Сергей Снегов - Люди как боги - 1 (сравнение редакций 1966 и 1971 годов)
Андре, еще не совсем оправившийся после нападения первого зловреда[107], был спокоен. Я понимал, о чем он думает.
— Ты успеешь вызвать звездолет и записать прощание, — сказал я и отвернулся.
Зловреды[108] не торопились. Они знали, что мы у них в полях. Они наступали осмотрительно. Андре вызвал звездолет. Никогда еще порывистый Андре не говорил так ровно и ясно.
— Жанна! Олег! — диктовал он. — Через две минуты меня не станет. Я люблю вас. Будьте счастливы!
— Обнимемся, друзья! — сказал я. — И потом ударим на них в последний разок. Не стоит тянуть эту волынку.
Мы обнялись и расцеловались. Труб припал к моему плечу и всхлипывал, как человек. Оказанная этому чудаку человеческая ласка почти примирила его с гибелью. Я подал сигнал, и мы бросились на центральную группу зловредов[109].
Как я и опасался, нам не удалось ее разметать. Мы даже не смогли собрать остриями поля, — так непреоборимы были охватившие нас силовые цепи. Лишь Лусин пронзил одного зловреда[110] и тут же сам упал. Я не хотел ни кричать, ни звать на помощь, но отчаянный вопль непроизвольно исторгнулся из меня. Рядом закричал Андре. И не успели наши крики оборваться, срезанные смертельным обвивом вражеских полей, как сверху что-то обрушилось и все волшебно переменилось: внезапно ослабли тиски, погасло нестерпимое жжение головоглаз, а зловред,[111] на которого я перед тем нацелился, но не достал, взвился облаком брызг и пыли.
— Концентрируйтесь на мне! — грянул дикий голос Леонида. — Вперед! Вперед!
Я пошатнулся, и меня поддержал Ромеро.
— Не правда ли, неплохой удар, храбрый Эли? — сказал он, усмехаясь. — Кажется, мне удалось разложить вашего противника на молекулы. Соберитесь с полем и поспешим за нашим боевым вождем!
9
Леонид рвался вперед, и перед ним, словно сметаемые вихрем, разлетались и распадались зловреды[112]. С двух боков его охраняли Аллан и Андре, сзади торопились, поддерживая друг друга, Лусин и ангел. Я сделал шаг и почувствовал, что у меня нет сил двигаться.
— Смелее, смелее! — подбадривал Ромеро. — Вам, конечно, досталось побольше, они собирались раньше всего покончить с вами, но нельзя же так распускаться. Говорю вам, соберитесь с полем, сразу станет легче.
— Не отставай, Эли! — весело орал Аллан. — Покажи им, чего ты стоишь, Эли!
Уговоры и крики, а также то, что я увидел низкорослых Громана и Камагина, бежавших на помощь передовой группе, придали мне бодрости. Я двигался все уверенней, и через несколько минут мы догнали Леонида.
— Вперед! — крикнул он, кивнув мне головой. — Тут еще штук десять этих уродцев!
Я схватил его за руку.
— Подожди! — прошептал я. — Их не надо истреблять.
— Это еще что! Мы не уйдем отсюда, пока хоть один ползает!
Меня поддержал Андре:
— Угомонись, Леонид! Надо хоть одного заполучить живьем.
— Правильно! — сказал Аллан и захохотал. — Притащить такое чудище на Землю! Раньше это называлось — добыть языка. — Он повернулся к Камагину и Громану: — Так, что ли, предки?
Те подтвердили, что добывание языков и скальпов — важная операция в любой цивилизованной войне. В их времена войн уже не было, но предания о них сохранялись. Кроме того, они читали о войнах в книгах. Писатели, хоть никто на Земле давно не сражался и не умирал насильственной смертью, с охотой изображали ужасы: кражи, убийства, погоню за прибылью и славой, измены жен и мужей, коварные продвижения по так называемой службе и прочие дикие действия, требовавшие хитрости и крови. Так как мы в этом далеком созвездии столкнулись с жестоким народом, то и нам следовало кое-что знать из обычаев тех воинственных времен.
Андре поднял кусок тела одного из разлетевшихся зловредов[113]:
— Посмотрите-ка! Они не существа, а машины!
На его ладони лежал смоченный темной жидкостью набор элементов электрической схемы — полупроводников, сопротивлений, емкостей, соединительных каналов. Это было, несомненно, искусственное приспособление.
— Похоже на правду, — согласился я. — Все, что мы знаем о зловредах[114], свидетельствует о их необыкновенной свирепости, — разве не странна она для нормального существа?
