Венедикт Ли - Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2)
– Ты бреешь башку, чтоб парики удобней носить…
– Иногда надо быстро сменить облик.
– Лицедейка. Я тащусь от твоего таланта. А…
Хайд потолкала меня локтем, поторапливая с формулировкой.
– Куда делась настоящая? Сама померла? Отравили?
Хайд устало зевнула.
– Настоящую ей подавай… Вон секретер, видишь? Вставай, открой второй ящик, слева. Картонная коробка.
В полном недоумении, я достала требуемое. Что за сюрприз? Может, здесь прах покойной? Коробка была легкой. Я осторожно открыла ее и увидела кассету с пленкой к фотоаппарату «Светкопир-10», выпускался такой лет двадцать назад. Широкопленочный, очень хороший, кстати. Ниже лежали отпечатанные снимки. Я вытащила пленку, глянула год выпуска на обрезе: 1350. Затаила дыхание, просматривая негативы на свет. Потом рассмотрела фотографии – прекрасного качества, их было тринадцать, три кадра на пленке остались неизрасходованными.
Трупы женщин. Не было сомнений, снимал сам убийца – талантливый фотохудожник. Маньяк. Не буду здесь рассказывать, что он с ними делал, и как именно убивал, но оставлял себе на память снимок очередной жертвы. Последний кадр резко отличался от предыдущих. Обычное фото, а-ля производственный репортаж. В прессе Острова этот сюжет подали бы так: «Директор судоверфи Норденка имярек в лучах восходящего зимнего солнца докладывает руководству о достигнутых успехах». Директор, немного косолапый мужчина, с легкой улыбкой смотрел на «руководство», молодую, привлекательную женщину. Одну руку она положила ему на плечо, другую держала в кармане пальто. Головного убора на ней, как и на директоре, не было, и на шевелюрах у обоих лежали снежинки.
…Об ЭТОЙ жертве охотник мечтал в горячечных грезах. Но именно ЭТА женщина была недосягаема, слишком строго ее охраняли. Но фото, пусть такое несодержательное, он решился сделать, продумав заранее путь бегства. И поплатился жизнью. Убить его она приказала жестоко, чтоб страдал долго. «Есть суд, и есть воздаяние». Суд Хозяйки – она сама.
Я, как рыба, молча открывала и закрывала рот, пока Хайд не рявкнула на меня:
– Довольна?!
Я кивнула, а Хайд съехидничала:
– Слабонервные людишки работают в ОСС…
Я перевела дух и спокойно возразила:
– Должна же я привыкнуть к мысли о скорой смерти.
Дивные брови Хайд поднялись.
– О чем ты?
– О классической задачке, о человеке, который слишком много знает.
– Это – решаемая задача, – подтвердила Хайд.
– И я о том же. Ты не сможешь отпустить меня – такую осведомленную.
– А тебе никуда и не надо.
И я выпалила, не давая себе времени испугаться:
– Я не останусь с тобой. На Острове.
– Ой-ой-ой! Какая жертвенная натура. Торопится лечь под каждый трамвай. Интересно будет поглядеть, как тебя встретит твой начальничек. Иероним… как его?
– Не волнуйся за меня, я знаю к нему подход. А вот с тобой… Ты – странный и опасный человек, Магистр меня предупреждала.
Хайд вздернула подбородок.
– А я – не человек.
Несколько секунд я лихорадочно переваривала еще и эту информацию, пока Хайд не избавила меня от напрасных потуг:
– Я – новый человек. Следующая ступень эволюции.
Наверное, я – недоделанный гений. Или в могуществе Хайд имеется слабина. Будучи в силах навязать свои мысли и волю другому, она нечаянно может передать ему и частицу запретного, только для нее – знания. Так или иначе, но меня осенило:
– Врешь! Никакая ты не следующая ступень. Порода твоя – выведена искусственно!
Удар был не в бровь, а в глаз. Лицо Хайд исказилось, стало злым. А я закусила удила:
– И все, Хайд, что я о тебе знаю, подтверждает, что ты среди нас – единственный такой экземпляр.
Ровным голосом Хайд заметила:
– Проницательная ты моя. Ладно, получай решение твоей задачи, идиотка. Выходишь отсюда, по коридору прямо, потом налево. На двери черный квадрат. Войдешь, скажешь дежурному палачу, чтоб тебя казнил. Сама я людей не убиваю.
И я пошла, куда велено. Не потому, что покорная овечка. Просто обиделась. Если Хайд такая сумасшедшая, что сперва меня выхаживает и холит, а потом велит прикончить – пусть будет так. Если ж это розыгрыш, то ладно.
Меня встретил толстый и деловитый дядька. Глаз мой – достаточно наметанный, чтобы заметить кабели высокого напряжения, питающие электропечь для сжигания трупов. Все остальные причиндалы для быстрого (или не очень?) умерщвления можно, думаю, было обнаружить за рядом занавесок в полосочку.
