечными автоматами, походы на дамбу, рыбалка на старых причалах. Хочется вернуть всё это, но слишком поздно. Теперь Унгерту не снятся игровые площадки и походы с родителями в лес. Закрывая глаза, он видит поля брани, кровь и ужас Второй Гольштадской войны. Небесные авианосцы проплывают над исстрадавшимися землями, от их неповоротливых туш отлипают паразиты — юркие самолетики, забрасывающие мирных жителей бомбами и поливающие друг друга пулеметным огнем.
Унгерт видит по ночам паротурбинные крейсера, вспарывающие брюхо океана. Но чаще всего он садится в кабину шагателя, расправляет все свои сочленения и топает по бескрайней степи, выпуская снаряды по вражеским позициям. Пулеметные турели расположены на плечах здоровенного металлического создания, орудийные стволы выдвигаются из корпуса. От локтевых сгибов и дальше, через сочленения кистевых манипуляторов, протянулись изогнутые стальные клинки, предназначенные для рукопашного боя. Унгерт смотрит на мир через амбразуру, забранную решеткой — достаточно мелкой, чтобы внутрь кабины не забросили гранату или бутылку с зажигательной смесью.
Поршни, шатуны и коленчатый вал приходят в движение. Напрягаются гидроусилители, шагатель распрямляет свои конечности и с лязгом устремляется вперед. В кабине пахнет маслом и дизельным топливом. Мерно гудит крейцкопф. Шагатель подобен мифическому великану, обрушивающему тонны своей ярости на мягкий чернозем бескрайней степи. Рядом бойцы Четырнадцатого Бронетанкового Соединения встраиваются в атакующий клин. На фланги выползают мобильные крепости — приземистые башни, поставленные конструкторами на гусеничные траки. И вся эта груда металла, чадящая выхлопами, скрежещущая и непримиримая, устремляется в атаку. Рвутся снаряды, свистят пули, кто-то наступает на мину, и в небо поднимаются тучи земли, перемешанные с искореженными кусками
