Гранд-адмирал. Том 5. Миттельшпиль - Илья Сергеевич Модус
Да какие тут исключения?
Оба учения воспитывают своих последователей так, чтобы те не знали и не хотели ничего знать о своем прошлом, семье, жизни, которая была у них до начала обучения.
Все они одинаковы.
Никто не прав.
Истина — где-то между этими закостенелыми догмами.
Бре’ано Умакк не тешил себя мыслью, что открывшееся ему провидение является истиной в последней инстанции.
Не существует конца самопознания.
Есть только путь длиною в жизнь.
Преодоление неудач, совершение ошибок, стремление заботиться о чем-то большем, чем еда на столе и вода из крана.
Чтобы жить и стремиться, а не существовать, нужна мечта.
Идея.
Нечто большее, чем простые истины и комфорт.
Сила и реальный мир — неотделимы друг от друга.
В противном случае Сила бы просто не могла влиять на действительность и все способности одаренных ограничивались бы нематериальными приемами.
Но все иначе.
Все будет по-другому.
Мон-каламари улыбался, понимая, что он сражается за правое дело.
Дело своей жизни.
Он ничуть не сожалел о том, что узнал об этом в такой момент.
Лучше поздно, чем никогда.
Но понимание должно наступить до того, как будут совершены непоправимые ошибки.
Бре’ано уничтожал противников одного за другим.
Из пустоты в груди он изливает сострадание за причиняемы смерти, непрерывным эхом отражающиеся в Силе.
Он источает абсолютную эмпатию.
Совершенное понимание.
Он принимает боль, которую причиняет своими действиями; и разделяет боль, которую причиняет.
Он разделяет с убитыми им абсолютно все воспоминания о многоцветье жизни: непередаваемая белизна страдания, красный прилив ярости, черная дыра отчаяния, ослепляющее излучение невосполнимой утраты…
И веру в свою правоту.
Он понимает и признает необходимость действия каждой из сторон.
И твердо уверен в том, что иначе поступить невозможно.
Это не просто борьба бластеров и светового меча.
Это борьба идей.
Идеи дать второй шанс привнести в галактику нечто новое, хорошее, светлое, ДОСТОЙНОЕ.
Против слепой веры в необходимость искоренить инакомыслие.
Он не скрывает, несмотря на то, что противник не в состоянии этого понять, насколько сильно он любит все это, ибо все эти явления суть одно: боль и радость, расставание и воссоединение, жизнь и смерть.
Любить что-то означает любить все сразу, ибо ни одна вещь, ни одна эмоция, ни одна мысль в галактике не может существовать сама по себе, а только вместе со всеми остальными.
Всеобъемлющая вселенная.
Сила.
Все в одном.
Он знает, что среди нечувствительных к Силе противников, которые стремятся его убить, все же есть и тот, кто поймет.
Может быть.
А может и нет.
Это его право.
Его воля — поступать так, как он считает верным.
Его свобода.
Которую нельзя ограничить.
Но ровно до тех пор, пока свобода одного разумного не означает ущемление свободы другого.
Он проецирует свои мысли в Силу, надеясь, что они достигнут своего адресата, что будут восприняты и поняты.
Он черпает Силу из недр самого Храма.
Он высасывает ее глотками чистейшей энергии, которая подобно глотку родниковой воды, освежает его и дает новые силы сражаться.
Он впитывает в себя боль и страдания, радости и свершения, которые произошли в этом Храме за тысячи лет его существования.
Он использует все это в качестве топлива для своего посыла в Силу.
Он ощущает ответный зов в Силе.
Он понимает, что его посыл достиг умов братьев и сестер по Ордену джедаев, спрятавшихся в различных уголках галактики.
Они растеряны, разозлены, обеспокоены, напуганы, заинтересованы…
Разные взгляды, разные мировоззрения, разная степень понимания его посылов и намерений.
Но он был услышан.
Теперь дело за малым.
Осталось принести жертву и доказать, что новый взгляд на Силу достоин того, чтобы за него сражаться.
Бре’ано Умакк не страшится этого.
Он понимает и принимает необходимость шага, который необходимо сделать ему одному.
И он улыбается.
Наверное, это какая-то изощренная шутка вселенной — всю жизнь быть слепцом, чтобы в конце пути познать истину.
Возможно, это и есть то самое испытание, к которому он готовился всю свою жизнь.
Да.
Несомненно.
Так оно и есть.
Бре’ано Умакк улыбался.
Он был готов к последнему испытанию.
