Джеймс Лусено - Дарт Плэгас
Ничто иное, кроме боя, не интересовало ситов, однако это не удерживало местных жителей от попыток умилостивить гостей с небес, и раз за разом они оставляли у места их постоянного приземления различные яства, невинно убиенных жертв, предметы того, что они мнили искусством, созданные из материалов, которые по местными меркам считались драгоценными или священными. Но ситы не замечали подношений, а лишь ждали, когда аборигены выведут на бой своих воинов – что и происходило сейчас на глазах у Сидиуса и Плэгаса.
Пролетев на бреющем над городом, они оповестили местных о своем прибытии, после чего посадили корабль на равнине и прождали шесть дней, пока под скорбное завывание рога аборигены маленькими группками скапливались на холмах, обступающих арену битвы.
– Ты помнишь, что говорил Дарт Бейн об убийстве невинных? – спросил Плэгас.
– Наша миссия, – пустился в пересказ Сидиус, – не в том, чтобы нести смерть тем, кто не годится, чтобы жить. Мы преследуем лишь одну цель – выживание Ордена. Мы стремимся нарастить наше могущество, а для этого мы должны взаимодействовать с самыми разными биологическими видами на огромном множестве планет. Рано или поздно весть о нашем существовании достигнет джедаев.
Чтобы воздержаться от бессмысленных убийств, Сидиус и Плэгас держали в руках не мечи, а силовые пики. Метровой длины оружие, распространенное среди воинов-эчани и сенатских гвардейцев, имело на концах парализующие головки, которые посылали разряд, способный на время вывести из строя нервную систему противника, не нанося при этом серьезного вреда организму.
– Следующие несколько часов покажут, насколько ты быстр, ловок и меток, – сказал Плэгас, когда от толпы аборигенов отделилось несколько сотен самых крупных, самых отважных и опытных воинов, чьи тела были размалеваны краской, полученной из глины, растений и грунта. – Но это не просто тренировка твоих способностей; это и обряд инициации для аборигенов – тех, что способствуют нашему возвышению, а значит, и сами являются слугами темной стороны. Пройдут века, и туземцы будут встречать гостей из космоса огнестрельным или даже лучевым оружием. Но к тому времени и мы эволюционируем – возможно, до такой степени, что в этом обряде уже не будет нужды, – и мы прилетим, чтобы почтить их обычаи, а не чтобы драться. Могущество дарует нам победу, а победа сорвет с нас оковы. Но могущество – лишь средство к достижению цели.
Под гулкий бой барабанов и крики толпы воины тряхнули оружием, издали оглушительный боевой клич и помчались вперед. Плэгас едва заметно кивнул, и двое ситов бросились им навстречу: они метались меж воинами, словно призраки, уклоняясь от стрел, сверкающих копейных наконечников и боевых топоров, вступали в схватку один на один, на двое и даже на трое, но всякий раз валили противника с ног ударом силовой пики, до тех пор пока среди сотен извивающихся, корчащихся тел, распростертых на каменистой земле, не остался лишь один, способный стоять на ногах.
Только тогда Плэгас отбросил пику и зажег кроваво-красный клинок. Толпа на холмах горестно запричитала.
– Казни одного, и ты вселишь ужас в тысячу, – сказал муун.
Швырнув воина на землю при помощи Силы, он световым клинком умело вскрыл грудную полость туземца и извлек наружу еще бьющееся сердце.
Крики толпы переросли в лихорадочные стоны, когда он вознес сердце высоко над головой; а затем все стихло. Наступившее безмолвие, казалось, будет длиться вечно, но вот павшие воины стали подниматься и – кто сам, кто опираясь на товарищей, – покидать поле боя. Зрители на холмах расходились – безутешные, но воодушевленные тем, что их народ выполнил свой долг. Загудели рожки, и ветер подхватил туземную песнь, печальную и торжествующую одновременно. Не пройдет и нескольких дней, как они воздвигнут стелу в честь павшего воина, и начнется отсчет дней до возвращения небесных гостей.
Плэгас опустил замершее сердце на грудь аборигена и краем плаща вытер кровь с руки и предплечья.
– Хотя мууны и занимают высокое положение в Галактике, одно время меня сильно занимал вопрос, почему другие уступали мне место или жались к обочине, когда я проходил мимо. Но еще в самом начале ученичества я понял, что нищие народы теснились не потому, что я муун, а потому что я, в сущности, превосходил их по всем возможным параметрам. Более того, они должны позволять мне проходить не просто мимо, а по их головам, потому что ситы – их спасение, их единственная надежда. Они обязаны оказать нам любую услугу, пойти на любую жертву, обязаны даже жизнь отдать за то, что мы однажды сделаем для их потомков.
