Кристофер Банч - Флот обреченных
Однако мы не просто полны непреклонной решимости сберечь для истории генетический код нации. Мы готовы пожертвовать всем, дабы сохранить…
Она сделала эффектную паузу, чтобы последнее слово, стократно усиленное динамиками, хлыстом пало на толпу.
— …честь!
— Честь! — взревела толпа. — Честь!
— Да, честь, — сказала леди Этего. — Пусть ни один иноземец не заблуждается касательно того, что это слово значит для всякого таанца. Для нас это не просто громкое слово, ибо оно требует жертв ради будущего наших детей и детей наших детей. И мы пожертвуем всем ради нашей чести. Все мы лучше умрем, чем увидим честь нашей нации попранной.
Она сделала новую паузу, набычилась.
— Ибо без чести не может быть будущего. Утратив честь, таанский народ перестанет существовать как раса. И если нам придется всем до одного умереть, дабы утвердить высокое понятие о себе и отстоять свое понимание священной чести, — что ж, погибнем все, разве это важно? Пусть мы исчезнем, однако оставим яркий, несмываемый след в истории Вселенной!
И через тысячу лет, и через две тысячи лет живые существа будут читать о нас и восхищаться тем, как высоко мы вознесли понятие чести. Они будут проклинать себя за свою слабость и поносить себя последними словами, ибо никогда никакому живому существу уже не удастся вознести понятие чести столь же высоко — и поступать в соответствии с идеалом. Но дети наших далеких потомков могут сказать родителям: они же все умерли! И их родители кивнут: да, они погибли, все до единого. Однако они умерли… с честью!
Казалось, что прошло не меньше получаса, прежде чем толпа успокоилась и смогла слушать речь леди Этего дальше. Люди кричали, рыдали, обнимались, поднимали детей на руки, чтобы те могли лучше разглядеть исторический момент.
Леди Этего все это время невозмутимо стояла на трибуне, давая возможность морю эмоций успокоиться. Ее лицо не покидало суровое выражение. Она ждала.
— Итак, соотечественники, — продолжила она, угадав нужный момент, — я призвала вас сюда для празднества. Дабы прославить нашу преданность чести и подтвердить наше желание не уронить ее. Это будет трудно. Неимоверно трудно. Ибо наш враг потрясающе силен. Враг безжалостен — и не угомонится, пока не поставит каждого таанца на колени. Мы не раз блистательно побеждали этого врага, но и несли великие потери.
Впрочем, все это не важно. Я приветствую наших врагов. Как и вы должны благодарить судьбу за таких врагов. Ибо нашему поколению посчастливилось жить в годину решающих испытаний. Враг такой силы понуждает нас преодолеть все наши последние слабости. И когда мы преодолеем последние наши слабости, сильнее нас не будет никого. Очищенные и просветленные, мы победим.
Но если нам всем придется погибнуть… за нашу честь…
Последние слова были произнесены мягко, как слова заклинания или молитвы. Толпа затаила дыхание, как бы в предчувствии апофеоза речи.
Леди Этего медленно воздела руки в чистое таанское небо. В голове Стэна мелькнуло: «Как странно, она ни разу не назвала имени вечного императора». Этот прием умолчания был настолько хорош, что Стэн взял его себе на заметку — отличный пропагандистский трюк: сатанинская анонимность врага, его неназываемость.
— Торжественно обещаю вам, соотечественники, что я буду преследовать и гнать врага везде, где его встречу. Я вышвырну его из Пограничных миров. Я выкурю его из Кавите, где он трусливо залег. И затем буду неустанно преследовать его до последних пределов Галактики, пока он не запросит пощады. Клянусь вам, соотечественники, я буду бороться всеми силами. Клянусь одержать победу. Быструю и восхитительную. Но я всего лишь человек, и у меня могут быть слабости. Какой-то изъян во мне может помешать мне выполнить задуманное.
И если я не оправдаю ваших упований, если я не вырву победу для вас…
Последовала долгая пауза.
— …тогда я знаю, что велит мне долг чести!
Стэн был равнодушен к беснованию толпы. Черт с ними, с этими одуревшими простаками. Но что ни говори, он впервые слышал государственного лидера, который обращался к своему народу — и искренне верил в правдивость каждого своего слова!
С тех пор как Стэн отправился в Колдиез, Сакс-клуб успел закрыться, открыться и опять закрыться. Через несколько часов он откроется вновь, а пока Алекс, Сент-Клер и Л’н с волнением ждали возвращения Стэна в пустом ночном клубе.
