Уолтер Уильямс - Праксис
Один раз она видела Мартинеса в Империале на спектакле «Элегия Хо-Со». В первый месяц после смерти великого господина это было самое крупное дозволенное светское представление. Сула сидела в ложе семейства Ли с леди Амитой и несколькими ее друзьями и увидела внизу в партере Мартинеса, сидящего в обществе женщины с восхитительной фигурой, напоминающей песочные часы, и густыми черными волосами. Так вот какие ему нравятся, подумала Сула и тут же устыдилась своей мысли — судя по всему, она нравилась Мартинесу, до того как сама все испортила.
Скорее всего Мартинес тогда не заметил ее. Она не выходила из ложи во время антракта, сделав вид, что заболталась с леди Амитой, а когда представление закончилось, ушла из театра одной из последних.
Кто-то, подойдя сзади, молча обнял Сулу. Она невольно отдалась объятиям, но Фути все испортил, заговорив.
— Ты выглядишь так одиноко, — сказал он. — Такие вечеринки, похоже, не в твоем вкусе?
— Были когда-то, — ответила Сула. — До того как мне стукнуло семнадцать.
— Мы там спорили о тебе. — Фути уткнулся носом в ее волосы, и его голос зазвенел колоколом у нее в ушах. — Многие считают, что ты действительно девственница. Я заключил пари с теми, кто полагает, что это не так.
— Проиграл, — отозвалась Сула. Она освободилась из его объятий и развернулась к нему лицом, с яростным удовлетворением подумав: «Вот и открой с ним сезон».
Фути отряхнул с нового костюма несуществующую пушинку и поглядел на город.
— Твой старый дом там, за фуникулером? Вон тот, с синим куполом?
Сула не стала оборачиваться.
— Может быть, — отозвалась она нехотя. Он пристально поглядел на нее.
— Я знаю все о твоей семье. Я наводил справки. Сула изобразила на лице недоверчивую мину.
— Не делай из меня дурочку. Тебе — и самому наводить справки? Наверное, ты заплатил кому-то, чтобы он выполнил работу за тебя.
Фути явно был задет ее словами, но попытался это скрыть.
— Тебе бы не вредно подружиться со мной. Я могу помочь тебе.
— Ты хочешь сказать, что мне может помочь твой дядюшка-яхтсмен.
— Он сделает это, если я его попрошу. А я мог бы это сделать, кстати. У меня сильная протекция, я двигаюсь вверх настолько быстро, насколько это дозволено правилами, и несколько следующих шагов уже считай что сделаны. Скоро я буду в состоянии сам помогать людям. А у тебя нету покровителя во флоте. Тебе нужно приобретать друзей, или ты так навсегда и останешься лейтенантом. — Он участливо поглядел на нее. — Ты являешься главой одного из старейших терранских кланов. Такого же знатного, как и мой. Просто несправедливо, чтобы человек с такими предками, как у тебя, не достиг никаких высот.
Сула сладко улыбнулась.
— И сколько раз мне нужно встретиться с тобой в трахальных кабинках, чтобы исправить эту несправедливость?
Фути открыл рот и молча захлопнул его.
— Шести раз в месяц достаточно? — продолжала Сула. — Можно заключить контракт. Но тебе тоже придется взять на себя определенные обязательства — если меня не сделают лейтенантом при первой же подвернувшейся возможности, ты платишь пеню, скажем, десять тысяч зенитов, идет? И двенадцать тысяч, если меня не сделают каплеем, и так далее. Что скажешь? Пошли к моему адвокату?
Фути повернулся лицом к стеклянной двери, за которой шумела вечеринка, и прислонился спиной к перилам балкона, скрестив на груди руки. Его благородный профиль был по-прежнему невозмутим.
— Не понимаю, зачем ты говоришь об этом так.
— Я просто думаю, что лучше, чтобы все было ясно и понятно с самого начала. Деловые соглашения всегда имеет смысл оформлять в виде контракта.
— Я просто хотел предложить тебе помощь.
Сула рассмеялась:
— Мне такую помощь каждую неделю предлагают. И обещают обычно больше, чем ты.
Это было, мягко говоря, сильным преувеличением, но Сула решила, что в сложившихся обстоятельствах нет смысла вникать в детали. А сейчас стоило удалиться, пока Фути не соберется с мыслями. Она издевательски похлопала его по руке и прошествовала через дверь в столовую.
За исключением Паркера и его компании, гости уже выбрались из-под стола. В зале было шумно. Сула села на место, отхлебнула своей шипучки и обнаружила, что кто-то долил в ее стакан спирта.