Но темные времена ждут многих, Сидиус. Эпоха войн необходима, чтобы очистить Галактику от тех, кто допустил ее разложение. Ибо от разложения нет лекарства; его можно лишь выжечь каленым железом. И главные его виновники – джедаи. Испорченные жалостью к другим, закованные в кандалы повиновения – учителям, Совету, своей возлюбленной Республике – они поддерживают миф о всеобщем равенстве, служа Силе так, будто это система верований, заложенная в них с рождения. Они носятся с Республикой, словно потакающие любым капризам родители, которые смотрят сквозь пальцы на безответственные поступки своего чада и готовы простить ему любое прегрешение, лишь бы сохранить мир в семье. Путаясь в полах собственных плащей, они спешат на помощь правительству, которое деградирует уже целыми веками. Хотя вместо этого должны провозгласить: «Мы знаем, что для вас лучше!»
Галактику не наставишь на истинный путь, пока Орден джедаев и прогнившая насквозь Республика не будут низвергнуты в пропасть. Только так ситы смогут начать перестройку с самого фундамента. Именно поэтому мы подстрекаем звездные системы к раздорам и содействуем группировкам, которые несут хаос и анархию. Разрушение любого рода служит нашим конечным целям.
Плэгас вновь взял в ладони сердце воина:
– Мы подчинили себе силы хаоса, впрягли их в свое ярмо. Темные времена не настанут сами собой, Сидиус. Лишь тонкие манипуляции проницательных и просвещенных существ породят бурю, на исходе которой власть окажется в руках избранной элиты, готовой к трудным решениям, каких страшится Республика. Жители Галактики могут сколько угодно избирать своих вождей, но нас избрала сама Сила.
Он посмотрел в глаза ученика:
– Но помни, что умелый политик способен посеять куда большую смуту, чем двое ситов с виброклинками, световыми мечами или силовыми пиками. Таковым ты и должен стать – а я буду наставлять тебя, скрываясь в тени.
– Но достанет ли нам величия? – спросил Сидиус.
– Достанет ли нам жестокости – вот что ты должен спрашивать, – усмехнулся Плэгас. – Мы живем не в эпоху гигантов, Сидиус. Но чтобы преуспеть в своем начинании, мы должны стать зверьми.
Откусив от сердца воина, он передал окровавленный орган своему ученику.
Глава 14
Очертания его тени
– Кажется, бифштекс пришелся вам по вкусу, посол Палпатин.
– Изысканно, – ответил тот, задержав на ней взгляд на мгновение дольше, чем, вероятно, следовало.
Осушив уже третий бокал вина за вечер, она восприняла его доброжелательную улыбку как позволение завязать полноценную беседу:
– Не слишком ли остро для вас?
– Ну, разве что малость с горчинкой.
Миловидная темноволосая дама с большими голубыми глазами входила в штат консульства Эриаду на Маластере – планете, принимавшей у себя гостей на званом вечере, где чествовали дагов – победителей гран-при «Винта Классик».
– Вы на Маластере по делам или для увеселения?
– К счастью, и для того, и для другого, – ответил Палпатин, промокнув губы салфеткой. – Мы с Кинманом Дорианой состоим в делегации сенатора Кима.
Он указал на гладко выбритого, слегка лысеющего молодого человека, сидевшего рядом.
– Очень приятно, – кивнула женщина.
Дориана расплылся в широкой улыбке:
– Ну еще бы.
Ее взгляд упал на соседний столик, где Видар Ким сидел в окружении представителей Протектората гранов и политиков с близлежащих Салласта, Даркнелла и Слуис-Вана.
– Сенатор Ким – это тот высокий с изящной бородкой?
– Нет, с тремя глазами-стебельками, – саркастически ответил Дориана.
Женщина удивленно хлопнула ресницами, а затем весело рассмеялась вместе с ним.
– Моя подруга расспрашивала о сенаторе Киме. Он женат?
– Счастливо и уже очень много лет, – сообщил ей Палпатин.
– А вы? – спросила она, вновь повернувшись к собеседнику.
– Частые разъезды препятствуют этому.
Она посмотрела на него поверх бокала:
– Обручены с политикой, не так ли?
– С моей работой, – ответил он.
– Ну, за работу, – провозгласил тост Дориана, поднимая бокал.
Двадцативосьмилетний Палпатин носил длинные рыжие волосы на манер политических деятелей Набу и безупречно одевался. Знакомые рекомендовали его как красноречивого, харизматического молодого человека, обладающего изысканным вкусом и умением убеждать. Внимательный, уравновешенный, политически подкованный, поразительно осведомленный для человека, который всего семь лет провел в большой игре. Истинный аристократ, каких немного; политик, которому пророчат большое будущее. Он много путешествовал в силу своей должности посла Набу по особым поручениям – а также благодаря тому, что был единственным наследником богатств дома Палпатинов. Он давно оправился от трагедии, постигшей его семью более десятилетия назад, но, вероятно, ввиду того, что осиротел к семнадцати годам, любил подолгу проводить время в одиночестве. И его тяга к затворничеству намекала на какую-то тайную, нераскрытую сторону его души.