Чтобы скрыть свою тревогу, они занимались тем, чем солдаты занимаются в перерывах между боями с тех самых пор, как первый придурок поднял с земли камень и сообразил, что им можно швырнуть в своих соплеменников. Короче, они сидели, ворчали и переругивались.
— Нет, я не хочу жаловаться, — говорила Сент-Клер. — Дела заведения идут отлично, и мне по вкусу выбивать денежки из чертовых таанцев. Просто я человек, которому всегда важен результат.
— Верно, — поддержала Л’н. Она сказала это, быть может, слишком поспешно, но при этом подняла на Сент-Клер хитрую розовую мохнатую мордашку. В ее глазках был немой вопрос.
— А в чем, собственно, проблема, моя медовая? — спросил Алекс.
— В последнее время у меня такое ощущение, что мы топчемся на месте. Ну, подрываем их валюту. Хорошо. Организуем саботаж на производстве. Выкрадываем их секреты. И вообще гадим, где только можно. Прекрасно. Так и нужно; мы им показываем, где раки зимуют.
— Ну так в чем же проблема? — робко осведомилась Л’н.
— Я хочу, чтобы они взвыли, чтоб у них искры из глаз летели! — сказала Сент-Клер. — Я спрашиваю себя: в достаточной ли степени мы вредим нашему врагу?
— Ну, по этому поводу есть история про моего прапрапрадедушку… — начал Алекс.
К счастью, появление блудного сына прервало его рассказ.
У Стэна был ужасающий вид: волосы всклокочены, глаза ввалились, одежда висит как на вешалке. И шел он — прихрамывая.
— Что произошло, черт возьми? — засуетилась Сент-Клер.
Стэн тяжело вздохнул, рухнул в кресло и отчаянным жестом указал на свой рот.
Алекс поспешил принести ему кружку доброго холодного пива. Стэн осушил кружку четырьмя глотками и со стуком опустил ее на стол. Алекс незамедлительно наполнил ее снова. Стэн отпил половину, рыгнул и сделал еще глоточек.
— Ну? — поторопила его Сент-Клер.
— В какую-то минуту показалось, что мне конец. Я попал в полицейскую облаву.
Трое его друзей пришли в ужас. Стэн сделал успокоительный жест.
— Оказывается, этим придуркам понадобился народ на демонстрацию — для изъявления патриотических чувств. И вот мы торчали на главной площади больше пяти часов, пока не явилась леди Этего и не стала промывать нам мозги, призывая к массовому самоубийству. Мы немножко подумали, а потом спросили: ладно, согласны, только можно нам сейчас разойтись по домам?
Черта с два. Эта Этего заявила, что сейчас будет представление театра марионеток, и следующие одиннадцать часов мы выслушивали душераздирающие исповеди врагов народа — нам их показывали на громадных экранах.
— Что за враги народа? — спросила Л’н.
— Да те самые, которых мы выдумали. К концу, когда этих типов казнили, я даже испытал к ним некоторую жалость.
— Жалость — не грех, — произнес Алекс. — Только не делай из нее привычки.
Стэн оставил эту реплику без комментария. Он попросил чего-нибудь поесть и за едой рассказал друзьям о своих приключениях в Колдиезе.
— И что мы предпримем теперь? — спросила Сент-Клер.
— Просто будем поддерживать надежную работу нашей агентурной сети. Поощрять коррупцию везде, где только увидим слабину. И не очень высовываться, чтобы не погореть.
— Тоска, — вздохнула Л’н. — Ты же обещал, что будет круто, что романтики будет выше крыши. Интриги! Опасности! Подпольные акции! Маэстро, я не подписывалась на такую скуку.
Все рассмеялись.
— Боюсь, нам пока придется играть по маленькой, — сказал Стэн. — До сих пор мы справлялись с делом без осечек. Мы готовы к великим свершениям, но придется ждать исторических событий, чтобы проявить себя. А эти исторические события от нас не зависят. Например, война в Пограничных мирах. Или на Кавите.
Он встал и налил всем по кружке пива.
— Мы приготовили таанцам отменный капкан — рано или поздно он сработает.
Глава 52
Империя кое-чему научилась благодаря успешной бойне в системе Пел’е.
Маршал Ян Махони просмотрел предварительные планы бомбардировки перед вторжением в Пограничные миры и рявкнул:
— Удвойте!
— Что удвоить, сэр?
— Все.
Начальник его штаба повел бровями и в точности выполнил приказ. Количество артиллерии, ракет и бомб, доставляемых в Пограничные миры, было удвоено. А потом Махони удвоил и это количество.
