Алексей Бессонов - Змеи Эскулапа
Вскоре туман начал редеть. Над рекой поднималось солнце, его первые, далекие еще лучики заставили седой мрак отступить до следующего вечера. Огоновский с силой потер глаза и устало опустился на металлический стульчик. Ингр поглядел на него и усмехнулся:
– Пожалуй, пора…
Взрыкнув движками, катер слегка присел на корму и понесся по центру реки, стараясь не приближаться к заросшим кустарником берегам. Через несколько минут Андрею показалось, что слева по борту промелкнули несколько темных, островерхих построек с покосившимися деревянными причалами, нависавшими над водой.
– Здесь уже живут люди? – спросил он.
– Люди живут везде, – флегматично ответил Ингр. – Скоро мы увидим поселки рыболовов. К вечеру надо будет продать катер и уходить вглубь страны. Не знаю, что произошло за время нашего отсутствия, но окогда мы отправлялись, эта провинция еще не была задета мятежом.
К полудню Ингр завалился спать. Вместо него за рычаги сел Андрей. Катер ровно бежал по реке, иногда на далеком берегу Огоновский явственно различал небольшие селения, десятки лодок, лежащих вверх дном на берегу, людей, занятых развешиванием сетей – но на них, как ему казалось, никто не обращал внимания. Пологие, местами заболоченные берега сменялись песчаными обрывами, над которыми качались на ветру высоченные ржаво-зеленые деревья, а пару раз он видел рыбацкие лодки, из высоких узких труб которых валил густой черный дым. Монотонность плавания действовала на него расслябляюще.
«Что бы я делал сейчас, если бы не проклятая война? – думал Андрей, постукивая пальцами по набалдашнику правого рычага. – Наверное, играл бы с Акселем в карты или ехал к больному… а может, пил бы с девчонками на веранде коньяк. Черт поймет, который у нас нынче час…»
Он вспоминал жаркие оксдэмские вечера, желтые фонарики, качавшиеся на ветру по углам просторной веранды его дома, запах жаренного на углях мяса, веселое щебетание троих его девушек – то ли служанок, то ли наложниц, – и ироничные глаза доктора Кренца, рассматривающего сквозь свет новый, только присланный с Авроры коньяк. О Кренце, мобилизованном в десант в первые же дни войны, он не слышал ничего. При любых раскладах, в сумятице первого года боевых действий найти друг друга было прктически невозможно: он не знал, в какое соединение попал его приятель, а уж Кренц, конечно, и понятия не имел, на каком корабле сражается Андрей.
Девушки наверняка уже нарожали целую ораву чужих детей, роскошная некогда усадьба пришла в полный упадок, и сейчас там, скорее всего, обитает какой-нибудь чин из военной администрации… его сержанты бродят по округе, соблазняя фермерских дочек, большая часть шахтеров мобилизована, а те, что остались, все так же мрачно пашут и пьют дешевую местную бурду, выгоняемую из плохо растущей пшеницы. Огоновский мрачно сплюнул на металлический пол и долго, тщательно растирал плевок подошвой ботфорта.
От воспоминаний его отвлек Халеф, неожиданно всунувшися в рубку:
– Есть будешь?
Огоновский поскреб затылок.
– Буду. Что, опять каша?
Он ужасно тосковал по обычной, старой как мир, жареной картошке с добрым куском свинины, но на Трайтелларе о ней можно было только мечтать – отправляя сюда людей, Айорс не озаботились этим элементом рациона, планета была и так богата всякой съедобной всячиной.
– Лучше дай мне кусок мяса с этой травой… как ее там?
Халеф молча кивнул и исчез. Через минуту он появился с большой походной тарелкой и кружкой, от которой пахло аррой. Андрей внимательно посмотрел на парня: за последние дни он буквально почернел, под глазами появились темные круги. На Андрея тот старался не смотреть.
– Посиди, поболтаем, – предложил Огоновский.
Халеф нахмурился.
– О чем?
– Разве тебе не скучно целыми днями сидеть в кубрике и молиться?
– Если человеку скучно молиться, ему лучше умереть. Впрочем, я и так скоро умру…
– С чего это ты взял? – поразился Андрей. – Ты чувствуешь себя больным? Давай я осмотрю тебя.
Халеф мрачно усмехнулся и опустил голову.
– Ты думаешь, что я смогу выжить в Стране Солдат?
– А что такое? В чем проблема?
