Генри Олди - Королева Ойкумены
– Уши оборву! Сопляки! Язык из-за вас прикусил…
…язык прикусил…
…есть хочу – сил нет!..
…голодный целофузис щелкает пастью.
… слюна течет с клыков…
…в клыках – Карл…
…ну?..
– Бегу! – Карл сорвался с места. – Несу!
– Кто последний, тот черепаха!
Разумеется, черепахой оказался граф Брегсон. Отчаянным броском доктор ван Фрассен обошла его на финишной прямой, первой домчавшись до пикник-комбайна. И была вознаграждена аплодисментами, а также ломтем мяса, от которого Фрида пришла бы в экстаз. Громче всех хлопал дылда в камуфляжных шортах, голый по пояс. Регина представила, как красит дылде волосы «апельсинчиком»…
– Клод? Клод Лешуа?
– К вашим услугам. С кем имею честь?
– Регина ван Фрассен. Вы меня, конечно, не помните…
– Достаточно, что помните вы…
– Если кто еще не знает, это Клод Лешуа.
Клод!
Ты помнишь первые занятия по соцадаптации?
– Ну…
– Забыл, что ли?
– Ничего я не забыл…
…руки некуда деть, кроме как в карманы…
…девчонка на задней парте…
– Ну вы даете! – восхитилась Регина. – Я и глазом моргнуть не успела!
Только что Клод Лешуа с хирургической точностью – и ловкостью карманника – выдернул из ее памяти эпизод, проясняющий их знакомство. Скорость, с какой он нашел цель, приводила в оторопь. Кажется, походя Клод прихватил еще один микро-эпизодик. Ну да, вот малышка Ри смотрит в окно, а за окном слоняется унылый подросток, изредка бросая мяч в корзину.
«А к Клоду никто не прилетит, – тихий шепот прошлого. – Никто не поведет его в зоопарк. Не купит ему мороженое… Это неправильно! Надо сказать ему что-нибудь хорошее. Или подарить что-нибудь. Только я не знаю – что…»
– Спасибо, – усмехнулся Клод, телепасс высшей категории. – Считай, подарила. Помнишь, я тогда сбежал? Ненавижу, когда меня жалеют. А ты жалела так громко, что я чуть не оглох. Давай на «ты», ладно? Меня от официоза уже тошнит…
– Давай. А где, если не секрет, ты работаешь?
– Секреты? У нас их нет!
Зеленая птичка-указатель: бери!
«Галочка-выручалочка, отведи меня куда надо…»
Архив открыт для доступа.
…от каждого символа…
…в глубину шарика-мнема…
…ветвятся тысячи корешков-ассоциаций:
«– …Согласны ли вы на проведение ментального сканирования вашей памяти в рамках упомянутого эпизода?
Голос судьи гремит под сводами зала.
– Да, ваша честь.
– Ультимат-опросчик, приступайте.
…Окровавленное тело у края тротуара. Вой двигуна на форсаже – удаляется, гаснет. Сердце отчаянно стучит в груди. Скорее, проверить – жив ли, вызвать помощь…
Стоп. Назад. Замедлить.
Есть!
За долю секунды перед тем, как прикипеть к скорчившемуся, изломанному телу, взгляд успевает вскользь мазнуть по пустынной улочке. Скрывающийся за углом мобиль. Сознание свидетеля не успело его зафиксировать. Но „шоковая“ память сохранила всё, до мельчайших деталей. Конкретизация… номер…
– …единственный выживший свидетель находится в коме. Врачи не дают никаких гарантий. В свете сложившейся ситуации было получено согласие родственников пострадавшего на проведение ментального сканирования мозга…
– Я готов, ваша честь…
– …Я невиновен! Я требую ментальной проверки моих показаний!..
– Ваше требование признано уместным. Эксперт Лешуа, приступайте…»
Экстренный вызов коммуникатора пронзил запястье мерзким зудом. Регина едва сдержалась, чтобы не выдать что-нибудь из лексикона адмирала Рейнеке.
– Прошу прощения. Меня вызывают.
– «Экстра»? – Клод тактично отошел в сторону. – Сочувствую.
В голосфере объявилась хмурая физиономия комиссара Фрейрена.
– Дудки! – рявкнула Регина, не дав комиссару и рта раскрыть. – У нас юбилей интерната! Все мои друзья, однокашники… Когда я их увижу? Еще сто лет ждать?!
– Я жду вас у ворот, – не слушая ее, сказал Фрейрен. – Поторопитесь.
Выглядел он – краше в гроб кладут. На рукаве комиссарского сюртука Регина лишь сейчас разглядела креповую повязку. «Его самого выдернули, – догадалась она. – С похорон. А тут я с юбилеями…»
– Сейчас буду.
