Джулиан Мэй - Вторжение
– Роже… милый… как странно все…
Ничего странного. Не бойся.
А вслух я шепчу:
– Ты же не испугалась, когда получила ответ из космоса. Значит, не должна бояться и того, что позволило тебе его расслышать?
Подсознательно она уже чувствует это.
Я обнимаю ее еще крепче, покрываю поцелуями волосы, лицо, шею, слабо пахнущую духами. Неистовое желание, выливающееся в телепатической речи, сметает барьеры ее латентности.
Не бойся, Элен! Я с тобой, я люблю тебя. Твой ум пребывал в долгой спячке, а теперь пробуждается. А мой тоже как бы и не жил, пока не появилась ты.
Роже! Роже?..
Вот видишь, я не лгу. Мы поможем друг другу познать это чудо.
Она отвечает – сперва несмело, невнятно. Ей трудно разобраться в сумятице мыслей и чувств. Но мало-помалу ее внутренняя речь обретает связность. И мне то и дело приходится применять коррекцию, потому что Элен близка к истерике. Я успокаиваю ее, целую обнаженное загорелое плечо, руки, похолодевшие ладони. С помощью психокинеза вытаскиваю из пучка шпильки, и светлые волосы рассыпаются по плечам.
– Роже?! – кричит она. – Так это ПРАВДА? Я не сплю? Боже! Боже! Неужели… наши умы… взаимодействуют…
Да. У нас с тобой особенные умы. Они любят друг друга.
Я неторопливо раздеваю ее. Взглядом задергиваю шторы, оставляя щелочку. Тонкий лунный луч падает на ее тело. Кровь бурлит у меня в жилах, и я все время осаживаю себя, опасаясь потерять самоконтроль.
Бывают люди с нестандартным складом ума. И у тебя, и у меня это наследственное. Таких, как мы, наверняка много. Поскольку экстрасенсорика…
В ее глазах смесь ужаса и экстаза; она протягивает ко мне руки и стонет:
– Иди ко мне! Умоляю, не говори больше ничего, я этого не вынесу! Просто люби меня.
Я сбрасываю одежду, немного робея. Да-да! Сколько надежд, сколько безудержных фантазий уже разбилось о прозу жизни! Я хорошо себе представляю, что значит совершенство в любви, и моя готовность достичь его – своеобразный вызов. Необходимо, чтобы и она его достигла, ведь до сей поры, подобно мне, бедняжка знала лишь банальное удовлетворение полового инстинкта.
Будь осторожен, Роже, не пугай ее!
– Закрой глаза, chйrie, – говорю я. – Доверься мне.
Тело и мозг охвачены пламенем. Я готов. Как в многократно виденном сне, мы отрываемся от пола. Я легко, естественно вхожу в нее. Ощутив мой жар в своем теле, она забывает всегдашнюю холодность и кричит. Глаза ее открыты, но видят они только меня. Наши движения слаженны, гармоничны и доставляют нам экстатическое блаженство, какое может возникнуть только из одновременного слияния тел и умов в состоянии невесомости. Когда настает кульминация, мой мозг содрогается в конвульсиях, а Элен на миг теряет сознание. Я поддерживаю ее в воздухе и медленно опускаюсь на пол. Мы долго не можем отдышаться, я благодарю Бога за такой подарок. Вот так мы будем парить в вечном блаженстве, не ведая страха…
Голова Элен лежит на моем плече. Я глажу ее по волосам.
– Я никогда… никогда… – Она не находит слов.
– Тебе хорошо со мной?
– Роже! Теперь я понимаю, что так влекло меня к тебе. Неужели всему виной… экстрасенсорика?
– Ну, в том числе. А еще не забывай, что я царевич в жабьей шкуре.
Она улыбнулась и приникла ко мне.
– Ты удивительный человек. Знаешь, мне кажется, будто все это происходило в воздухе.
Я тоже постепенно прихожу в себя.
Поверь, я долго тебя искал. А когда нашел, то испугался: вдруг не получится… так, как мечталось. Но, слава Богу, все получилось.
Она подняла голову и ошарашенно посмотрела на меня. Я вглядывался в каждую черточку любимого лица. И не дал ей задать вопрос – заткнул рот поцелуем.
– Не может быть! – прошептала Элен, оторвавшись наконец от моих губ.
– Почему? – в свою очередь улыбнулся я. – Ты же слышала: царевич-жаба спал на листе кувшинки, ожидая появления суженой… своей царевны-лягушки.
– Нет, не верю! Это что, какой-то спиритизм?.. Нормальный человек не может…
Я вновь заставил ее замолчать. Потом открыл свой ум и показал ей все, как есть. Неожиданно для меня она разрыдалась.
– Мой бедный, милый Роже! О Господи! А если б мы не нашли друг друга?
