Александр Зорич - Завтра война
— Мы тоже. Нас премировали. То есть поощрили, — робко сказал я.
— За храбрость в бою! — нашелся Коля.
— Вы были в настоящем бою? — удивилась та, что назвалась Иссой.
— А как же! — расцвел Коля и добавил с бывалым видом: — Работа у нас такая… Нелегкая!
— Кто хочет легкой жизни, тот в офицеры не идет, — задумчиво отозвалась Исса.
— Только мы пока что не офицеры. А просто кадеты. — Колю пробило на скромность. — Мы еще учимся. В Северной Военно-Космической Академии, на третьем курсе. Нам до офицеров еще жить и жить. Одних экзаменов — попробуй сдай!
Каюсь, в тот момент я был готов убить Колю за эти откровения. Да что убить — растерзать!
Ну кто тянет его за язык? А? Ну хочется девушкам думать, что мы офицеры — и пусть думают. Нет же! Наслушался всякой чуши на «Этике военнослужащего» про то, что скромность украшает. Вот сейчас скиснут наши черноглазые, развернутся — и поминай как звали! Все-таки плохо быть отличником — слишком многое начинаешь воспринимать всерьез.
К счастью для нас, девушки не выказали разочарования. Напротив, даже оживились и зачирикали.
Исса пошла рассказывать шутки-прибаутки про то, как сама училась (она-то уже была офицером, причем не чего-нибудь, а Службы Психологического Контроля!). А ее скромница-подруга — кстати сказать, обладательница очень особенного, не клонского лица, которая ничего не рассказывала, а в основном поддакивала «так и есть!», «вот уж правда так правда!», «и не говори!», — тут же пошла строить глазки нашему Николаю. Ну дела!
Дальше все было как в книжках-фильмах и брехливых рассказах кадетов.
Я сбегал за пивом для нас четверых. А потом — снова за пивом, но на сей раз захватил соленого картофеля на закуску, чтобы закрепить взаимопонимание.
Потом мы купались и играли в мяч. Но главное, главное! Мы договорились пойти вечером на танцы.
Невероятно? Невероятно.
Если бы мне кто-то рассказал, что за два часа можно заклеить двух офицеров Клона, я бы рассмеялся ему в лицо.
В общем, как-то само собой получилось, что я стал ухаживать за Иссой, а Коля — за Риши.
Солнце нешутейно припекало и пляжный народ засобирался на обед. Исса и Риши тоже заерзали на своих шезлонгах и стали украдкой переговариваться друг с другом на каком-то особом жаргоне, который абсолютно не брали наши с Самохвальским «Сигурды». Все свидетельствовало о том, что для первого знакомства мы пообщались достаточно и пора по домам.
Мы с Колей оделись и уже собрались идти, когда Исса вдруг сказала:
— Так что, вот мы и стали друзьями?
— Конечно, стали! — поспешил подтвердить я.
— Тогда в знак нашей дружбы я предлагаю вам спеть вместе песню!
Есть в мире любители пения, и немало. Но я не из таких. Медведь наступил мне на ухо еще в яслях — по крайней мере уже тогда воспитатели, жалея свой слух, меня к прекрасному не принуждали.
Но Исса высказала свое предложение таким требовательным и в то же время наивным тоном, что я понял: отказаться — значит плюнуть ей в душу и поссориться с ней навеки.
— Песню? Исса, но мы же не знаем ваших песен… Мы и своих-то не особо знаем, — попытался выкрутиться Самохвальский, тоже тот еще певун.
— Это не беда! Мы вас научим! — горячо заверила нас Исса.
— Всего один куплет! Это же просто! — утешила Риши. Растянувшись в кислых улыбках, мы с Колей закивали, преисполняясь фальшивым энтузиазмом. Мы, конечно, знали из курса сравнительного обществоведения, что в Конкордии хоровое пение — самый востребованный вид искусства. И что искусство требует жертв, мы тоже знали. Но кто мог предположить, что его жертвами станем мы?
Ну да ладно. Чего только не сделаешь ради знакомства с двумя красивыми девушками!
— И какие там слова? — спросил я.
— И что за мелодия? — подхватил Коля.
— Они очень простые! — заверила Риши.
— Вот послушайте! — сказала Исса и, глядя мутным взором прямо перед собой, запела:
«Над нашей Родиною тучи грозовые,Враги злокозненные замыслы куют,Но не страшат нас бури огневые,Не за курорты ордена дают…»
Мы с Колей нестройно подтянули — чтобы показать, что мы стараемся, запоминаем. А потом, когда стало ясно, что слова мы выучили, мы грянули все вчетвером — я, Коля, Исса и Риши.
Получилось довольно громко и зловеще.
