Олег Таругин - Холодный бриз
— Что значит, где?! Там, где и находилась до начала этого вашего… маски-шоу со стрельбой. На маневрах 'Си-Бриз', где ж еще?
— Хорошо, я понял. Посмотрите вон туда. Да, туда, на стену. Видите календарь? Юлия Александровна, вынужден вас разочаровать: сейчас на дворе сороковой год, и ни о каких маневрах с международным участием никто и слыхом не слыхивал. Как и о вашем глянцевом гламурном журнале. К счастью.
— Очень смешно.
— Находите это смешным? А я вот не нахожу. И, честно говоря, не верю, что вы и на самом деле ничего не поняли. Конечно, вы женщина и можете не слишком разбираться в военной форме или оружии, но неужели вообще ничего не заподозрили?
— Н…нет. Вы о чем?
— Гражданка Соломко, как бы не было сложно это воспринять, вы сейчас находитесь в прошлом, за сорок три года до своего рождения!
— Может, хватит нести глупости? Ну да, я вспомнила, недавно по телеку показывали фильм про войну, там была похожая на вашу форма. И что с того? Календарь можно отпечатать на любом принтере, форму взять напрокат на киностудии или у ребят — военных реконструкторов — я про них как-то статейку писала. Считаете, я должна поверить всей этой чуши? Чего вы от меня хотите?
— Всё-таки считаете, что все это чушь? Что ж, Юлия Александровна, похоже, с вами будет сложнее работать, чем мне казалось вначале. А ведь придется поверить. У вас, простите, выхода другого нет. Не захотите сами — найдем способ заставить.
— Бросьте. Мы не на телевидении.
— Простите, не понял?
— Ну, типа, мы не на программе 'розыгрыш'. Да и кто станет меня разыгрывать на таком уровне? Это ж сколько бабла стоит…
— Не знаю, что это такое 'программа розыгрыш' и 'бабло', но вас и на самом деле никто не разыгрывает. Вы в сороковом году, и поэтому я очень рекомендую принять это, как должное, и четко и правдиво отвечать на мои вопросы.
— Прекратите. Любая шутка хороша в меру. Ваша — затянулась. Ещё скажите, что за дверью сейчас стоят Сталин с Берией и, хлопая друг дружку по плечам, ухахатываются, слушая весь этот бред! Юмористы, блин…
Следователь встал и, скрипя сапогами, зашел ей за спину. Наклонился — Юлю окатило запахом какого-то незнакомого, явно, не 'Кензо', одеколона — и неожиданно зло прошипел прямо ей в ухо:
— Если ты, сука, еще раз позволишь себе подобные выражения в адрес товарища Сталина или товарища Берия, Магадан тебе раем покажется. Лично прослежу, чтобы тебя в самый занюханный лагерь отправили, где лето во вторую среду июля начинается. А заканчивается во второй четверг. И в мужскую зону. Поняла, подстилка буржуазная? Или, как ты там говорила — 'гламурная'? Я правильно понял суть твоего долбанного глянцевого журнальчика? В ногах валяться станешь, чтобы по чистой пятьдесят восьмой пойти! Ты меня точно поняла, сука?
И вот тут ее пробрало. По-настоящему. Не то, чтоб она сразу поверила всему, о чем перед этим говорил следователь — например, что такое 'чистая пятьдесят восьмая', она попросту понятия не имела, да и насчет сорокового года тоже все было весьма спорно, — но… Журналистка неожиданно заплакала, размазывая по щекам оставшуюся тушь.
Следователь же, наоборот, неожиданно успокоился и, опустившись на стул, неспешно закурил и очень вежливо сказал:
— Вам все понятно, гражданка Соломко? Если вы еще раз (дочитавший до этого места Иосиф Виссарионович, хоть и не видел воочию не вошедшей в протокол сцены, снова ухмыльнулся, ощущая, как понемногу возвращается хорошее настроение) упомянете имя товарища Сталина или товарища Берия в подобном контексте, я буду вынужден поговорить с вами несколько иначе. И не так, как сейчас, а гораздо, гораздо хуже. Давайте начнем сначала, хорошо?
Юля судорожно кивнула. С ней, единственной дочери в семье, еще никогда ТАК не разговаривали. Да что там 'не разговаривали' — на руках носили. И в институт пристроили, и в журнал, с главредом в неформальной, так сказать, обстановке познакомили, а тут… тут она, похоже и на самом деле никто!..
От этой мысли журналистка неожиданно зарыдала в голос, до икоты, что называется.
Следователь терпеливо ждал, пока она успокоится. Не дождался и дернул щекой:
— Ладно, продолжим позже. Сержант, — он устало потер виски, — увести подследственную. Давайте следующего, кто там у вас?..
