Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский
– Но ты же меня поправишь? – спрашиваю я с тревогой. – Если что?
– Тебе придётся вернуться и всего несколько раз поцеловать пайолу у моих ног. Но – униженно, ты понимаешь меня, Марк?
– Готово. Подключил ИПМ. Проверяю. Есть контакт. Подаю свет на блок управления от своего источника питания.
– Вижу, блок под светом… Минуту. Доступаюсь… О-па! Отказ в доступе.
– Слушаю тебя, Кирилл.
– Ты знаешь, похоже, повреждение. Внутреннее.
– Диагноз.
– Не замыкание. Не усталостный дефект. Не определяется блок «свой – чужой». Никогда не понимал, зачем они нужны, эти «кубики»… а вся схема на них стоит… не обойдёшь.
– А от инопланетян? – тихонько, не мешая Кириллу, говорю я.
– Все мы немного инопланетяне, – бормочет Кирилл, ему невозможно помешать, когда он со своими устройствами контроля работает. Унимодуль мой сияет монитором, прямо весь переливается. Я вспоминаю, что в Касабланке Матулин не раз становился призёром на соревнованиях по скоростной диагностике. Главный инженер Касабланки господин Хьюго Тжадд устраивал в своей вотчине много разных соревнований и конкурсов. Шкаб однажды пытался получить у губернатора Кафу разрешение на организовать гонки на грузовозах. «Технилам, значит, можно играть в тотализатор, а нам, пилотам, нельзя?»
– Марк… Есть одна мысль, – говорит Кирилл медленно.
– Как открыть?
– Нет, Марк. Открывать, ты знаешь, надо осторожно и с долгими интеллектуальными паузами. Потому что мысль такая: изнутри заперто. Не повреждение это.
Глава 6 Бенганн по прозвищу Хич-Хайк
В мои первоначальные намерения входил грубый взлом люка. Данные на кристаллах БВС, буде она вообще наличествует, пострадать от допущения в рабочий объём недружественной среды не могли, а время и силы мы сэкономили б здорово. Но теперь рекогносцировка территории стройки комплекса и отбор сохранившейся информации и баз данных безусловный приоритет – теряют. Если там – хоть кто-то… Если там хоть кто-то – жив…
Обмен информацией с «Сердечником». Нам приказано ждать. Ждём час. Не знаю, что они там делают целый час, а я этот час трачу на всестороннее и подробное исследование доступного мне с балкона оперативного поля. Брожу туда-сюда по балкону на подковках, неукоснительно придерживаясь за рукоять карабина, надетого на поручень, время от времени открывая карабин и пропуская стойки. Всё снимаю на видео. Почти ничего нового не узнаю. Несколько кранов аварийного сброса давления торчат из-под экрана (прорехи сделаны стропорезом и запластырены по краям). Ни одной свободной от тканевого экрана надстройки или элемента конструкции. РСМ-экран натягивался на балок уже после стыковки секций между собой, сразу на все, крепление швов степлерное. Ни одной антенны в поле зрения. Правее шлюза к балкону заведена и наварена штатная арматура для посадки и фиксации монтажных ботов, на пять рам, все рамы пусты. И действительно, нигде ни одной марки, даже ручной.
Понятно, что облетать тысячетонным грузовозом неуправляемый рэк комплекса с запитанным генератором инерции дело кислое. Но в спецкостюме, одному, без элементарного даже микробота под седалищем, – ничего не осмотришь. И я впервые всерьёз думаю, не вернуться ли мне на машину и не заняться ли сборкой катера. Воздуха у нас мало, вот что…
Возвращаюсь я к шлюзу, пристёгиваюсь к поручню накрепко, пью воду, ем витамины. Дрейф грузовоз относительно рэка имеет, я уже вижу невооружённым глазом: тросик мой провис сильно, метров на восемь грузовоз приблизился, но – за два с половиной часа, коррекция не нужна пока. Тут меня наконец вызывают, и начинается совещание в составе: я, Кирилл и главный инженер экспедиции Дёготь, озвучиваемый синтезатором. Его вытащили из трюмов и доставили на рацию. Это и заняло час. Я сказал: совещание начинается, но оно начинается не сразу с появлением в эфире Дёгтя, а приходится ждать, пока видео, отснятое мной за крайний час, у них там, на «Сердечнике», декодируется и пока Дёготь его не отсмотрит. По картинке он, Дёготь, официально, для отчёта, опознаёт тип исследуемого объекта, затем ищет в своём архиве конкретную документацию. Находит. Пересылает её Кириллу. Присланные файлы декодируются у нас, на «ОК».
В костюме у меня хорошо, чувствую я себя нормально, то бишь совершаю дыхательные движения громко, но спокойно. Я уже привык, притворяюсь совершенно автоматически.
– Это стандартные секции BBUV, согласен с мнением главного инженера, – говорит Матулин. – Четыре герметичных объёма на секцию, то бишь рабочий отсек, «пэхэошка» и две «пээркашки». «Пээркашки» полностью утоплены в корпуса секций. Один объём негерметичный, малый, сопряжённый с ССГО рабочего отсека. Нам не интересен вообще, наружу выходит только клапан сброса-выравнивания, рука в перчатке не пролезет. Объём секции девяносто кубов, объём обитания – сорок шесть и три. Стыкуются между собой набортными агрегатами. Так…
Вот тут совещание начинается.
– Словом, ты имеешь в виду, что на бортах крайних секций под тканью есть свободные стыковочные узлы.
– Да. И товарищ Дёготь тоже так считает, насколько я понял. Хотя ясно было с самого начала…
– Работаю с настоящими экспертами, – смиренно говорю я.
– А то что ж, – говорит Кирилл.
– Какого типа узлы? – спрашиваю я.
– Сейчас… ищу спецификации…
– Это старые ССВП-АМ, – булькает войсом Дёготь с «Сердечника».
– Подробнее, товарищ главный инженер. Что нам это даёт?
– Пассивные… гибридные… ССВП-АМ… – булькает Дёготь и умолкает.
– Да ничего это нам не даёт, Марк, – говорит Кирилл твёрдо.
– Я тоже так понимаю, – вмешивается Нота. – То есть Вилен Фёдорович так понимает. Марк, ретранслирую тебе главного инженера, у нас проблемы с озвучкой.
– Ясно, – говорю я со вздохом. – Иду смотреть глазами.
– Наблюдаем за тобой, – тепло говорит Кирилл.
– Всегда с документацией у нас в Космосе полное АСИУ… – ворчу я.
Никого моё утверждение не удивляет и не образовывает. Половина менеджеров любого обитаемого космического объекта всегда, непрерывно, безнадёжно и обречённо – работают над обновлением (восстановлением, точнее) баз данных технической и методологической документации. Некоторым файлам за сто лет, я сам видел. Но что там файлы, что там цифровые массивы! Библиотека документации для, скажем, моего родного «Будапешта» занимает у нас целую десятиметровую выгородку и имеет массу полтонны. Одиннадцать стоек, набитых пластиковыми книжками. И никогда руки не доходят отсканировать. А в уже цифровом виде мы этих данных со Шкабом так никогда и не нашли.
Я иду направо от шлюза. Балкон не охватывает крайнюю секцию балка по периметру. Я закрепляюсь на поручне ножными кошками, выдвигаюсь в Космос на длину тела и вижу, да, явно край надстройки стыковочного агрегата, закрытый тканевым экраном. Дотянуться до него отсюда невозможно. И зацепиться там, у надстройки, не за что. Наверное, всё-таки надо возвращаться на грузовоз и собирать катер,