— Нет, — сказал Лусин, поднимая с камня другую часть тела зловреда. — Организм. Вот!
Второй кусок был живой тканью — в нем переплетались нервы и сухожилия, виднелся обломок кости, приставшее к кости мясо. Андре вертел находку, обмазывая пальцы в неприятной клейкой жидкости.
— Да, — признался он. — Не механизмы.
Наши спасители ушли, прихватив Труба, а мы втроем обшаривали арену недавней битвы. И снова я поразился, до чего велики силы, взрывавшие сраженных врагов. Термин «разбрызган» был не образным выражением, а точно описывал гибель зловреда[115].
— Мне кажется, странная форма уничтожения есть ключ к тайне их существования, — сказал я, после того как, повозившись полчаса, мы раздобыли десяток кусочков.
Андре разложил кусочки в ряд.
— Посмотрите, шесть — живые ткани, четыре — искусственные элементы. Вам это ничего не говорит?
— Понимаю, — сказал Лусин. — Наполовину — организм, наполовину — механизм. Полуживой, полуискусственный. Нет?
— Да, — сказал Андре. — Именно это.
— Вы забываете еще об одной возможности: живой зловред сидит в машине, — возразил я. — При распаде ткани тела перемешиваются с частями механизма — вот и разгадка.
— Тогда полюбуйся вот этим кусочком.
Кусочек и вправду был поразительный: живая ткань переплеталась с искусственной, одно продолжало другое: из кости вытягивался провод и пластмассовое сопротивление, на конденсаторе виднелись нервы и крохи мяса. Это было органическое соединение[116], а не механическое соседствование[117] живого и мертвого.
— Две возможности, — сказал Андре. — Или живые существа открыли способ мастерски заменять свои несовершенные органы искусственными и стали наполовину механизмами из организмов. Или, наоборот, кем-то созданные автоматы научились вмонтировать в себя органические ткани и поднялись до степени полуорганизмов. В том и другом случае мы имеем дело с объектами высокой культуры.
Для меня сложная природа зловредов объясняла самое важное: их жестокость. Существа, деградировавшие до механизмов, не могли не потерять доброты и отзывчивости. Но если они и вправду, автоматы, смонтированные из органических элементов, то откуда они берут живые ткани? Может быть, они охотятся за всеми живыми существами в космосе, чтоб их тканями обеспечить свое существование?
— Зовут, — сказал Лусин. — Поспешим.
10
Леонид мрачно прохаживался у одного из зданий. Он так взглянул на нас, словно мы тоже принадлежали к породе головоглазов. Было ясно, что заполучить зловреда живьем не удалось.
— Распадаются, как мыльные пузыри. Остались в живых три.
В углу, образованном поворотом двух стен, сидели головоглазы, сжатые нашими полями. Зловреды[118] были обессилены — глаз светился тускло, временами исторгаемые гравитационные импульсы утеряли прежнюю мощь. Андре запустил дешифратор Ромеро, блокировавший врагов вместе с Алланом, Камагиным, Громаном и Трубом, поманил меня к себе.
— Знаете, почему мы ни одного не взяли живьем? Вам покажется невероятным! Они кончают с собой, когда положение безвыходно!
— Бац башкой по телу и — на разлет! — сказал Аллан. — Самовзрывающаяся конструкция — таковы наши противники.
В это время Камагин, сконцентрировав в себе три поля, методично отрывал одного зловреда[119] от двух других. Когда между ним и остальными образовался просвет, зловред ударил глазом по телу. Раздался взрыв, и зловред[120] разлетелся кучкою мокрого праха. Два оставшихся еще теснее прижались один к другому. Их головы сумрачно мерцали.
— Так все они! — сказал Леонид, топнув ногой. — Хоть руками хватай их за проклятую голову!
— Как у тебя? — спросил я Андре. — У них, кажется, световая речь, а это штука нехитрая.
— В том-то и дело, что нет. — Андре озадаченно пожал плечами. — От них исходят слабые гравитационные импульсы, похожие на речевые, а свечение лишь сопутствует им. С такой формой речи я сталкиваюсь впервые.
Андре вздохнул.
— Ключ, ключ! Один бы сигнал расшифровать.
— Сейчас дам тебе ключ. Я кое-что сделаю — следи за их реакцией.
Я выдвинулся вперед, ударил — не очень сильно — полем и снова отошел. Операцию эту я повторял раза три, потом стал осторожно раздвигать зловредов[121]. И опять, бросив это занятие, я перешел к ударам. Удары были несильны, оплеухи, а не рапиры. Раза два я наставлял на головоглазов растопыренные пальцы.
