Лоис Буджолд - Барраяр
Корделии удалось сохранить спокойное лицо, но в животе у нее что-то затряслось. — Понимаю.
— Я хочу, чтобы старик держался от моей лаборатории подальше, миледи. Все равно, как вы этого добьетесь. Мне не нужно, чтобы на меня вываливали это дерьмо. Тем более с такой высоты.
— Я сейчас посмотрю… ждите здесь.
Корделия плотнее запахнулась в халат поверх зеленой пижамы, поправила кислородную трубку и осторожно двинулась по коридору. Эйрел, полуофициально одетый в военные брюки и рубашку, сидел в своей палате за столиком у окна. Единственным признаком того, что он еще на излечении от затяжной солтоксиновой пневмонии, была идущая к носу кислородная трубка. Он разговаривал с каким-то человеком; Куделка вел запись. Слава богу, собеседником Эйрела оказался не граф Петр, а всего лишь секретарь министра Форталы.
— Эйрел, ты мне нужен.
— Это не подождет?
— Нет.
Он поднялся со стула с коротким, — Извините, джентльмены, я ненадолго, — и прошел через холл вслед за Корделией. Пропустив его в палату, Корделия плотно закрыла за ними дверь.
— Капитан Вааген, пожалуйста, расскажите Эйрелу то, что только что рассказали мне.
Вааген, с видом чуть более нервозным, повторил свой рассказ. К его чести, ни одной подробности он не смягчил. По мере того, как Эйрел выслушивал, на его плечи точно ложился незримый груз, так они горбились и напрягались.
— Благодарю, капитан. Вы правильно сделали, что доложили. Я позабочусь об этом вопросе немедленно.
— Это все? — Вааген с сомнением покосился на Корделию
Она ответила жестом открытой ладонью. — Вы же слышали, что он сказал.
Вааген пожал плечами, откозырял и удалился.
— Ты не сомневаешься в том, что он рассказал правду? — спросила Корделия.
— Дорогая, мысли моего-отца-графа по этому предмету я выслушиваю вот уже неделю.
— Вы спорили?
— Спорил он. Я просто слушал.
Эйрел вернулся в свою палату и попросил Куделку и секретаря подождать в коридоре. Корделия, присев на кровать, наблюдала, как он отстукивает номер на коммпульте.
— Говорит лорд Форкосиган. Мне нужен разговор одновременно с начальником охраны Имперского военного госпиталя и коммандером Саймоном Иллианом. Соедините меня с ними, пожалуйста.
Потребовалось немного времени, чтобы разыскать обоих. Начальник охраны, судя по смазанному фону изображения, был сейчас в своем кабинете где-то в госпитальном комплексе. Иллиана нашли в лаборатории судмедэкспертизы в штаб-квартире СБ.
— Джентльмены. — Лицо Эйрела не выражало ничего. — Я хочу аннулировать допуск Безопасности. — Оба офицера приготовились делать записи на своих комм-пультах. — Генералу графу Петру Форкосигану запрещается доступ в Корпус Шесть биохимических лабораторий Имперского военного Госпиталя, впредь и до дальнейших распоряжений. Моих личных распоряжений.
Иллиан замялся. — Сэр… Генерал Форкосиган императорским приказом имеет полный допуск. Уже много лет. Чтобы его отменить, мне тоже нужен приказ императора.
— Именно его вы и слышите, Иллиан. — В голосе Форкосигана скрежетнуло нетерпение. — Так приказываю я, Эйрел Форкосиган, Регент Его Императорского Величества Грегора Форбарры. Достаточно официально?
Иллиан тихо присвистнул, но, едва Форкосиган нахмурился, придал своему лицу полнейшую бесстрастность — Так точно, сэр. Принято к исполнению. Что-нибудь еще?
— Это все. И только в одно это здание.
— Сэр, — заговорил начальник охраны госпиталя, — но что если генерал Форкосиган откажется остановиться по нашему приказу?
Корделия живо вообразила себе картину, как какой-нибудь юный охранник будет повержен наземь этой живой легендой…
— Если вашу охрану настолько обескуражит один-единственный старик, они вправе применять силу вплоть до парализаторов, — ответил Эйрел устало. — Благодарю. Можете быть свободны.
Начальник охраны опасливо кивнул и разорвал связь.
Иллиан еще какую-то минуту маячил на экране, явно испытывая сомнения. — Разумная ли это мысль, в его возрасте? Парализатор может плохо сказаться на сердце. И графу точно не понравится, когда ему сообщат, что он куда-либо не вправе пройти. Кстати, почему…? — Эйрел просто смерил его долгим холодным взглядом. Наконец, Иллиан выпалил: «Есть, сэр!», откозырял и закончил разговор.
Эйрел откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на пустое место над видеопластиной, где только что светились изображения. Потом поднял взгляд на Корделию, и губы его дрогнули в усмешке, выражавшей одновременно иронию и боль. — Он старик, — сказал Форкосиган наконец.