– Там не любят таких, как я. Слишком много еретиков бежало туда в День Солнцеворота. Они ненавидят нас, хранящих Верность Отцам. А моя принадлежность к Светлым Сыновьям написана у меня на лице…
– Халеф… – Андрей глубоко вздохнул и сделал паузу, чтобы голос прозвучал без намека на иронию: – Халеф, ваша Верность совершенно абсурдна. Те, кого вы привыкли называть Отцами, пали в очень давней войне, их нет, ты понимаешь? От них остались только развалины и кое-какие случайно уцелевшие документы. Ты молишься призракам, Халеф. Ты и те, кого ты называешь Сыновьями. Подумай сам, разве призраки стоят того, чтобы ради них гибли живые люди? Халеф, то, что ты называешь ересью – на самом деле всего лишь здравый смысл, а твоя вера, прости меня, – это просто жестокая глупость. Я уверен, что после войны, когда сюда прилетят наши комиссары, правителей твоей страны ждут ужасные неприятности: у нас с такими вещами не церемонятся.
– Тогда получается, что мы тоже пострадаем за свою веру, – с мрачной решимостью в глазах отозвался юноша, – так, как другие страдали за свое безверие.
Андрей замолчал. По-своему Халеф был прав… он знал, что будет после того, как за Трайтеллар возьмутся всерьез. Наверняка будет большой суд над теми, кто устроил этот гнусный Солнцеворот, опять отшвырнувший почти всю планету назад. Большой, показательный суд, с присутствием обвинителей с других миров: корварцев, россов, возможно, лидданов. И результат известен заранее… преступники будут найдены, изобличены и казнены. Религиозный геноцид – одно из самых тяжких преступлений, на которое Сообщество никогда не смотрит сквозь пальцы. А потом на Трайтелларе останутся прокураторы Конфедерации, и он будет долго, наверное, мучительно врастать в содружество человеческих миров, как это уже произошло с Рогнаром, Виолой и Ралторре, так же заселенными жестокими айоранскими «экспериментаторами», которые отрывали тысячи людей от родной планеты и тащили их через бездны в десятки световых лет.
– Я надеюсь, Ингр знает, как защитить тебя.
Халеф угрюмо нахмурился и вышел. Еще одна проблема, сказал себе Андрей. Что, в самом деле, с ним делать, если тут действительно ненавидят этих сумасшедших фанатиков с юга?
Ингр сменил его незадолго до ужина. Кое-как поев, Андрей спустился в кубрик и лег на койку напротив сопящего во сне Халефа. Какое-то время ему не удавалось заснуть, перед глазами крутилось невесть откуда взявшееся лицо Акселя Кренца, но вскоре захрапел и он.
Его разбудила Касси.
– Одевайся, – коротко распорядилась она. – Мы приплыли.
Всунув ноги в ботфорты, Андрей выскочил на палубу. В лучах закатного солнца он увидел плавно поднимающийся берег реки и небольшой городок с длинным каменным причалом, возле которого стояли несколько пароходиков.
– Кажется, там пожар, – сказал он Ингру через иллюминатор рубки.
– Да, – мрачно ответил тот. – И, по-моему, не один…
Андрей смотрел на темные каменные дома с острыми скатами высоких крыш, и удивлялся почти полному отсутствию людей на улицах – может быть, наступил час молитвы, а может, здесь принято садиться за еду в строго опреденнное время? Он видел лишь редкие фигурки, двигавшиеся среди высоких, похожих на свечи хвойных деревьев, в изобилии раскиданных среди строений городка, и чувствовал, как озабоченность Ингра передается и ему. Прищурившись, он вдруг вспомнил, что в пакете самоспаса должно быть оптико-электронное устройство.
Тонкая черная коробочка пружинисто раскрылась в миниатюрное подобие бинокля. Поднеся окуляры к глазам, Андрей прошелся по ступенчато поднимающимся улочкам и остановился на одной фигурок, суетившейся перед воротами высокого темно-красного строения, из-за которого валил густой серый дым. Электроника мгновенно настроила визир на цель – перед ним был коренастый мужчина с бритой головой, завернутый в грязное подобие юбки, на широком поясе Андрей разглядел нечто вроде топора с длинной рукоятью, а в руках бритоголовый держал автомат!
– Посмотри, – сказал он Ингру, просовывая ему бинокль. – Вот туда, где дым…
– Пять фурканов! – выдохнул тот. – Кажется, в городе банда мародеров!
– А жители?
– Наверное, они здесь уже давно… но, по-моему, их тут немного. Я не вижу ни трупов, ни разбитых ворот. Город как будто спит. Что все это может значить?
– Я, собственно, хотел спросить тебя о том же самом.
– Ладно, – Ингр резко двинул правый рычаг, разворачивая катер носом к причалу. – Это рискованно, но плыть дальше мы все равно не можем: горючего осталось меньше чем на час хода. А отсюда идет дорога в столицу провинции. Может быть, нам удастся обменять катер на машину.
– Ты не боишься, что нас просто перестреляют?
