Сергей Снегов - Люди как боги - 1 (редакция 1966 года)
Андре стал доказывать, что перед нами «Менделеев» Роберта Листа, затерявшийся в мировом пространстве четыреста лет назад. Мне показалось невероятным, чтоб корабль с мертвым экипажем мог сохраниться за четыре века блуждания.
— Я тоже что-то не верю в мертвых летучих голландцев космоса, — сказала Вера.
Когда до корабля оставалось с миллион километров, на нем заработала радиостанция небольшой мощности. Андре запустил дешифратор на все радиодиапазоны.
Незнакомые звездоплаватели, применяя старинную азбуку Морзе, пытались заговорить с нами на русском и английском языках. Отчетливо различались фразы: «Земля… Лишен управления. Камагин, Громан… Земля… Звездолет „Менделеев“…»
— На этот раз ты угадал, — сказал я Андре. — Первый успех после многих провалов.
В пространство понеслись радиоволны нашего корабля. «Слышу вас хорошо, — диктовала Ольга. — Я звездолет с Земли, типа Звездный Плуг. Отсутствие у вас управления значения не имеет. Заторможу и поведу на посадку своими полями. Дверей без команды не открывать».
А затем «Пожиратель пространства» повис над фотонным звездолетом, осветив его прожекторами. Рядом со Звездным Плугом ракета казалась крохотной. Выброшенное поле плавно втягивало «Менделеева» в недра нашего корабля, потом вывело на причальную площадь, где стояли оперативные звездолеты, планетолеты и авиетки.
На площади встретить негаданных гостей собрался весь экипаж.
Дверь ракеты распахнулась, из нее высунулась лесенка. На лесенку выбрались два низеньких молодых человека. Они сорвали с себя шлемы и замахали ими, мы закричали и зааплодировали.
Потом, словно по соглашению, наступила на миг тишина, и мы услышали первые слова космонавтов с ракеты.
— Боже, какие они высокие! — сказал один по-русски. — Это же не люди, а великаны!
А второй восторженно воскликнул:
— Эдуард, у них нормальная тяжесть! Здесь наши магнитные башмаки ни к чему!
К ним подошел Ромеро. Он единственный среди нас владеет древними языками. Ромеро пожал каждому руку и поздравил с благополучным причаливанием.
— Надеюсь, вы здоровы? На борту имеются средства от любой хвори.
— Мы здоровы, — ответил первый. — Нас двое: я — Эдуард Камагин, помощник командира, и Василий Громан — штурман. Товарищи наши… они недавно погибли в катастрофе. — Он добавил с волнением: — Почему вы не появились на месяц, всего на месяц раньше?
Ромеро продолжал с тем же радушием:
— Давно стартовали с Земли, дорогие друзья?
На это ответил Громан:
— Не так давно: три года назад.
По площади пронесся гул, мы переглядывались. Ракеты вроде той, что мы приняли, в наше время можно увидеть лишь в музеях.
— Вы забываете, земляки, об эйнштейновом замедлении времени, — весело сказал Камагин. — Чем больше торопилась наша ракета, тем тише плелось бортовое время. Когда мы покидали Землю, шел сорок первый год новой эры. — Он посмотрел на Ромеро. — Не откажите в любезности сообщить, какое сегодня столетие на дворе?
Ромеро ответил:
— Сегодня десятое апреля пятьсот шестьдесят третьего года новой эры!
5
Их все изумляло, этих славных парней, четыреста двадцать лет назад стартовавших в космос и вскоре затерявшихся в его просторах. Они восхищались всем, что видели и о чем слышали. О корабле они сказали: «Летающий остров, вот что это такое!». Их поражало, что внутри звездолета имеются не только машины, но и городок с парком и бассейнами. И они чуть ли не со страхом глядели на нас: наш рост поражал их, пожалуй, больше, чем размеры корабля. А когда они узнали, что мы движемся в сверхсветовой области и превращаем пространство в вещество, в материальные тела, как говорили в их времена, и столь же легко создаем гигантские пустоты из уничтожаемых материальных тел, то решили, что мы шутим. Физика двадцатого века старой эры с ее непониманием вещественности пространства, с преклонением перед необъяснимо предельной для всех тел скоростью света, засела у них в мозгах как гвоздь, мы не могли ее оттуда выдернуть. Громан пробовал даже спорить. Круглолицый, черноволосый, быстрый в словах и движениях, он сильно отличается от медлительного, длинноголового, белокурого Камагина, а оба они еще больше отличаются от любого из нас.
— Мы знали, что вы, наши потомки, далеко уйдете вперед, — сказал Громан, когда ему разъяснили, что такое эффект Танева. — Но такой скачок!..
После того как молодые «предки» отдохнули, они рассказали подробности своего затянувшегося путешествия.