****Москва, площадь Дзержинского, 25–26 июля 1940 года
В ночь на двадцать шестое Крамарчук, считай, и вовсе не спал. Вроде, и лег, как обычно, приняв 'на сон грядущий' самим же установленную норму в сто пятьдесят граммов коньяка, но уже через полчаса понял, что уснуть вряд ли удастся — не давала покоя грядущая встреча со Сталиным. За прошедшие дни он неплохо — с его точки зрения, по крайней мере — поработал, исписав почти всю принесенную бумагу и перенеся на учтенные страницы всё, что сумел вспомнить — или посчитал нужным донести до сведения Иосифа Виссарионовича. История предстоящей войны — и основные просчеты большевиков, начиная с революции и Гражданской; послевоенные годы — и причины распада Союза; расклад мировых сил в конце двадцатого — начале двадцать первого века. Почти пятьдесят исписанных аккуратным почерком листов; краткая история великой страны, преломленная через призму памяти и мировоззрения конкретного человека, некоего Юрия Анатольевича Крамарчука, 1955 года рождения, подполковника несуществующей в этой реальности украинской армии…
К слову, хрестоматийный ноутбук ему доставили, как и обещал майор, еще двадцатого числа. Доставил не сам Михаил — бериевский порученец, видимо, был занят какими-то более важными делами, — а незнакомый Юрию капитан госбезопасности, все время, пока подполковник копался в начинке ноута, просидевший с каменным лицом у него за спиной. Контролировал, надо полагать, на тот случай, если он вдруг попытается испортить секретную технику или удалить какие-то данные. Хм, интересно, это получается, капитан хоть немного, но разбирается в компьютере? Значит, местные спецы уже довольно плотно приступили к изучению артефактов, и он — один из них. Что ж, молодцы, не теряют зря времени.
Ничего особо интересного в недрах 'пятьсот восьмого' Самсунга, как он и ожидал, не обнаружилось. Стандартный набор программ для явно нелицензионной ХР, несколько папок с личными фотографиями (никого из сфотографированных он не узнал), какие-то набранные с кучей ошибок расходно-приходные документы по матчасти на украинском языке и тому подобная лабудень — абсолютно ничего, способного, если верить классикам жанра альтернативной истории, 'в корне перевернуть ход будущей войны'. Ну, разве что папка с фотографиями боевых самолетов и вертолетов: видимо, прежний хозяин ноутбука увлекался современной авиацией и недавно побывал на каком-то авиасалоне, похоже — московском МАКСе. Крамарчук с трудом представлял, какая от этого может быть польза без чертежей и технических характеристик, даже если и показать их авиаконструкторам. Разумеется, обнаружилась и запрятанная куда подальше папка с не особо жесткой порнушкой, которую Юрий, злорадно ухмыльнувшись, сделал видимой. На этом работу можно было с чистой совестью считать законченной, поскольку сам по себе ноутбук представлял куда большую ценность, нежели его содержимое. Закончив работу, подполковник отключил комп и кивнул сопровождающему:
— Спасибо, товарищ капитан, я закончил. Свои соображения изложу письменно и сдам товарищу майору.
Тот кивнул в ответ, аккуратно убрал 'нотик' и зарядное устройство в сумку и, откозыряв, ушел, так и не проронив ни слова.
Крамарчук положил перед собой чистый лист и изложил свои мысли относительно ноутбука и его содержимого. Текста получилось совсем немного и, поразмыслив пару минут, подполковник вкратце описал перспективы разработки и использования компьютеров, для вящей серьезности документа добавив и несколько конкретных имен и названий (ну да, куда ж без Силиконовой долины и лично товарища Гейтса?). Перечитал. Пожалуй, так и оставим. Большим знатоком компьютерной грамоты он себя не считал, да и был весьма далек от мысли, что Лаврентий Павлович не найдет — точнее, уже не нашел — среди гостей-'попаданцев' тех, кто сумеет объяснить местным специалистам устройство и принципы работы компьютерной техники.
Больше ничего экстраординарного за эти дни не произошло. Михаил, несмотря на давешнее обещание, приходил только один раз, дня три назад, да и то ненадолго. Одобрительно покачивая головой, — вижу, Юрий Анатольевич, вы времени зря не теряли, очень хорошо! — просмотрел уже исписанные листы, убрал их в свою папку и ушел, осведомившись на прощание, нет ли каких-либо пожеланий или просьб. 'Сержант Верочка', хоть и исправно приносила завтрак, обед и ужин (к последнему, как выяснилось, полагалась бутылка коньяка и пачка 'Герцеговины'), держалась по-прежнему строго-официально, не позволяя ни малейшего намека на более близкое, читай — 'человеческое', общение. Чем частенько напоминала Юрию классическую фразу из любого американского боевика: 'ничего личного, просто бизнес'. На дармовой коньяк подполковник особо не налегал, сразу же установив для себя норму грамм в сто-сто пятьдесят, да и то перед сном; куревом тоже старался не злоупотреблять — психологическое напряжение первых после переноса дней схлынуло, и курить хотелось уже меньше, что не могло не радовать.