У калитки она едва не столкнулась со старшим коллегой – маркизом Трессау. Оглянувшись, Регина увидела еще трех человек, спешивших к ним. Один показался знакомым. Ну да, конечно… Доктор Клайзенау, бессменный врач интерната, за прошедшие годы совсем не изменился.
V
В «Шмеле» едва хватило места для двоих. Пристроившись рядом с комиссаром, Регина чувстовала себя кошкой, зажатой в щели между стеной и шкафом. Ее не утешала даже теория, гласившая, что любовь крупных мужчин к тесным кабинам говорит о подспудном желании вернуться в материнскую утробу. Находиться в одной утробе с Фрейреном – то еще удовольствие…
– Что случилось?
Комиссар уверенно поднял аэромоб в воздух. Следом взлетела вторая машина, куда более вместительная – она приняла на борт доктора Клайзенау и прочих «юбиляров». Замигала панель навигатора: «Шмель» брал курс на заповедник «Серебряный бор».
– Вот, – вместо ответа комиссар бросил ей на колени планшет. – Ознакомьтесь и подпишите.
Текст, выведенный на экран, предупреждал:
«Я, Регина ван Фрассен, обязуюсь… не разглашать сведений, которые будут мне доверены или станут известны иным путем… не сообщать устно, письменно и ментально кому бы то ни было… не передавать и не раскрывать публично… не использовать в своих интересах, или в интересах других лиц… я предупреждена, что в случае нарушения… к уголовной ответственности в соответствии с законодательством…»
– Стилус в нижнем гнезде. Не упрямьтесь. Так будет лучше.
Регина не знала, кому так будет лучше, но подписала, не чинясь.
– Теперь вы введете меня в курс дела?
– Нет.
– Это шутка, комиссар?
– Мне не до шуток, – подтверждая сказанное, лицо Фрейрена было мрачней тучи. – Я сам мало что знаю. Прилетим, нам всё расскажут, покажут…
– Куда мы летим? Или это тоже государственная тайна?
– Правительственный поселок «Заречье». Бывали там?
– Ни разу.
– Всё однажды случается впервые…
Чувствовалось, что говорит комиссар через силу. Регина тоже замолчала, против воли то и дело косясь на траурную повязку Фрейрена. Черный креп притягивал взгляд, как магнитом. В повязке, как в символе, сосредоточилась вся неизвестность, ждущая человека за гробом – или в правительственном поселке «Заречье», где всё расскажут и покажут.
– Сын, – бросил Фрейрен, заметив нервный интерес соседки. – Вы же хотели спросить: кто? Отвечаю – сын. Старший. Миротворческая бригада «Саркастодон», майор саперного батальона. Погиб при исполнении, под Непаем… Это на Кутхе, в системе Наль-Цер.
– Я в курсе. Там что, до сих пор?
– Там – всегда.
– Каутли?
– Нет, сепаратисты ФОК. Диверсия на трубопроводе…
Машина шла над верхушками елей, давших название заповеднику. Море серебристой хвои простиралось во все стороны. Искрясь на солнце, мягкие волны текли к горизонту. Нельзя было даже заподозрить, что каждая хвоинка этих елей, выведенных по спецзаказу, гораздо жестче и острей, чем у других пород. Выпрыгни из кабины, или ввергни «Шмель» в убийственное пике – и уверься, пока летишь, что войдешь без всплеска в расплавленное серебро…
«Прошлое не уходит, – думала Регина, лихорадочно подыскивая слова. – Оно стоит за спиной. Дышит в затылок. Ты убеждаешь себя, что отринул, вычеркнул, обошел на дистанции… И вдруг тебя догоняют, хлопают по плечу: „Привет!“ Уж лучше ожидаемый удар, чем такой внезапный привет. Я надеялась, что Кутха забыта. Изгнана в самый отдаленный, самый невостребованный клочок моей памяти. Дура я, дура…»
– Извините.
– Ничего.
– Примите мои соболезнования.
Комиссар кивнул – так, словно у него затекла шея.
– Когда мы вернемся?
– Не знаю.
– В каком смысле?
– В прямом, – держа правую руку в сфере управления, комиссар левой достал платок и вытер пот со лба. – Не знаю. Может, к вечеру. Может, завтра. Или через неделю. Не волнуйтесь, в клинику уже сообщили. Вашего пациента, если что, пронаблюдает доктор Ронберг. Мне сказали, операция прошла успешно…
– Что вы такое говорите?
– Могу повторить. В клинику сообщили. Вашего пациента…
– При чем тут пациент? К вечеру я должна быть дома!
– Назначили встречу? Отмените.
– У меня Фрида!
– Какая еще Фрида? – возмутился комиссар, явно заподозрив кое-кого в нетрадиционной сексуальной ориентации. – Позвоните вашей Фриде и сообщите, что свидание переносится…
– Сами ей позвоните!
– И позвоню!
– И позвоните! Фрида – это химера!
– Э-э… Это аллегория?