Но, странное дело, никто, ну совершенно никто на пляже даже не посмотрел в нашу сторону! Дескать, ну что тут особенного — поют люди. (Вот у нас на Земле точно таращился бы весь пляж, включая роботов-разносчиков. Еще ненароком и городовой прибежал бы — посмотреть, все ли в порядке, не нужна ли кому скорая психиатрическая помощь.)
— Понимаете, у нас есть такая традиция. Когда знакомишься с человеком, нужно обязательно вместе спеть, — пояснила Риши, когда мы окончили. Мне показалось, что в ее тоне можно было уловить извиняющиеся нотки. Или только показалось?
— Я понимаю, — кивнул я.
— Наш народ очень любит музыку! — самозабвенно добавила Исса.
— Я понимаю, — еще более прочувствованно заверил ее я. Откровенно говоря, в обществе таких заек я был готов демонстрировать любые чудеса понимания.
Да, традиция. Да, народ любит музыку. Я понимал все, кроме одного: почему девушки выбрали именно эту песню?
Ведь это же чудовищная дисгармония: пляж, олеандры, дружественное море, с одной стороны, и «тучи грозовые» да «бури огневые» — с другой. Увы, даже на отдыхе они думали об одной только войне.
Что сказать про тот вечер? Самое сильное эротическое переживание моей жизни. И никак не меньше.
Вначале мы вчетвером оказались на танцплощадке. Играли типично клонскую музыку — медленную, раздумчивую, вязкую. Музыка была оркестровой и какой-то совершенно нетанцевальной — так мне показалось поначалу. Она не звала на телесные подвиги. От нее вообще хотелось спать!
Да и сама клонская манера танцевать у меня попервой доверия не вызывала. Не танцы — а синхронное плавание какое-то.
Когда музыка становилась быстрее, они начинали водить свои плавные хороводы. Когда замедлялась — разбивались по парочкам и держась за руки, топтались по углам. Тихо-тихо, как кролики.
И что же это такое, спрашивается? Где справедливость, товарищи? Ведь танцы — это же, как известно каждому кадету, предлог для сравнительно тесных телесных взаимодействий? И где они в таком случае?
Когда я случайно встретился взглядом с Колей, который как раз танцевал с Риши (ее он на скорую руку перекрестил в Иришу), я понял: мой лучший друг озабочен теми же практическими вопросами.
Но я просто недооценил эту «бесплотную» манеру проводить время, практически не касаясь друг друга. Когда мы с Иссой оказались в паре, я понял: свои эротические двести двадцать вольт клоны на этих танцульках выхватывают. И еще как!
Недостижимая для телесного контакта Исса медленно покачивалась рядом со мной, не сводя с меня взгляда. Ее улыбка была загадочной, меланхоличной, провокационной.
В ее ореховых глазах разворачивалась подлинная мистерия космоса. И музыка, эта самая приторможенная музыка настраивала мистерию на эротическую волну. «Плодитесь и размножайтесь», — отчетливо нашептывал синтезатор.
Танцующая Исса казалась мне кудесницей. Самой желанной женщиной Галактики. И никаких сомнений в этом в тот момент у меня не возникало.
Каждый ее плавный жест, каждый величественный поворот головы — все это обольщало и обещало сами знаете что.
Даже главное правило клонских танцев, которое можно было обобщить до музейного призыва «руками не трогать», этой сказки не портило.
В общем, после двух таких танцев я просто погиб. Я влюбился в Иссу по самые уши и до сих пор, даже после всего, что потом произошло, ни на минуту об этом не жалею.
Но все эти довольно сложные для кадета чувства были осознаны мною потом. А тогда — тогда мне просто приятно было танцевать с ней, разговаривать с ней, дышать с ней одним воздухом.
— Может, пояснишь мне одно странное обстоятельство? — вдруг спросил я.
— Давай!
— Почему те девушки, которые учились в нашей Академии, никогда не ходили на танцы? Ведь танцы же в Конкордии не запрещены, как я вижу?
— Что ты, Александр! Конечно, нет! — возмутилась Исса.
— В чем же тогда дело? Им что — лениво было?
— Дело не в лени. У нас есть такое понятие «курум-урдван». Оно означает «жизнь в разлуке»… (пояснение, кстати, не было лишним — «Сигурд» частенько пасовал перед «высокой» ветвью конкордийского языка)… У многих людей бывают целые периоды «курум-урдвана». Это как у вас в Объединенных Нациях — траур. Разве кто-нибудь ходит на танцы во время траура?
— Нет, конечно! Во время траура мы на танцы не ходим, — горячо заверил ее я, а сам подумал: «кто как» и «смотря по ком траур». — Но я все-таки недопонял. Ты хочешь сказать, что те клон… конкордийские девушки с общетехнического факультета были в разлуке со своими любимыми или, допустим, женихами? И что эта разлука для них была как для нас траур? То есть они, чтобы случайно не изменить своим женихам, я имею в виду, не изменить в мыслях, даже на танцы не ходили?