– Не знаю. Как видишь, моя первая любовь окончилась катастрофой. Я думал, что ее чувство так же глубоко, как мое, но ошибся, ведь она не могла открыться мне. И больше я не мог так рисковать, понимаешь?
– А во мне ты уверен – Это было утверждение, а не вопрос.
– Заметив, что я ненормален, ты попала в самую точку. Конечно, ненормален. Но, к счастью для меня, ты тоже ненормальна и потому должна выйти за меня замуж. – Я улыбнулся ей в лунном свете и прочертил кончиками пальцев звенящую дорожку вдоль ее позвоночника.
– О нет! – выкрикнула Элен.
– Что, не выйдешь?
– Конечно, выйду, глупый! Только… может, нам немного передохнуть? Ты хоть понимаешь, как измучил меня?
Я ухмыльнулся.
– Нам, царским отпрыскам, неизвестно слово «нет». У нас особые привилегии и особые потребности.
– Но я не выдержу… Второй раз за ночь! – притворно запротестовала она. – Что будет, если завтра здесь обнаружат мой хладный труп? Ведь все подозрения падут на тебя. Представь, в каком положении ты окажешься, когда прокурор потребует, чтобы ты предъявил суду орудие убийства! Поднимется вульгарная шумиха, чувствительные дамочки станут просить у тебя автограф, о-о-о…
Шшш.
Ах, любимый!
Не волнуйся. Если тебя это пугает, можно переместиться на кровать.
Элен сняла дом в Бреттон-Вудз и переоборудовала одну из спален под редакцию журнала. А другую мы все лето использовали по назначению. Мы решили пожениться в ноябре, когда она оформит развод. В те годы католическая церковь косо смотрела на подобные браки, не говоря уже о нашей греховной связи. Но ради Элен я готов был бросить вызов целой армии архангелов и потому загнал в глубины подсознания чувство вины, неизбежно преследующее всякого, кто отступает от своих принципов. Едва ли тот, кто не поднялся до метапсихической оперантности, разглядит за эротическим наслаждением подлинную близость душ, воспеваемую во все века поэтами и музыкантами. Правда, по отношению к другим Элен никогда не была на сто процентов оперантной, зато со мной достигла полной гармонии. Мы общались без слов, чувствовали малейшие перепады в настроении друг друга, угадывали самые сокровенные желания. Любовники, причастные к Единству, скорее всего, сочтут наше взаимодействие убогим, неуклюжим – ну и пускай, мы ощущали себя так, будто очутились в Стране Чудес. Прежде Элен не везло на партнеров: никто не сумел ее возбудить, и менее всех – дубина муж. Она уже отчаялась избавиться от сексуальной заторможенности, и на этой почве у нее даже развился некий комплекс. А со мной ей не пришлось ни притворяться, ни выяснять отношения. Я знал всю ее подноготную едва ли не с первой минуты знакомства. Пожалуй, это была самая удивительная особенность нашей любви – она и ускорила развязку, ибо я в своей глупой наивности сразу не осознал, к чему может привести безоружное вторжение в чужой мир.
Те четыре месяца стали самым счастливым временем в моей жизни. Не будь Элен, я бы превратился в стороннего наблюдателя, а то и в марионетку. Ныне я понимаю, наш разрыв помог свершиться великому предначертанию, но был ли он нарочно подстроен Лилмиком, или гуманоиды просто воспользовались нашей маленькой трагедией – этот вопрос остается для меня открытым. Призрак наверняка знает, но молчит, как молчало небо, когда я молил его ниспослать мне силу духа для преодоления гордыни и злобы, что теперь, спустя сто с лишним лет давалось бы мне без труда…
И все-таки дослушайте до конца. Сначала приятные воспоминания.
Пикники с шампанским и любовью на берегу старого доброго Гудзонова залива.
Теннис при луне на корте отеля Уайт-Маунтинс (весь его штат знал обо мне и Элен, но никто и рта не решался раскрыть, потому что Элен была постоянной клиенткой).
Хождение по кабакам в Монреале, где мы когда-то провели уик-энд и где я, встав на защиту ее чести от посягательств какой-то сволочи, еще более пьяной, чем мы, устроил дикий скандал с психическим битьем посуды.
Поездки в Бостон, шикарные апартаменты в Ритц-Карлтоне, концерты поп-музыки под открытым небом, магазины, рынки и отменная пища.
Визиты в загородной дом Донованов, где Элен учила меня ходить под парусом на озере и где мы без устали прочесывали все антикварные лавки в округе, а потом заканчивали день жареным на костре омаром и любовью у самой кромки берега.
Гонки в ее красном «порше» по лесам штата Мэн, где она играла в догонялки с лесовозами на ста тридцати в час.
Любовь в ненастный вечер на сиденье моего дряблого «фольксвагена» посреди крытого моста в Вермонте.
Любовь на лугу, неподалеку от ее дома в Конкорде, где над нами вились бабочки, обезумевшие от сотрясения эфира.
