Тайна пятой планеты - Борис Борисович Батыршин
«…Капитан, не тратя лишних слов, предложил лететь к ’обручу». Предложение адресовалось мне, как наиболее опытному пилоту «буханки» — не буксировщики же отправлять на такую дистанцию? Впрочем, «омар» тоже полетит с нами — Юрка-Кащей уже выводит аппарат наружу, чтобы прицепиться снизу к нашему грузовичку. Кузов «буханки» на этот раз останется пустым — предложение Леднёва взять с собой пару человек в «Кондорах», капитан отверг, как необоснованное и отдающее авантюризмом. Я с ним согласен, нечего им там делать. Да и нам лучше бы подождать с визитом пока «Фубуки» не обозначит своих намерений, Леднёв об этом и слушать не желает. Всё-таки он научный руководитель экспедиции — хотя Волынов дал согласие без особого энтузиазма. Наш капитан — мудрый человек и, как я подозреваю, уже прикидывает, какими осложнениями обернётся эта встреча среди звёзд…
Леднёв летит с нам. Я посоветовал, было, ему облачиться в скафандр и забраться в кузов — но увы, понят не был. Ну и ладно, было бы предложено…
…Возле шлюза нас встретила Юлька в «Скворце» (и когда только успела натянуть?) и заявила, что отправляется с нами. Но сочувствия не встретила — я заявил, что в кабине и вдвоём-то тесно, а втроём будет и вовсе не развернуться; Леднёв же командным, с металлическими нотками, голосом потребовал, чтобы она немедленно отправлялась в лабораторию и садилась за аппаратуру. Задача — постоянное наблюдение за «обручем» во всех диапазонах, включая тахионную сигнатуру. На корабли внимания ноль, добавил он, за ними проследят с мостика, с помощью корабельных радаров. Компене ву?[2]
Чего ж тут не понять? Юлька фыркнула, развернулась на каблуках, — что не так-то просто проделать в массивных башмаках «Скворца» — и удалилась. «Ох и будет мне вечером, тоскливо подумал я, но тут створка люка разошлись, и нам разом стало не до всего, не относящегося к предстоящей вылазке…»
«…Середа с помощниками уже закончили крепить к корме „буханки“ спаренные трубы твердотопливных бустеров. Их применяют в тех нечастых случаях, когда требуется быстро разогнаться и дальше лететь по инерции. В нашем случае, когда бустеры отгорят, включится в работу маршевый двигатель — это сочетание позволит преодолеть четыре с половиной тысячи километров до „обруча“ меньше, чем за час, и за такое же время вернуться обратно. Расплачиваться придётся довольно приличными перегрузками на старте, от чего мы все уже успели отвыкнуть — современные „батутные“ технологии, ионные маршевые двигатели кораблей и слабосильные движки буксировщиков нечасто подкидывают подобные испытания. Но нет худа без добра — перегрузки хотя бы заставят замолчать Валерку, который, едва забравшись в правый ложемент, не перестаёт сыпать соображениями насчёт того, что задумал Гарнье. Нет, это всё важно — но можно потом? Стартовать и разгоняться нам предстоит на ручном управлении — вот отстрелим выгоревшие ускорители, тогда пусть говорит, сколько угодно…»
«…вдумчивой беседы не вышло. Ровно через семь минут после того, как бустеры погасли, и в кабине воцарилась невесомость (топливо для маршевого движка я решил пока поберечь) с „Зари“ сообщили, что „Фубуки“ сблизился с „обручем“ на семьдесят пять километров и выпустил буксировщики. Тут уж не до экономии — я велел Леднёву заткнуться и дал полную тягу. В конце концов, если даже сожжём топливо, предназначенное для возвращения — не беда, „Заря“ подберёт, мы на её экранах, как на ладони. А сейчас надо поскорее добраться до цели и попытаться хоть что-то предпринять, прежде чем наши визави окончательно завладеют инициативой…»
«…Мы не успели. Когда дальномер показал дистанцию до „обруча“ в двести километров, и я развернул „буханку“ кормой вперёд, намереваясь тормозить не маневровыми дюзами, а маршевым движком, японские буксировщики уже ползали по „обручу“. На металлической равнине шириной около сорока километров они были едва различимы, но Леднёв в мощный бинокуляр разглядел, как два „омара“ двигают манипуляторами, крепя на поверхности какие-то контейнеры, а третий торопится от висящего в тридцати километрах „Фубуки“ ещё с двумя ящиками на буксире. Я отрапортовал о ситуации на „Зарю“; оттуда после десяти секунд размышления распорядились приблизиться километров на пятьдесят, зависнуть в Пространстве и наблюдать, не предпринимая никаких действий. Я, как положено, ответил „Ясно, выполняю!“ положил ладони в перчатках (всё же у „Скворца“ они не в пример удобнее, нежели у любой из моделей вакуум-скафандров!) на джойстики — и вот тут-то всё и произошло…»
— Птичка, что у вас?
«Птичка» — позывной грузовика, унёсшего к «обручу» Лёшу и его спутников, Леднёва и Юрку-Кащея. Юлька представила, как Волынов барабанит пальцами по пульту возле переключателя дальней связи — он всегда так делал, когда был чем-то встревожен, вот и сейчас голос выдавал волнение… Юлька слушала переговоры с «буханкой» из астрофизической лаборатории, по дублирующему каналу, но капитанские пальцы, выстукивающие нервическую дробь по тёмному пластику, стояли у неё перед глазами.
— Гнездо, я… не понял… — отозвался Лёшка. Слышимость была отвратная, сплошь треск и улюлюканье помех. Эфир словно сошёл с ума — а ведь всего несколько минут назад он был девственно пуст. А ведь сейчас период спокойного Солнца, Юпитер, гигантский источник радиовозмущений, считай, в противостоянии, по другую сторону светила, — а больше помехам взяться неоткуда…
— … в плоско… на миг… когда врубается зерка… — продолжал Лёшка — …погасло… не совсе… в обру… мельтеше… блики, отсве…
Окончание фразы потонуло в сплошном треске и завываниях. Юлька покрутила верньер настройки. Не помогло.
…ярки… радиально разбега… концентри… хаотичес… без всякой систе… — на этот раз говорил Леднёв. И снова взрыв помех — голоса тонули в нём, прорываясь неразличимыми обрывками фраз.
…Да что это такое творится, а? И, главное, с чего?..
— … попрова… даль… «Скьяпа… — опять забубнило сквозь треск и заполошное бульканье. Кажется, опять Валерка? Нет, толком не разберёшь… Речь, кажется, о дальней связи с марсианской орбитальной станцией ’Скьяпарелли». Но она — то