А потому, круша вражеских солдат, он начал продвигаться к своему оппоненту, нетерпеливо ожидающему, когда же бывший учитель выдохнется и станет легкой мишенью.
* * *
Удар световым клинком по энергетическому посоху, невидимая петля, с разрушительной энергией хлещущая по коже между большим и указательным пальцем штурмовика, отличающегося от своих собратьев.
Он вооружен и подготовлен для боя с джедаем
Но это его не спасает.
Он умирает раньше, чем видит стремительно приближающийся к нему бело-голубой клинок.
Смерч лихо закрученного сальто над головами двух сражающихся бок о бок воинов… и их беспомощное падение, когда световой меч одним ударом рассекает основания их шей и отрубает конечности…
Изумленное мигание глаз уже другого воина Содружества, когда энергетическое острие вонзается в его открытый рот, прожигая твердое нёбо до самых костей черепа…
В этих кратких вспышках — смерть, которую несет Бре’ано Умакк своим противникам…
Резкий запах подгорелого молока с добавками металла — так пахнет человеческая кровь, свертывающаяся из-за жара клинка… бахрома обжигающего льда — полоски его плоти, иссеченные бластерными выстрелами…
Холодное пламя контролируемого гнева, отравляющего сознание…
Это всего лишь слабые помехи в симфонии Силы, которую исполняет мастер-дженсаарай.
Сила не только поддерживает его, не только поднимает и уносит его: Сила втекает в вены, чтобы его сердце билось в одном ритме с ритмом окружающей вселенной.
Он стал Силой, и Сила стала им.
Он и не подозревает о неотвратимости смерти: причины и следствия исчезли вместе со страхом, и сомнениями, и болью в ту самую нескончаемую секунду, когда он сознательно лишил себя самообладания.
У него была цель, к которой он шел долгие тридцать лет.
И он постигал ее.
В один момент штурмовики и солдаты противника просто закончились.
Мон-каламари на мгновение остановился, оглядываясь по сторонам.
Да, он убил всех противников, которые находились в Вестибюле Храма джедаев.
Всех тех, кто пытался убить его.
Кроме одного.
Того самого, который выжидал.
И сейчас медленно двигался к нему навстречу, поднимая клинок в характерной для Соресу позиции.
Стоя до сих пор под сводом остатков арки главного входа в Храм, он шел навстречу своему учителю.
Не прекращая взращивать в себе ярость и гнев, усиливая себя с помощью Темной Стороны Силы.
Желая могущества и победы.
Иссушая себя изнутри.
Выжигая дочиста.
Бре’ано Умак улыбнулся, видя то, что идет к нему навстречу.
Он безошибочно осознал, что вот это — прямо здесь, прямо сейчас — и есть то самое, ради чего он прожил жизнь.
Его ноги ступили на этот путь в тот день, когда он родился; любой успех или трагедия, любая дурацкая выходка и унижение, каждый необъяснимый поворот жестокой судьбы добавлял каплю к тому потоку внутри него, который копился за барьерами самодисциплины.
Эти барьеры были созданы джедаями, пытавшимися сгладить острые углы его высокомерия и страха; безжалостными шутками приятелей, высмеивающих его попытки впечатлить их; и даже обучением у наставника…
«Джедай ничего не строит из себя, Бре’ано. Сражение — это не игра. Для джедая схватка — это заведомый проигрыш. Трагедия. Если необходимо пролить кровь, джедай делает это быстро, хирургически точно, со всем подобающим почтением. Со скорбью».
Так ему говорили.
Говорили, твердили, вдалбливали в голову.
И не верили в это.
Не принимали.
Умак так долго, так натужно пытался быть тем, кем все хотели его видеть; пытался сдерживать свой страх, свои едкие шуточки, звучавшие не к месту и не ко времени; пытался быть хорошим учеником, хорошим другом, скромным разумным, настоящим джедаем…
Но под сводом этой арки попыткам пришел конец.
Нет причины и дальше отрицать правду о себе.
Игра в героя не просто допустима… она необходима.
Чтобы удержать этот порог, недостаточно ранить и убивать, недостаточно быть сдержанным, хирургически точным, и скорбящим. Чтобы удержать порог, он должен не просто разить, а разить без усилия, без опасения, со смехом.
С радостью.
Чтобы удержать порог, он должен танцевать, кружить и прыгать, увлекая своих противников.
Жертв.
Он должен вынудить их сознательно помедлить перед тем, как выступить против него.
Должен заставить их бояться.
Он произнес слова: волшебное заклинание, разрушившее барьеры и освободившее бурный поток.
Поток, который смыл с него всю шелуху, оставив