Ох уж эти молокососы со своими шутками, устало подумала Сула.
Она поразмыслила, не выпить ли питье, а потом еще залакировать нетронутым шампанским. Что-то в этой идее определенно было. Она вспомнила, какой она была, когда пила в последний раз, и улыбнулась… этим ребятам она такая определенно бы не понравилась.
Беда была в том, что хотя бы в этом она была с ними солидарна.
Она опустила стакан на стол и через мгновение опрокинула его вместе с содержимым на колени соседа.
— Ой, извини, — сказала она. — Хочешь, дам тебе спичек?
— Команда с флагмана, милорд, — сказал Мартинес. — Второе подразделение, измените курс эшелона на два-два-семь от один-три-ноль и начинайте ускорение при двух целых восьми десятых силы тяжести. Начало маневра в 27:10:000 по корабельному времени.
— Сообщение принято, — отозвался Тарафа. Он сидел во вращающемся амортизационном кресле посреди командной рубки, квадратной комнаты с мягкой обшивкой. Здесь было непривычно тихо, свет горел неярко, чтобы не отвлекать внимания от пастельных огней индикаторов на пульте — зеленых, оранжевых, желтых, синих. Мартинес сидел с поднятым забралом шлема, и его нос ловил запах машинного масла, исходящий от недавно смазанных амортизаторов их кресел, смешивающийся с запахом пластика его скафандра.
Мартинес сидел позади капитана и видел, что тот напряжен настолько, что защитная решетка и подпорки его амортизационного кресла дрожат в такт подрагиванию его конечностей.
— Вас понял, каплей, — отозвался Мартинес. «Каплей», обычное сокращение чина Тарафы, звучало в рабочей обстановке уместнее, чем официальное «капитан-лейтенант».
Тарафа глядел на экраны, слегка подергивая щекой, что было видно, потому что Тарафа своего шлема не надел, каковое нарушение инструкции было позволительно только капитану. Что-то было в позе капитана от футболиста, сосредоточенно разглядывающего схему сложной игры. Мартинес подумал, что Тарафа отчаянно боится не справиться с предстоящим маневром, что было вполне возможно, поскольку многие из унтер-офицеров, от действий которых главным образом и зависело судно, были непроходимыми тупицами.
По счастью, среди подчиненных Мартинеса был только один осел. Связист первого класса Серенсон, больше известный как центральный форвард «Короны». При этом нельзя было сказать, что Серенсон не хотел научиться выполнять свои официальные обязанности — это был дружелюбный и общительный парень в отличие от некоторых других игроков, — просто, похоже, он был не способен вникнуть во что-нибудь, связанное с техникой.
Впрочем, подумал Мартинес, это тоже не совсем так. Серенсон прекрасно разбирался в сложной системе боковых пасов, применяемых командой Тарафы при наступлении, и это было достаточно технично — и, кроме того, Мартинес готов был снять шляпу перед человеком, способным постичь запутанные правила, поправки и основы прецедента, необходимые для понимания правил офсайда. Просто Серенсон не способен был понять ничего сложного, если оно не касалось футбола, к которому он казался прямо-таки предназначенным самим провидением.
Все было бы ничего, если бы Серенсон состоял в чине не выше рекрута первого класса. Но Тарафа хотел поощрять своих игроков деньгами помимо тех изрядных кусков, которые он, без всякого сомнения, втихомолку им вручал, и повысил восьмерых основных игроков в ранг специалистов первого класса. Можно не сомневаться, что он бы сделал их и старшими специалистами, если бы это звание не требовало обязательного экзамена, который непременно выявил бы их полную профнепригодность.
Если исключить старшего лейтенанта Козловского, который был не только классным вратарем, но и знающим офицером, оставалось еще десять основных игроков плюс запасной (вторым запасным был кадет, свежеиспеченный выпускник академии Ченг Хо) и еще тренер, зачисленный в должность оружейника второго класса. Все вместе они представляли собой изрядный балласт для команды судна, состоящей всего из шестидесяти одного человека.
Теперь Мартинес знал, что имел в виду капитан Тарафа, говоря, что хочет, чтобы все члены экипажа принимали дела команды близко к сердцу. Это значило, что все должны выполнять за игроков их долю работы.
Мартинес справился бы без проблем, если бы речь шла только о том, чтобы прикрывать добродушного, но бестолкового Серенсона. Но на судне Тарафы, увлеченного футболом, все вертелось вокруг футболистов, а это значило, что на Мартинеса ложилась и изрядная часть работы Козловского, и даже часть дел самого капитана. Иногда ему приходилось выстаивать за них вахту.