Заплечных дел мастер жевал булку с домашней колбасой, отчего вокруг вкусно пахло чесноком. Оторвавшись от сего важного занятия, он показал, где мне сесть и добродушно заметил, что любопытно узнать мои предпочтения.
– Так прямо и не скажу, – я старалась держаться иронично, но колени у меня подрагивали. – Хочется чего-то интересного, но не слишком мучительного… Вы головы рубите? Не знаете, живет отрубленная голова хоть сколько?
– Этого никто не знает. Покойный док Гаяр, когда казнили Энтона, отравителя, попросил: «Коллега, как врач к врачу обращаюсь, сослужите науке последнюю службу – когда возьму в руки вашу отрубленную голову, то, если еще видите и чувствуете, мигните два раза».
– Получилось? – замирая спросила я, заинтригованная жутковатым рассказом.
– Нож гильотины упал, я вынул из корзинки голову и отдал доку. Гаяр уставился в открытые глаза Энтона. И он мигнул. Один раз.
Я встала.
– Хорошо. На мне попробуете снова. Может, хоть теперь будете знать.
Он согласно кивнул.
– Подождем только. Она обязана лично подтвердить. Угощайтесь.
Я дожевывала бутерброд, когда вошла Хайд. Обратилась к толстяку:
– Погорячилась. Извините.
Потянула меня за рукав.
– Пошли.
Палач отрицательно качнул головой. Сказал с укоризной:
– Третий раз. Вы забыли.
Хайд хлопнула себя по лбу.
– Точно. Ну, я и дура.
Вот тут я стояла уже овца овцой, не понимая предмета обсуждения. Меня что, все-таки надо убить?
Хайд, меж тем, сняла кофту и лиф и легла ничком на лавку, где я только что сидела. Толстый вручил ей какую-то деревяшку, она зажала ее зубами и грызла все время, пока он давал ей плетей. Да! Он здорово ее выпорол, под конец она скулила и всерьез плакала.
Встала после экзекуции, как ни в чем не бывало, только морщилась и кусала губы. Я помогла ей одеться, потом она поклонилась палачу:
– Спасибо за науку.
– Не за что. Приходите еще, – отозвался он и мы ушли.
– Такой уговор: после третьей отмены я получаю взбучку, за самодурство, – объяснила Хайд, пока мы с ней возвращались к себе. К ней, то есть.
– Так тебе дешевле было утвердить мою ликвидацию.
Хайд (почти натурально) возмутилась:
– Ты так плохо обо мне думаешь?
Меня осенило.
– Так все же – розыгрыш?! Признайся! А я-то, дура, почти поверила. В каждом закоулке гильотины и электростулья чудились. Кто на деле тот тип? Дворник? Завхоз? Личный массажист?
Хайд только молча вздернула подбородок.
Мы пообедали вдвоем, потом Хайд вызвала Стаса и велела готовить мой отъезд.
– У тебя получилась «экскурсия выходного дня». Пошли в сад, развеемся.
Мы гуляли, мы болтали ни о чем, мы грустили. Я все-таки спросила:
– Совсем не боишься, что распущу язык?
Хайд посмотрела мне прямо в глаза.
– Сильно удивлюсь, если вякнешь что.
Мне показалось, что она говорит не совсем своими словами, а будто вспоминает кого-то. Надо будет проверить, в самом ли деле она запечатала мне рот. «Установочная фраза должна быть без отрицаний», – кажется, так Хайд сказала когда-то. Ну-ну.
Появился Стас. Билеты готовы, авто подано. Дорожная одежда и прочее – вот, в чемодане. Хайд протянула мне руку.
– Ты вся в отца, Анита. Может быть – до свиданья.
Честное слово, я не всегда такая зараза, что даже проститься не могу как должно. Сопровождаемая Стасом, я шла по аллее, борясь с желанием оглянуться – знала, этого хочет Хайд и, поддайся я – это станет очередной ее победой.
Хайд Великолепная, Хайд Победоносная. Хозяйка. Наоми-бессмертная – неужели смутная, слышанная в детстве сказка обернулась былью? Я на миг представила, что это – правда. «Та, что не умирает» – бывает же такое несчастье с человеком. Я – Анита Гариг много сделала в своей жизни плохого и, может, сотворю еще чего похуже. Но груз вины, ошибок, сожалений о прошлом никогда не станет невыносимо тяжел, потому что есть порог, которого не перешагнуть; за которым ждет меня Великая утешительница – смерть. Иное дело – Наоми. За дурацкой ее бравадой кроется серьезное: чем дольше путь, тем страшнее жить. «Есть суд, и есть воздаяние». Ей самой вершить над собой суд и самой исполнять приговор. Хватит ли у нее сил?
У ворот с ажурной стальной аркой, (за ней на улице ждало авто), я оглянулась. Хайд помахала мне рукой – я улыбнулась в ответ. Не нужно подличать и злиться – мне Хайд не сделала ничего плохого.