Звездолет «Менделеев», сконструированный для галактических экспедиций, самое совершенное человеческое творение того времени, отчалил от Земли в пятницу 13 августа 41 года новой эры, имея на борту четырнадцать инженеров и двух капитанов — Роберта Листа и Эдуарда Камагина, — всего шестнадцать человек. Съестных припасов и ракетного горючего, включая антивещество, было взято с расчетом пятидесяти лет путешествия. В первые месяцы рейса миновали Солнечную систему, углубились в межзвездные просторы — шли курсом на Сириус. Цель экспедиции состояла в исследовании этой двойной звезды, в частности меньшей, белого карлика с плотностью, в сорок тысяч раз превышающей плотность воды. Рейс должен был взять двадцать пять земных лет. Вскоре после выхода за Солнечную систему, звездолет разогнали до световых величин. Лишь три тысячи километров в секунду отделяли их от светового барьера. Начали действовать околосветовые эффекты — увеличение массы звездолета, замедление бортового времени. А затем произошла катастрофа — удар шального метеорита и взрыв. Та часть звездолета, где хранились запасы антивещества, была уничтожена.
К счастью, корабль разделен на отсеки, и люди не пострадали. Места разрушения были блокированы. Корабль, получивший от взрыва дополнительное ускорение, продолжал мчаться, но уже не в сторону Сириуса, а в созвездие Тельца, к рассеянному скоплению Плеяд. И выправить курс было невозможно, у них не осталось фотонного горючего, не действовали тяговые механизмы.
После первого отчаяния Роберт Лист потребовал от космонавтов, чтоб они взяли себя в руки. Плохо, говорил он, но мы еще не погибли, а это уже хорошо. Времени достаточно — вся их жизнь, имеются механизмы, материалы, лаборатории, будем заделывать повреждения, попытаемся произвести некоторое количество горючего, пусть не фотонного, а простенького, на каком летали первые космонавты. Скорость у нас гигантская, убеждал он, нужно лишь изменить ее направление, может, и удастся вывернуть звездолет назад. Мы еще вернемся на Землю, твердил он, давайте закатывать рукава!
И вот они приступили к труду, продолжавшемуся, по их бортовому времени, около трех лет, а по земному — свыше четырех столетий. Повреждения были заделаны, и тяговые механизмы, ослабленные, но работоспособные, ожидали лишь топлива. Космонавты уже считали дни до пуска двигателей в ход, когда разразилась вторая катастрофа. Камагин и Громан в тот день дежурили в штурманской рубке — лишь они уцелели…
Эдуард Камагин, вспоминая появление светящегося шара, весь побелел, и нам передалось его волнение. Шар возник внезапно, именно возник, а не приблизился, он словно выпрыгнул из небытия, «по щучьему веленью», — это было первое загадочное, что принес он с собою. В пространстве, откуда они уходили и где давно закатилось в невидимость Солнце, нужно было каждый день фотографировать созвездия, чтоб найти к ним курс, когда удастся вывернуть звездолет. Камагин фиксировал внимание на Альдебаране, и вдруг Альдебаран замутился и заплясал, и в поле зрения выпрыгнул пронзительно излучающий зеленоватый шар. Камагин закричал. Весь экипаж кинулся к иллюминаторам.
«Менделеев» несся вплотную у светового барьера, и тем не менее шар настигал звездолет. Он был огромен — светящаяся планетка.
«Эдуард, дай наши позывные! — приказал Лист. — Интересно, корабль это или космическое тело?»
Это были последние слова Листа. Камагин запустил передатчик и фотографирующий автомат обзора. Он не успел отнять пальцев от пульта, как страшная тяжесть вдавила его в приборный щит. Теряя сознание от перегрузки, он услышал вопли товарищей.
Когда Камагин очнулся, шара не было. Проявленные впоследствии снимки также показали его внезапное исчезновение — не удаление, а скачок в небытие. Шар пропал, как будто и не появлялся!
Около Камагина лежал стонущий Громан. Камагин влил ему в рот воды и подтащил к креслу. Немного оправившись, они спустились в лабораторию. На полу лежали окровавленные, изуродованные товарищи: кто погиб от перегрузки, кого придавило рухнувшими предметами. Оживить никого не удалось.
— Мы уложили их в холодильник, — закончил Камагин свое печальное повествование. — Пленки со снимками шара хранятся в сейфе.
На другой день останки космонавтов перенесли на наше кладбище в парке — склеп с прозрачными саркофагами, где в нейтральной атмосфере трупы, нетленные, сохраняются вечно. Гремела траурная музыка двадцатого века, над погибшими склонялось знамя Освобожденного Человечества, найденное на звездолете «Менделеев».