— Этот старик только что пытался убить твоего сына. То, что осталось от твоего сына.
— Я понимаю его взгляды. И его страхи.
— А мои?
— И твои тоже. Вас обоих.
— Когда он будет давить сильней… если попробует сюда вернуться…
— Он — мое прошлое. — Эйрел встретился с ней взглядом. — А ты — будущее. Остаток моей жизни принадлежит будущему. Клянусь в этом своим словом Форкосигана.
Корделия вздохнула и потерла ноющую шею и болящие глаза.
В дверь постучал, а затем тихонько засунул голову Куделка. — Сэр? Секретарь министра спрашивает…
— Минутку, лейтенант, — отмахнулся Форкосиган, жестом выставляя того за дверь.
— Давай-ка сбежим отсюда, — внезапно попросила Корделия.
— Миледи? — озадаченно переспросил Форкосиган.
— Имперский госпиталь, Имперская СБ, и вообще все имперское вызывают у меня тяжелейший случай импероклаустрофобии. Давай уедем на пару дней в Форкосиган-Сюрло. Ты там быстрее поправишься, а твоей преданной свите, — она мотнула головой в сторону коридора, — будет труднее до тебя добраться. Только я и ты, а, парень?
Сработает ли это? Не вернутся ли они к месту своего летнего счастья лишь затем, чтобы обнаружить, что не осталось ничего — все смыли осенние дожди? Она ощущала в душе отчаяние. Ей так хотелось хотела найти их утраченное равновесие, прочную сердцевину, на которую можно опереться.
Эйрел одобрительно приподнял бровь. — Отличная идея, милый капитан. И отца возьмем с собой.
— А надо ли на… ох, да. Понимаю. Конечно.
Глава 10
Корделия медленно проснулась, потянулась и забралась поглубже под огромное, подбитое пухом шелковое одеяло. Другая сторона кровати была пуста и — она потрогала вмятину на подушке — уже остыла. Должно быть, Эйрел удалился из спальни на цыпочках еще рано утром. Корделия блаженствовала: наконец-то она чувствовала, что выспалась, а, проснувшись, не ощутила цепенящей усталости, которая так давно не отпускала ее разум и плоть. Уже третью ночь кряду она спала прекрасно, согретая теплом тела Эйрела, и оба они были счастливы избавиться от так раздражавших кислородных трубок в носу.
Нынче утром их спальня — угловая комната на втором этаже старого здания, перестроенного из бывших казарм, — была прохладной и очень тихой. Широкое окно выходило на ярко-зеленую лужайку; ее дальнюю часть сейчас скрывал туман, окутавший и деревню, и холмы на дальнем берегу. Это сырое утро было таким приятным, правильным, таким чудным контрастом с уютом пухового одеяла. Когда она села, свежий розовый шрам на животе лишь заныл.
В дверь просунула голову Друшнякова. — Миледи? — тихо окликнула она, но тут увидела, что Корделия сидит, спустив босые ноги с краю кровати и крутит ступнями, пытаясь оживить застоявшуюся кровь. — О, отлично, вы уже проснулись.
Дру боком протиснулась в дверь, неся в руках большой и многообещающий поднос с едой. На ней было одно из самых удобных платьев, с широкой трехслойной юбкой, а поверх надет стеганый вышитый жилет. Ее шаги звонко простучали по широким половицам, потом сделались бесшумными, когда она ступила на тканый вручную половик возле постели.
— Я есть хочу, — удивленно заметила Корделия, обоняния которой достиг аромат еды с подноса. — Наверное, в первый раз за три недели. — Три недели с той жуткой ночи в особняке Форкосиганов.
Улыбнувшись, Дру поставила поднос на столик у большого окна. Корделия накинула халат, нашарила тапочки и направилась прямиком к кофейнику. Дру стояла поблизости, готовая подхватить ее, если она пошатнется, но сегодня Корделия не ощущала себя слабой. Она уселась и потянулась за истекающей паром кашей, маслом и кувшинчиком с горячим сиропом, который барраярцы варят из прокипяченного древесного сока. Чудесная еда.
— Ты уже ела, Дру? Хочешь кофе? Сколько сейчас времени?
Телохранительница покачала белокурой головой. — Я сыта, миледи. Около одиннадцати.
Дру была неизменной частью окружающего мира Корделии в последние ее несколько дней Форкосиган-Сюрло. Но лишь сейчас, в первый раз с тех пор, как покинула госпиталь, Корделия взглянула на девушку внимательно. Дру была бдительной и собранной, как обычно, но было в ней какое-то скрытое напряжение, та же неловкость, что и у оплошавших охранников. Наверное, дело было в том, что Корделия выздоравливала, но ей так эгоистично хотелось сейчас, чтобы и люди вокруг нее были счастливыми, а не тянули ее обратно к отчаянию и горю.
