Повышение по службе - Александр Николаевич Громов
Так… так… Решение пряталось где-то рядом, я почти осязаемо чувствовал его присутствие. Как скользкая тварь, оно не давалось в руки. Я злился, я скрежетал зубами, и не удивлюсь, если из моих ушей и впрямь валил дым. На мое состояние мне было плевать, а Веня спал. И текло время, унося в ничто минуты, оставшиеся до момента «ноль». Откуда-то я знал: надо что-то делать прямо сейчас, потом будет поздно…
Эрлик, где ты?! Отзовись, помоги!
Нет Эрлика. Есть только я, мирно сопящий Веня, бесчувственные научники в криосне да еще вахтенные на центральном посту, которым невдомек и от которых все равно нет никакой пользы. Возможно, они наблюдают «плазмоиды», вспомнили легенды о них и даже насторожились, но нет такого прибора, который указал бы экипажу на то, что канал скоро схлопнется. Не изобрели еще. И все равно он был бы бесполезен. Какой смысл предупреждать людей о неотвратимой гибели, если они не в силах уклониться от нее? Покинуть канал раньше времени невозможно – этим он похож на туннель, пронзающий гору. Единственный выход вон там, впереди, а свод туннеля вот-вот рухнет. Людям лучше ничего не знать.
Они и не знают. Знаю лишь я, но человек ли я теперь?
Размышлять об этом я не стал: пусть тема богатая, но всему свое время. Я здорово разозлился. В какой-то момент я перестал чувствовать свое тело, а еще спустя мгновение уже не понимал, где нахожусь: внутри корабля или вне его? Меня это совершенно не интересовало. И не удивило, что в какой-то момент я увидел наш корабль со стороны. Он был маленьким, как музейная модель, и при желании я мог бы схватить его одной рукой за носовую надстройку, а другой – дотянуться до дюз. Я мог бы отвесить «Неустрашимому» хорошего пинка – жаль, что это не принесло бы никакой пользы.
Озарило меня внезапно, ну так на то оно и озарение, чтобы вспыхивать сразу, а не разгораться постепенно. Я схватил ближайший «плазмоид», мягкий и податливый, как медуза, схватил другой и соединил их. Они сопротивлялись, корчились, им совсем не хотелось сливаться воедино, их отталкивало друг от друга, как однополярно заряженные шарики, но я переупрямил. Их слияние сопровождалось вспышкой такой силы, что на секунду я ослеп. Это я-то! Корабль и подавно «ослеп»: сгорели все внешние камеры и погасли экраны. Кокон света как-то медленно, будто в дешевой анимации о взрыве сверхновой, вспух, расширился и постепенно угас. Оба «плазмоида» исчезли, а я ощутил, что канал, пожалуй, продержится несколько лишних минут.
И стало ясно, что я должен делать. Пусть вытолкнуть корабль из канала не в моих силах, зато я могу продлить существование самого канала! Хватило бы только «плазмоидов»…
Я ловил их, соединял друг с другом и сжимал. Та еще работенка, я вам доложу! Вспышка! Еще вспышка! Глупые «плазмоиды» и не думали убегать от меня, что сильно облегчало дело. Были ли они чисто физическими объектами или – а почему нет? – примитивными формами жизни, чье существование возможно только в субпространстве, нисколько не интересовало меня. Если они и были живыми, то сложностью не превосходили амеб, а кому их жалко? Лишь одно было существенным: их гибель продлевала каналу жизнь.
Зато, кажется, укорачивала ее мне. Нет, точно укорачивала! После десятка уничтоженных пар «плазмоидов» я не просто напоминал выжатый лимон – если бы дело было только в усталости! Всем своим телом – или что там было вне корабля? – я ощущал, как эти вспышки постепенно убивают меня. Вероятно, они сопровождались гамма-излучением, если не чем-нибудь похуже. Я бы разобрался, чем именно, если бы не был так занят. Канал должен продержаться до тех пор, пока «Неустрашимый» не покинет его, – и точка. Одна цель, одна задача, одна мысль. Иногда и одной вполне достаточно.
После пятнадцатой пары обнуленных «плазмоидов» мне стало совсем худо. Ни о каких посторонних мыслях не могло быть и речи просто физически. Сколько времени я выиграл – даже это знание как-то замылилось. Уже достаточно или еще нет?
Погоня за каждым следующим «плазмоидом» требовала все больше времени. Я сильно уменьшил их количество вокруг корабля и вдобавок стал хуже видеть. Ни с того ни с сего по всему телу пробежала дрожь – хотя не знаю, можно ли назвать телом ту мою часть, что находилась вне корабля. Навалилась слабость, подступила дурнота. Вспышки при уничтожении каждой пары «плазмоидов» спасали экипаж и пассажиров, но губили меня.
Простой убийственный вопрос: а кто, если не я?
Больше некому, вот так повернулось дело. И никто не виноват.
Эрлик, зараза, где ты?!
На что мне твои подарки, если меня вот-вот не станет? Может, ты наградил меня нечеловеческим могуществом лишь для того, чтобы я спас корабль? И дал мне ровно столько силы, чтобы ее впритык хватило для выполнения одной-единственной задачи? Я только дешевая одноразовая марионетка, верно? Я расходный материал или в лучшем случае инструмент. Не очень ценный инструмент, который не жаль сломать… Кто же на самом деле интересует тебя, ради кого ты стараешься? Неужели ради Гарсиа?
А вот интересно: если бы на корабле находился один лишь этот напыщенный буйвол с аксельбантами – стал бы я выбиваться из сил?
Помню, что это была последняя внятная мысль, посетившая меня, и что данную этическую задачку я не решил. Потом – провал. Смутно припоминаю, что я продолжал свою работу, но в реальности или лишь в воображении – кто знает? А очнулся, как обычно, в медотсеке корабля под надзором «Парацельса». Голым. Под простыней. В пределах помещения не наблюдалось ни Лоры, ни каких-либо других ненужных людей.
Корабль шел в обычном пространстве, это я понял сразу. Значит, у меня получилось…
Очень хорошо, подумал я. Кроме того, я жив, что тоже неплохо. А что со мной такое?
Я провел самодиагностику так скоро, что куда там «Парацельсу». Ну ясно: общее переутомление, истощение и прочие признаки загнанной лошади. Словом, надорвался, хорошо еще, что грыжи нет. Нет и никаких признаков лучевой болезни, что странно. Хотя не очень: в каком, собственно, виде я орудовал вне корабля? Вряд ли в качестве белкового тела…
Для начала я отсоединил от себя все катетеры и восстановил нормальное самочувствие. «Парацельс» удивленно пискнул, и я почистил ему память. Не
